14.09.1998

Михаил Успенский
Устав соколиной охоты: Роман, повесть, рассказы

СПб.: Азбука-Терра, 1998. - 416 с.

Я давно заметил, что критика не любит книги, которые любит народ.

Возможно, происходит это потому, что критики, причисляющие себя к элите, народ не любят. И потому, может быть, испытывают иррациональное презрение к писателям, которые сдались на милость массового вкуса. Такой своеобразный эдипов комплекс: массолит обеспечивает жизнь всей индустрии, а мы его за это вгоняем в гроб.

Вместе с тем расхожее представление, что за вульгарно раскрашенными обложками скрывается плохая литература, далеко от истины. Мы уже писали, например, о романах Михаила Успенского "Там, где нас нет" и "Время оно" - а ведь действительно, ничего более остроумного не было издано со времен всенародно любимого фантастического романа братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу". Критика же продолжает обходить вниманием творчество Успенского, о чем свидетельствует, кстати, и подборка рецензий Русского Журнала.

Но сейчас я оставлю в стороне и то, что Успенский - мастер пера, и даже то, что его сказочная проза по концентрации юмора близка к жанру анекдота. Любой пишущий знает: ничто не дается так трудно, как эта кажущаяся простота и легкость. Интереснее другое: таинство смешного в России конца XX века.

Феномен Успенского возник на волне успеха "Там, где нас нет". Все остальные его книги - и те, что написаны до, и те, что после, - издатели снабжают припиской: автор романа "Там, где нас нет". Но нетрудно заметить, что и сам этот роман далеко не однозначен. Сказочное повествование о приключениях и мытарствах русского богатыря Жихаря, Безымянного Принца (в котором легко узнается король Артур), библейского царя Соломона, пытающихся зачем-то разомкнуть проклятый Круг Времени, заставляет веселиться на грани истерики. Я не ошибся в выборе определения, потому что от знаменитого "Понедельника..." "Там, где нас нет" отличается... почти полным отсутствием социальной составляющей, которая у Стругацких все же была очень сильна. Пожалуй, единственным "совпадением" пространств романа Успенского с жизнью за окном является абсурд происходящего. Что, конечно, мало для всенародной популярности.

В общем, читая Успенского, и либерал и коммунист нисколько не оскорбятся за свои убеждения. Эта странность критикой была прочувствована: Успенского даже объявили постмодернистом, что, безусловно, неверно. Можно предположить, что либо его главный роман впереди, либо "Там, где нас нет" произведен из отходов производства, являя собой метод в чистом виде.

В каком-то смысле все встало на свои места, когда были опубликованы и продолжение популярного романа - "Время оно", и ранние произведения. Как и ожидалось, "Время оно" оказалось чуть менее остроумно, чуть менее смешно, более философично и гораздо более мизантропично. С богатырем Жихарем произошли престранные вещи. Годы правления народного любимца принесли державе один разор. Мало того, что он просто не занимался государственными делами (а какой государственный человек на Руси занимается государственными делами?), так еще сначала запил горькую, а потом заложил, в буквальном смысле этого слова, свою славу - добрую и худую, сразу превратившись в невзрачную, безродную личность. Сюжет романа и канва приключений - гм... поиски идентичности.

Но еще больше приоткрыли мировоззренческий багаж Успенского ранние произведения. В большинстве случаев читать их "во время оно" - которое, нет сомнения, наступило - нельзя. Созданные в последние предперестроечные или ранние перестроечные годы, они содержат весь джентльменский набор интеллигентских демократических ценностей и выпадов против партноменклатуры (багаж этот оказался абсолютно ненужным для будущего, но не о том речь). Становится очевидно, что Успенский, как и каждый, кто "корнями оттуда" - из романтического времени бескорыстного ожидания перемен, - сам при нынешних обстоятельствах находится в поисках идентичности.

Но что-то подсказывает, что потенциал писателя достаточно велик и эти поиски увенчаются успехом. В какой-то мере это доказал сборник "Устав соколиной охоты", изданный мизерным "для кавалера всех литературных премий в области фантастики" тиражом. В него входят роман "Дорогой товарищ король" (1992), лубочный детектив "Устав соколиной охоты" и сатирическая повесть "В ночь с пятого на десятое" (к сожалению, не датированные).

Как и другие произведения Успенского, это такие кафкианские путешествия. Как куда-то отправлялся Жихарь (нам так и не удалось узнать, разомкнул ли он проклятый Круг Времени и что бы это дало), проваливается в сказочное подпространство член КПСС Востромырдин, а за ним отправляются сантехники-диссиденты и два гэбэшника ("Дорогой товарищ король"), ищут опричники царя Алексея Михайловича смутьяна Ивана Щура и, естественно, находят, но все вместе продолжают двигаться дальше в неизвестном направлении. Ищет, кому пожаловаться - на тех, кто выползает и пьет кровь по ночам - попросту, на клопов, - герой повести "В ночь с пятого на десятое", но теряется в недрах бюрократического космоса.

Интересно, что в этих путешествиях на сей раз участвуют не то чтобы отрицательные, но не положительные герои, однако по ходу дела их "востромырдинские сущности" потихоньку стираются, и мы невольно начинаем сопереживать актерам "перманентной советской трагикомедии" (мы ж по сути ничем от них не отличаемся!). Понятно, что "советской" здесь - это определение стиля.

С трудом вырвавшись из одного сказочного пространства ("Дорогой товарищ король"), провокатор Шмурло и убивец Деряба - оба гэбэшники - попадают в другое, еще более сказочное: обгоревший остов "Икаруса", Новый Афон без света, где-то вдали тарахтят автоматные очереди.

"- Куда-то мы не туда пришли, - сказал Деряба.

- Туда-туда, - уверил Миканор. - Вот влево немножко подвинемся - там хорошая женщина живет. Библиотекарь. Наташей зовут...

- Подруги есть? - с надеждой спросил Шмурло".

Запихнув в конце концов в яму средневековых киллеров Ваську и Авдюшку, смутьян Щур говорит царю: "Это не я их в яму посадил. Это ты их в яму посадил. Им бы цены в другое время не было, Ваське и Авдюшке, а ты из людей псов сотворил…"

Протратил жизнь, но никакой помощи не получил герой повести "В ночь с пятого на десятое" в универсальной русской Управе и уж совсем решил с клопов перейти на бюрократов. "Сложил все в авоську, в табачном киоске на последнюю копейку взял спичек и пошел в сторону Управы. Прохожие не обращали на меня внимание. Подумаешь, идет какой-то выживший из ума старец и бормочет: - Ни один не должен выползти! Ни один! Но, подойдя к зданию, я вспомнил, что в нем есть еще и четные этажи, где мне не сделали ничего плохого".

Вот это неожиданное сострадание сказало об Успенском больше, чем сказочно-успешная продажа "Там, где нас нет", и прозвучало оно так позабыто по-русски! А ведь именно этого так не хватает - и в жизни, и в литературе!

Сергей Митрофанов
mitron@rinet.ru

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru