Я же ни на что большее не претендую, кроме малой доли смысла, только смысла.

Этот весомый и емкий том носит почти нелепое название "Языки культуры" и совсем уж смешной подзаголовок: "Учебное пособие по культурологии", хотя, вероятно, у издателей, выпустивших книгу после смерти автора, не было желания шутить или иронизировать - скорее, сказался страх, издательский страх перед тиражом: книга велика и дорога - кто ее купит, если не снабдить ее подобной рекламой? Опасения напрасны, поскольку книга - поправим морфологию - великая и драгоценная, ни о какой убыточности издания не может быть и речи, это то, что называется "литературный памятник", тираж в 3500 экземпляров для него - ничтожен и может быть оправдан только как первый, открывающий череду расширенных, дополненных и исправленных переизданий. Не "языки культуры", но ее основания и начала, не учебное пособие, а "полное, глубокое удовольствованное знание". Допустимо ли говорить так о написанном еще здесь, по сю сторону, не оттуда продиктованному? Не кощунство ли? Ни в малейшей степени.

Безвременная кончина и ни одной опубликованной книги на шестом десятке - это жестокая цена свободы, которую он обрел один, сам, еще в юношеские годы, когда только ленивый не говорит о свободе, вернее, о несвободе, связывая "восторги упования" с неведомыми, но непременно тотальными социальными переменами. Слушать музыку, жить порядком музыки, всем существом понимать смысл этого порядка как смысл вещей, смысл жизни - это был редкостный дар; повинуясь дару, он выучился описывать и писать музыку словами и мыслями, не картинами и вздохами, как романтические писатели и консерваторские конферансье, а целостными идеями, которые можно раскрыть только в широком художественном и житейском контексте, - так складывалась его собственная культурология: смысл любого творения неуловим и выверен, как в музыке, прихотлив на поверхности и деспотически точен в глубинном истоке. Так появляются фундаментальные концепции А. В. Михайлова, опубликованные как концертные выступления в юбилейных сборниках, в комментариях и сопроводительных материалах - вступления, послесловия, интерпретации, транскрипции.

Романтизм, реализм, барокко, эмблематика, риторика, вещественность, духовность, истина поэтического - все слова знакомые, не новые, заезженные исполнителями. А. В. Михайлов никогда не был исполнителем, в любом своем выступлении он был автором - автором слов, которые употреблял, автором текстов, даже тех, что публиковались как переводы. "Оригинальный ум" - этот титул присваивается значительно чаще, чем рождаются феномены, отвечающие такому именованию. А. В. Михайлов обладал действительно неповторимой самобытностью, внушавшей кому-то недоумение и неприязнь, кому-то неизъяснимое восхищение, кому-то ревность и зависть. Многие жаловались на невнятность его стиля как в авторских текстах, так и в переводах, не чувствуя за этой невнятностью словес железную логику музыкальной речи, где выводы не записываются лозунгами, будь то на скрижалях души, будь то на трафаретах ведомственных циркуляров, но оседают опытом прожитых мгновений: слушайте и не говорите, что вы этого никогда не слышали. Работы А. В. Михайлова так или иначе всегда лекции (слушанья), особенно когда они посвящены музыкальным произведениям или школам, но также и литературе, и философии; за ними достаточно и необходимо следовать слухом, а не глазом, напрягая и упражняя память, а не воображение, даже когда речь идет о заведомо зрительном - о живописи, скажем, Каспара Давида Фридриха. Память - потому что эрудиция автора колоссальна и далеко не всегда это стандартный джентльменский набор, чтобы понимать, приходится многое запоминать, как впервые услышанное, - на будущее. Слух - потому что правда здесь в убедительности созвучий, а не в доходчивости формулировок. Не как пособие по культурологии, а как возможность приобщиться к тому, что для легкости общения называется культурой, книга бесценна и незаменима.

Составителям хотелось представить наследие Михайлова как можно полнее, поэтому книга получилась пестрой и нестройной. Это не авторская книга, а своего рода компакт-диск. Отдельные вещи в ней последовательно сменяют друг друга, а не следуют одна за другой и - еще менее - одна из другой. Если обратить внимание на библиографический указатель трудов - видно, как много их осталось за рамками предложенного издания и каким многообещающим может быть следующий том.

Кем был А. В. Михайлов прежде всего? Филологом-германистом, музыкальным критиком, теоретиком литературы, философом искусства? Хочется ответить как Гамлет: он человеком был. Чтобы сказать этим все и ничего. Во всех областях знания, творчества, мысли, где бы он ни выступал, он становился заметен и первенствовал, нимало не заботясь о приоритете. Широко известный и чтимый в Германии, он был бы внушительным немецким профессором, если бы не был русским писателем, глубоко достоверным специфически российской достоверностью крайних решений. Когда свобода радостно встретила всех у входа в катастрофическую непредсказуемость, вокруг Михайлова все чаще можно было видеть консервативно настроенных мудрецов отечественной культуры, что навлекло на него немилость новоявленных демократов (не путать с поборниками гуманистических завоеваний зарубежных гуманистических институтов). Проклятый бывшими друзьями, осаждаемый непрошеными поклонниками из стана "патриотов" (не путать с теми, для кого судьба отчизны важнее собственного благополучия и самой жизни), он терпеливо и с достоинством ждал истинного признания на родине и не дождался. Отлученный при жизни от любимого им университета, аспирантуру в котором когда-то оставил, не защитив диссертации - потому что слушал уже тогда только внутреннюю музыку неотъемлемой свободы самосознания, - он сегодня возвращается ко всем, кто лишен был возможности учиться у него тогда, кто отныне сможет его слушать впредь. Учиться не жалеть времени жизни и жизненных сил ради знания и самого тяжелого из земных трудов - понимания, постижения смысла, а это и есть культура, - не приобретать, не обогащаться знаниями ради успеха, но иметь мужество смотреть правде в глаза на любом рубеже, информированная храбрость, бесконечно информированная храбрость - вот что такое культура или, как теперь любят говорить, интеллигентность. Кроме года и страны рождения, пожалуй, не найдешь иных точек соприкосновения между А. В. Михайловым и В. С. Высоцким, но "Прерванный полет" от слова и до слова и о Михайлове. Смешно, не правда ли?

А. Белкина

Книга на вчера: