Russian Journal winkoimacdos
15.07.98
Содержание
www.russ.ru www.russ.ru
Книга на завтра архивпоискотзыв

Виктор Ерофеев
Пять рек жизни: Роман-река

Виктор Ерофеев. Пять рек жизни: Роман-река. Книга сказочных путешествий. - М.: Подкова, 1998. - 200 с.; тираж 20 000 экз.; ISBN 5-89517-022-6.

В ПЕН-Центре 30 июня состоялась презентация новой книги Виктора Ерофеева "Пять рек жизни". Неискушенный покупатель, подходя к книжным полкам магазина, сразу обратит внимание на оригинальную картинку суперобложки, не менее привлекательную, чем с обложки ранее изданной книги "Мужчины".

"Пять рек жизни" - о путешествиях. Путешествиях по главным рекам мира - Волге, Рейну, Гангу, Миссисипи и Нигеру. Последняя река наиболее экзотична для русского человека, но - где проплыл писатель, там теперь плывет и читатель. Ерофеев провозглашает новую эру в литературе, связанной не столько с путешествиями, что уже давно не ново, а с тем жанром, который, по мнению автора, позволяет сделать доселе неведомые открытия неба, людей, Земли - всего того, что можно назвать жизнью. В статье "Русские цветы зла" (1996) Ерофеев пишет: "Итак, зло самовыразилось. Литература зла сделала свое дело. Онтологический рынок зла затоваривается, бокал до краев наполнился черной жидкостью. Что дальше?" (с. 250). А дальше - "Пять рек жизни".

Ерофеев заметил на презентации, что после поездки по Волге ему не хотелось путешествовать по другим рекам: зачем, если воображение и дар художественного слова способны создать остальные маршруты? Но он поплыл.

Он четко обозначил жанр: "Роман-река. Книга сказочных путешествий". При изобилии оригинальных выдумок писателей, сочиняющих в конце ХХ века, такой жанр не может остаться незамеченным. Любознательного читателя, сознание которого переполнено всевозможными литературными и киноассоциациями, намерение автора заставляет с нетерпением открыть книгу в поисках того нового, что заявлено столь необычным жанром.

Сказать, что это "сказочные путешествия", значит - в случае с новым романом - только одно: неудавшуюся попытку авторского понимания проделанных перемещений по рекам. Или, что то же самое, неловкое "преодоление предательства замысла" (с. 92). Ерофеев пишет, что "смысл этого преодоления предательства каждый раз прочитывается по-новому" (там же). Но прочитывается кем? Автором - и тогда перед нами снова "роман-река", в котором величие заявленного не соотносится с тем промежуточным положением, в которое непроизвольно попадает Ерофеев между записками натуралиста и нелепыми "сказочными" сценами расстрела людей и крокодилов.

Стремление автора найти "пятую реку" подтвердилось лишь фактом выхода книги тиражом 20 тысяч экземпляров. И не более того. Поиски "золотого руна" увенчались успехом только для написавшего. И хорошо изданная книга - тому подтверждение. Ерофеев увлекается лексикой, которую используют подростки. Так вот: "Жизнь удалась" (с. 111).

О чем бы ни было сказано в романе - о Берлинской стене, новой религии сверхсчастья, нацизме, России, - ни одна из тем не прозвучала сколько-нибудь ясно и отчетливо. Навык чтения, приобретенный почитателями ерофеевского слога, остается здесь невостребованным. Читателю не нужно следить за хитросплетениями сюжетных коллизий или за тем, к кому из персонажей относятся произнесенные слова. Диалоги выстроены традиционно: "он сказал", "она ответила". А те, кто желает найти в тексте привычную для автора нецензурщину, будут разочарованы. Однако уместность употребления такого рода слов можно не без удовольствия отметить.

Опасение перед пафосом общих мест преследуют автора на каждой реке. И текст воспринимается как попытка избежать "риторики и прочего дискурса" (с. 153), что приводит к тому, что преодоленные стереотипы заменены на другие, не менее известные и ложные.

Ерофеев расширил топологическое пространство своего романа. "Русская красавица" - это "недалеко от Москвы", "Страшный Суд" - уже Америка, а "пять рек жизни" - весь мир. Для путешествия по всему миру он выбрал "немку-для-русского", капитана с помощником и некую Лору Павловну. Команда, да и само путешествие напоминают об охоте на Снарка, в которой ни один из участников не представлял собой что-то определенное. Такая аморфность героев придает повествованию некоторую бессмысленность.

Текст выступает как осуществление непрекращающихся путешествий вглубь себя, которые для Ерофеева напрямую связаны с поисками явленного трансцендентного. Это крещение и бега по полю в "Русской красавице", Сисин как сын Христа и, соответственно, внук Бога в "Страшном Суде". В таком ряду обращение к восточным религиям, которые в романе "Пять рек жизни" представлены в большом количестве, выглядит простым перечислением. Но Ерофеев стремится к созданию новой маски Бога, которая соединила бы в себе все верования. Эпиграф к книге: "Бог - един". И подпись: "(Бог)". Надо ли путешествовать, когда уже решено, что "Бог - един", и подпись соответствует оригиналу? Рассуждения автора о смысле творчества, который открылся ему на реке Ганг, до поездки и после так и остается сокрытым. И не только для читателя, но и для самого автора. Сравнения, используемые Ерофеевым, весьма незамысловаты: "Ганг, как и творчество, есть конфликт между замыслом и исполнением. Нечистоты, которые обрушиваются в Ганг, начиная с первого города в горах, Уттаракши, и кончая Калькуттой, суть нечистоты отношения к замыслу" (с. 90).

Итак, "Пять рек жизни" - роман неосуществленного замысла, который, несмотря на все старания автора преодолеть отчуждение путешествия как непривычного европейского действия для русского человека, так и оставил за бортом осмысление и труд понимания.

Евгения Абрамова

книга на вчера Отзыв книжные обзоры

www.russ.ru Содержание РЖ Архив Форумы Антологии Книга на завтра Пушкин Объявления Досье
Бессрочная ссылка Новости электронных библиотек Монокль Пегас Light Русский университет
© Русский Журнал, 1998 russ@russ.ru
www.russ.ru www.russ.ru