Эрих Голлербах
Эрих Голлербах. Встречи и впечатления
ИНАПРЕСС, 1998. - 568 с.; илл.; тираж 2200 экз.; ISBN 5-87135-064-Х
"...Что такое, в большинстве случаев, рецензия, как не "плевок с горы"? Неизвестно, зачем и почему захочется человеку плюнуть (от избытка слюны, что ли?), и он плюет... С "высоты" газеты или журнала это так удобно: почти недосягаем, почти ненаказуем. И так "эффектно": вокруг - зрители, всегда готовые повеселиться..."
Более или менее отчетливо голос Эриха Голлербаха стал доноситься до современного литературоведа совсем недавно, сначала в виде двух небольших книжечек, изданных в начале девяностых, но в большей степени присутствовал, как эхо, в многочисленных комментариях к В.В.Розанову и к его современникам - М.Кузмину, Пясту, Бенедикту Лифшицу, В.Шкловскому и многим другим.
Зрители, готовые безнаказанно повеселиться, могут теперь вспомнить о себе, как о читателях мемуарной прозы, и не без удовольствия дополнить свое представление о серебряной эпохе двадцатого века с помощью "историка искусств, прозаика и оригинального поэта" - как написано в аннотации к довольно объемной книге Эриха Федоровича Голлербаха, вышедшей недавно в издательстве ИНАПРЕСС под редакцией питерского поэта Николая Кононова и составленной родственником автора - Евгением Голлербахом.
Автобиографическая книга Встречи и впечатления начинается с главы под названием Разъединенное (рифма к произведению Розанова), с воспоминаний о детстве, проведенном в Царском Селе:
"...Уже везут извозчики с первого поезда заночевавших в Питере кутил, покачивается в коляске сонный кирасир, за ним трясутся двое штатских, один без шляпы, у другого расстегнут жилет. Маленький чиновник торопится на станцию, прижимает к груди портфель, делает ручкой проезжающим знакомцам. Прислуга генерала Мердера прогуливает огромного дога. Спешит на занятия тонкий, прямой, как жердь, гимназист, за ним вдогонку бежит другой, в ранце у него громыхают книжки: "Гумилев, подожди, куда ты гонишься?" Тот поворачивает свою узкую, на длинной шее, голову, щурит раскосые светлые глаза: "Pardon, я вовсе не спешу, но и опаздывать не желаю..." Он смотрит на другую сторону улицы, где стрекочут смешливые гимназистки, стекаясь к подъезду Мариинки, где, взявшись за руки, поджидают кого-то чернокосые хохлушки - сестры Горенко, Инна и Анна. Младшая, Анна, худенькая девочка с крутым и резким профилем, - гордость подруг и домашних, она пишет стихи, об этом знает весь мир и неудивительно, что гимназисты при виде ее замедляют шаг, шепчутся и пощипывают проблематические усы."
Вот в такой чудесной атмосфере подрастал маленький Эрих, сын кондитера и дочери владельца мебельной фабрики. Теперь уже не важно, видел ли он на самом деле описанную выше картину (скорее всего - придумал), важно другое - он мог это видеть.
Воспоминания детства... Сад, примыкающий к Лицею, открытие памятника Пушкину, бабушкин флигель, гимназия и новый окружной инспектор Иннокентий Федорович Анненский, первый в жизни Голлербаха "настоящий, "живой" поэт.
И - началось...
Лютеранин, двадцати лет от роду, "ослепленный величием буддистской религии", он написал в Департамент иностранных вероисповеданий заявление о своем переходе в буддизм.
Антисемит Розанов вздрогнул при знакомстве с Голлербахом. "Не еврей?" Немец. Голлербах стал близким другом и учеником Василия Розанова, его первым биографом, исследователем и пропагандистом его творчества. Имени Розанова, так или иначе, посвящена большая часть книги. Дело Розанова стало для Голлербаха делом, что называется, жизни...
Но нас-то, веселых и недосягаемых зрителей, интересуют все больше другие встречи, хотя бы вот эта очередь за супом в Доме Литераторов...
"Чахлый Георгий Иванов - жалкая пародия на Оскара Уайльда..."
"Поодаль, у окна, жадно и сосредоточенно ест Пяст."
"Вас. Ив. Немирович-Данченко... - как он хорош и галантен, когда с усилием встает со стула и, поспешно стирая с бакенбардов следы пшенной каши, склоняется к ручке некогда знаменитой М.М.Петипа!.."
"Иногда приятно послушать Гумилева, но его менторский, самоуверенный тон скоро приедается."
"Интереснее говорить с Мандельштамом - он немножко бестолковый..."
"Больше всего я люблю встречаться здесь с Кузьминым."
Вот так или примерно так начинается третья часть книги - собственно Встречи и впечатления. Блок, Александр Бенуа, Иннокентий Анненский, Кустодиев, Сологуб, Волошин...
Записные книжки Голлербаха нужно читать между строк. И почаще обращаться к разделу Комментарии, который, впрочем, бывает чересчур подробен, вплоть до - "Иосиф Виссарионович Джугашвили (псевдоним Сталин, 1878-1953) - коммунистический партийный, политический и административный деятель, возглавлявший советское государство с 1922 по 1953 гг."... Или Пастернак, Котовский (лысый), Бурлюк, Менделеев, Шевченко, Горький и Хлебников. Кто они?.. Никто не знает. Но об этом подробно расскажут Комментарии.
Но гораздо чаще читателю, заинтригованному нелестным отзывом о "поэте Х", "художнике У", господине Е", приходится лезть в Комментарии и обнаруживать там "Имеется в виду... такой-то".
Уроки, полученные у Розанова, не прошли даром. Голлербах обратился к "спорадическому" творчеству писателя-эссеиста. Или лучше скажем так: к эссеистическому творчеству писателя-спорадиста. Самая обширная и заключительная глава в книге - Медитата. Она же самая интересная.
Замечательно, что острый язык этих коротеньких реприз ничуть не уступает сегодняшним авторам - тому же М.Безродному или М.Эпштейну (чья книжка лежит в очереди на мой следующий обзор).
Все, как известно, привлекает взгляд спорадиста-эссеиста - любая мелочь: дуновение ветра, обгоревшая спичка, выеденное яйцо, - все может служить материалом для взыскующего ума и витиеватых размышлений.
Как же тут человеку, ослепленному когда-то буддизмом, не порассуждать о Пустоте, до сих пор волнующей умы современников! О снах, о причудах речи (Голлербах заикался), о гипнозе, о собственных похоронах, о смехе ("Христос никогда не смеялся"), растительности на лице, луне и звездах, и тут же - об эротических свойствах бананов, поставки которых в конце 30-х годов в Ленинград имели, как выясняется из Комментариев, характер политической акции. Вообще, много размышлений об Эросе. Например, рассуждения об эстетике женского крупа.
"Портреты".
Футуристов решительно не любит. Строки, посвященные им, называются Страница бреда: "Что осталось на этой полустертой странице? Ранний Маяковский (без особых оговорок), дикий Хлебников (с оговорками) - и только".
Или Елейный Клюев: "Клюев умер в ссылке. В свое время он писал: "Есть в Ленине керженский дух, / игуменский окрик в декретах..." Это печаталось, и Клюев думал: "Ага, клюнуло!" Но клевало только до поры до времени. Скоро он был убран. Повода не искали: очищали Ленинград от педерастов".
Вот так. Жестоко и честно.
Голлербаха тоже арестовали. Но по другой статье. Потом отпустили. Прожил он сорок семь лет. Мало. Но, видимо, достаточно для того, чтобы заслужить славу въедливого свидетеля эпохи.
Смотри также:
Поиск книги в магазине "о3он":
