Хотя название недавно открытой серии - "Новый французский роман" - вызывает ассоциации с Роб-Грийе, следует иметь в виду, что никакой явной связи здесь не наблюдается. В отличие от понятия, введенного Роб-Грийе, в данном случае новизна носит хронологический характер. То есть подразумевается, что в этой серии будут публиковаться переводы "свежих", недавно вышедших во Франции произведений.

Сегодня в магазинах можно найти уже три книги, изданные в рамках этого проекта. И если Катрин Кюссе и Гуго Прадье - это (в литературном смысле) молодые писатели, выступающие с первым или вторым романом, то в случае с Патриком Модиано мы имеем дело с новым текстом уже весьма известного автора, утвердившего свое имя почти двумя десятками произведений.

Название романа Модиано некоторым образом соотносится с литературной судьбой самого автора, ибо появлению новой книги в 1996 году предшествовал весьма длительный период "безмолвия". (Хотя, конечно, литература - не поп-музыка, где за пять лет бездействия может быть забыт даже очень талантливый человек.) Национальной премией в области литературы французы выразили признательность "заговорившему" писателю.

Интересной особенностью издания является и то, что перевод сделан господином Жаком Петивером, то есть соотечественником Модиано.

"Из глубин..." - это произведение, вошедшее в мою память главным образом своими беспокойными интонациями. Жизнь героя, с какой бы временной точки он ее ни осматривал (а в романе есть три таких точки: когда рассказчику 20, 35 и 50 лет), в ретроспекции кажется ему набором неверных нот, неправильно исполненной мелодией, и ото всей ее нелепой партитуры он был бы рад избавиться. Иногда это ему удается - безо всякого сожаления сбрасывает он со своих плеч очередной период жизни, как змея - свою кожу. Но после такой процедуры - это же не кожа, и мы не змеи - легкость освобождения быстро оборачивается пустотой и болью, и затем "на помощь" приходят еще несколько бессмысленно прожитых лет.

Прожить полвека, после каждого шага испытывая все то же желание элиминировать из своей памяти каждый прожитый момент. Не мука ли это? Единственное, что герой хотел бы оставить при себе, - это события тридцатилетней давности, начавшиеся со знакомства в Париже с одной странной парой. Эта история нарисована такими нечеткими штрихами, что вдруг начинает казаться, будто автор предлагает нам детективный роман. Но нет. Впрочем, писатель, думается, сознательно удерживает эту детективную атмосферу. Она необходима ему как скрепляющий материал для всех тех отрывочных и не очень ярких сцен, из которых составляется произведение; атмосфера усугубляется до тех пор, пока мы, переместившись с автором в середину 90-х, не обнаруживаем, что детективность была на деле лишь ощущением тревожности и непостоянства существования. Ощущение это усиливается образом загадочной девушки Жаклин - выписанном очень робко, и так же осторожно автор пишет о "своих" чувствах по отношению к ней, словно, несмотря на все время, проведенное с Жаклин, он знает ее не больше, чем в первый день знакомства. Жаклин - единственный человек, об утрате которого жалеет герой. Исчезая, появляясь и снова исчезая как призрак, она лишь еще ярче освещает повествователю бессвязность прожитой им жизни.

Из Парижа герои перебираются в Лондон, который, как немного позже выясняется, вот-вот собирается "засвинговать" - то есть речь скорее всего о лете 1966-го. И здесь Модиано мог бы дать более четкую или развернутую картину, остановиться на характере изображаемого времени - но и эти сцены проскальзывают мимо, как преследуемые безжалостным разумом воспоминания. Разум давно уже посоветовал им не появляться, но все же они приходят каждый день - украдкой, по просьбе сердца.

Вся эта недочерченность, беглость представляется мне средством передачи безнадежной усталости, владеющей героем, - словно нет у него ни желания, ни сил вдаваться в подробности. Он был бы рад передать всю историю в одном-единственном вздохе, но он и так, похоже, сделал все, что мог.

Александр Зайцев

Книга на вчера: