5.11.98

Л. И. Таруашвили
Тектоника визуального образа в поэзии античности и христианской Европы: к вопросу о культурно-исторических предпосылках ордерного зодчества

- М.: "Языки русской культуры", 1998.

Со смешанными чувствами закрываешь объемный том, изданный - при тираже 1200 экземпляров - с исполненной достоинства роскошью: картон, коленкор цвета терракоты. Замечательно, что в смутное наше время пишут и издают книги, столь откровенно отчужденные от злобы дня. Пока это происходит, нас очередным кряду кризисом не возьмешь. Смущает другое. Леонид Иосифович Таруашвили - ученый опытный и солидный. Одним из рецензентов согласился стать М. Л. Гаспаров, что и побудило меня зарыться в текст. Отчего же книга оставляет чувство недоумения?

В 70-е годы была мода на долгие названия. До сих пор помню поименование одной британской пьесы - "Бедный, бедный мой папаша в шкаф засунут был мамашей - там пришел ему конец". Смотреть спектакль не вполне обязательно. Достаточно названия. Книга Таруашвили производит несколько сходное впечатление. Без протеста можно процитировать из начального текста, названного "вместо предисловия":

"В схематизированном для краткости виде основные положения нашей работы можно передать следующим образом:

"1. Непременным условием того, что в античной Греции возникла и оформилась сложная и вместе с тем целостная система архитектурного ордера, явилась особая предрасположенность человека античной культуры к тектонике...

2. ... пришедшая на смену античной культуре культура христианской Европы упраздняет в своих носителях и эту психическую установку, заменив ее эстетической предрасположенностью к категории, прямо противоположной тектонике, - к атектоническому...

3. Возрождаться ордер начинает только тогда, когда развитие европейской цивилизации, и прежде всего ее государственно-правовых форм, постепенно усиливает потребность общества в гражданине, т.е. в человеке, психическому складу которого должны быть в высокой степени свойственны дисциплина чувств и способность к самоконтролю...

4. Европа вновь обрела ордер исключительно благодаря античным памятникам - архитектурным и архитектурно-теоретическим (Витрувий), - а также энтузиазму и усердию тех, кто эти памятники тогда изучал...

5. Таким образом, роль антикварно-археологических штудий в новоевропейской истории зодчества невозможно переоценить. Из этого, как мы полагаем, следует важная рекомендация для дальнейших исследований в области истории архитектуры XV - XIX вв..." (Прошу верить, что купюры сделаны исключительно из соображений экономии места и не искажают смысл сказанного).

Говоря несколько грубовато, все это - банальность со времен Джорджо Вазари.

320 страниц спустя: "Два принципиально важных уже в более широком культурологическом плане вывода.

1. Приобретение послеантичной Европой архитектурного ордера было в собственном смысле слова усвоением, т.е. превращением сущностно, органически чужого в свое собственное, и, следовательно, не могло реализоваться иначе как в процессе преодоления коллективным реципиентом своей культурно-исторической заданности.

2. Это, в свою очередь, должно означать, что в европейской истории ордера акт цивилизации (т.е. волевое самоопределение культурного типа, осуществленное с опорой на антикварную науку) каузально предшествовал акту культуры (т.е. реализованному в архитектурном творчестве самовыражению преодолевшей себя самое духовной сущности), а значит, цивилизация и культура - вопреки разделявшейся многими теоретиками культуры идее об их несовместимости - в процессе усвоения ордера действовали совместно".

Сказано весьма учено - в лучшей традиции современной французской философской школы, умудряющейся вот уж лет тридцать с чрезвычайным многословием не говорить ничего существенного. Противопоставление культуры и цивилизации с предвоенных еще трудов Анри Пиренна и Льюиса Мамфорда стало не более чем дурным тоном. Что такое культурно-историческая заданность коллективного реципиента, честно говоря, вопрошать не хочется.

А что же в толстенном промежутке между цитируемыми фрагментами?

Великое множество то кратких, то протяженных названий глав и разделов, а в них - как у Виссариона Белинского - цитаты из полутора сотен сочинителей - античных, средневековых, ренессансных и постренессансных. Под цитатами - более ли менее (скорее более, так что приводить какой-то один случайный пример затруднительно) протяженные интерпретации, тавтологичные по смыслу оригиналу.

Вячеслав Глазычев
glaz@russ.ru

Поиск книги в магазине "о3он":

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru