7.01.99

Клех И.
Инцидент с классиком. Рассказы и эссе

- М.: Соло, Новое литературное обозрение, 1998. - 256 с.; тираж не указан.

Имя Игоря Клеха, писателя, отличающегося яркой индивидуальностью, особого рода эстетическим радикализмом, пока нельзя назвать широко известным массовому читателю. Настоящее издание - его первая книга - включает в себя произведения, написанные в 70-90-е годы.

Все они, несмотря на упомянутое в заголовке разделение на рассказы и эссе, написаны в эссеистическом стиле. Что-то среднее между публицистикой и заметками на полях. "Нет проблемы, о чем писать - у всех есть о чем, - есть проблема жанра, открытия формы". Автор исповедует полный отказ от сюжета, постепенно происходит формирование некоего особого стиля, объединяющего журналистский профессионализм (помимо собственно литературной деятельности Клех занимается рецензированием) и необыкновенную наблюдательность.

Впрочем, наблюдательность - это не слишком точное определение. Он будто подмечает нечто определяющее, какую-то черту, свойство человека, предмета, явления, и, отталкиваясь от этого, занимается увлекательными интеллектуальными построениями, перемежая собственные выводы со сведениями об описываемом объекте, фактами из его "истории". Вообще, в книге нашли отражение многие значительные события мировой истории, культурной жизни общества, от деятельности ордена иезуитов до "Списка Шиндлера".

Все это подразумевает работу в широком информационном пространстве, но совсем не обязательно существование внутри литературного процесса. Тем не менее, стремление быть к нему причастным не отпускает автора далеко от известных имен прошлого и малоизвестных имен настоящего. Гоголь, Бабель, Кафка, Шульц и многие другие не покидают его, и неминуемо "биография... торчит из текстов, бесцеремонно раздвигает их локтями, сквозит в зазорах между буквами...". Только в данном случае это чаще всего "чужая" биография, биография тех великих, от жизни которых не "отключается" автор.

Или и вовсе история русской литературы (вернее, опять же история русских писателей), разложенная - не по полочкам - по фамилиям.

Все происходит на фоне вполне конкретного географического пространства: Миргород и Полтава - для Гоголя, Польша - для Шульца, Чехия - для Кафки, Львов - для Швеца, и вообще, всегда - Львов, и, наконец, Москва - для себя, ибо "есть нечто в Москве, этой "мировой деревне" в буквальном смысле, кроме людей, что дает надежду на будущее ее и ее обитателей".

Несмотря на то, что автор как-то не вписывается в литературный процесс, он активно пользуется приемами 70-х (в конце концов, все - дети своего времени), осмысляя некоторые значимые явления внешней и внутренней жизни в терминах эротического характера: взаимоотношения народа и партии, например ("Колбаса как политическая величина"). Вообще, советская действительность довольно сильно отпечаталась в сознании автора, отсюда - попытки объяснить природу тоталитаризма, с привлечением не только отечественных, но и взятых у мировой истории примеров (Гитлер, Чаушеску).

Также в духе 70-х стремление одинокого, тоскующего сознания к более сильным ощущениям, чтобы поверить в преодоленность одиночества ("Die erotiesche MTC"). Примерно такое же стремление "превозмочь межчеловеческий холод", но тут уже "ощущением сытости и теплоты", автор обнаруживает у других (опять имена и биографии), и снова оказывается вне времени и литературы ("Профессор кислых щей, или Homage Вильяму Похлебкину").

Поскольку в 70-е литература развивалась в тесной связи с изобразительным искусством, параллельно с ним и в известной степени зависимости от него, образовывалось как бы единое семантическое поле, автор уделяет внимание и своим "коллегам"-художникам ("Аксинин как культурный враг", "Двадцать лет Львовского витража"). Далее в поле зрения попадает фотография ("Правда о фотографии"), кино ("Кино как Сон и Мировой Театр").

В общем, книга представляет собой калейдоскоп впечатлений о жизни, жизни конкретного человека и той части жизни всего человечества, которая так или иначе имела отношение к этому человеку - автору - или к которой автор так или иначе хотел бы иметь отношение. Все эти впечатления предстают перед читателем сквозь призму авторского зрения, избирательного, умеющего преобразить избранное, и таким образом создать яркое представление об описываемом явлении.

Если вторая половина книги (исключая самую последнюю часть) предназначена для хорошо информированного в культурном отношении читателя, то первые и VI части подразумевают способность полностью погрузиться в мир образов Игоря Клеха, и тут уж каждый должен сам рассчитывать свои силы.

Светлана Джакупова

Поиск книги в магазине "о3он":

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru