29.04.98

Кириенко как фигура речи

Сергей Земляной

Честно дождавшись результатов голосования Госдумы по кандидатуре Сергея Кириенко на пост премьер-министра, я могу теперь смело засвидетельствовать: Президент РФ открыл не просто новую политическую звезду, а новую эпоху - российской риторики.

Именно поэтому мое аналитическое внимание будет целиком приковано к тому аспекту нашей политической риторики, который в античных учениях о красноречии назывался loci communes (общие места, топосы). "Всякая речь, - пояснял Эрнст Роберт Курциус, - в том числе хвалебная, призвана сделать приемлемыми некоторое положение или некоторую вещь. В ней необходимо провести аргументы, которые обращаются к рассудку или душе слушателя" (E. R. Curtius. Europдische Literatur und Lateinisches Mittelalter). Именно таковы "общие места", топосы политического дискурса. С их помощью обеспечивается акцептабельность и уместность для публики тех или иных реальностей, событий или персон. Топосы могут никак не сообразовываться с реальностями и персонами, к которым они прикладываются: первые нужны исключительно для того, чтобы сделать приемлемыми вторые и третьи.

Самый простой и живописный пример использования такого "общего места" в сегодняшнем политическом дискурсе я позаимствую из выступления Сергея Кириенко на заседании Госдумы 10 апреля. Придерживаясь установок президента, достаточно противоречивых (сказать парламентариям "правду об экономике", но при этом "не нарушать преемственности" в политике правительства), и. о. премьер-министра РФ решил эту невыполнимую задачу на риторическом уровне. Нарисовав душераздирающую картину сползания страны к социально-экономической и финансовой катастрофе, явившейся следствием действий правительства прежнего состава, Кириенко увенчал это изложение риторическим топосом. Он заявил, что "курс правительства" неизменен, ибо направлен на взращивание в России "гуманного демократического общества с рыночной экономикой". Россия катится в пропасть, но - верным, гуманным курсом...

В откликах и комментариях в связи с coup d’etat особое распространение получил топос "непредсказуемости", "неисповедимой логики" действий Ельцина как политического гроссмейстера. Но что конкретно, наглядно в нем было неожиданного? То, что в республике с якобы демократической конституцией президент может вызвать к себе поутру второе лицо в государстве, которое уже пять с половиной лет возглавляло исполнительную власть, и в лоб объявить ему об увольнении.

Топосы "непредсказуемости" государственного правителя, "потаенности" его решений - это топосы автократической политической культуры. Главной неожиданностью для отечественных и зарубежных наблюдателей была как раз глубокая укорененность этой "культуры" в государственной почве России: "Сегодня Россией правит каприз", - констатировал обозреватель "Вашингтон пост" Джим Хогленд. Политика в России нынче существует только в виде политического дискурса, прикрывающего гоббсовскую "войну всех против всех". Агенты дискурса опознаются прежде всего по используемым ими топосам. Топосам, в провалах и зияниях которых проглядывает та "злоба", которая "довлеет дневи".

Безусловно, никакое рассмотрение "общих мест" российского политического дискурса не может обойтись без привлечения к нему сегодняшнего публичного поведения Бориса Ельцина. Риторика этого поведения имеет две составляющие: импровизации президента и опирающуюся на них, как на опорные точки, дискурсивную стратегию его риторически-мозгового штаба. Политический дискурс окружения Ельцина, которое связывает с его президентским долголетием свое выживание во и при власти, имеет своими наиглавнейшими "общими местами" такие топосы, как "выбор России в 2000 году" и "преемственность в государственной политике".

Некоторые новые "общие места" внес в российский политический дискурс воспрянувший духом после отставки Виктор Черномырдин. Активно оперирует ЧВС топосом "вынужденная необходимость резать по-живому": "Николай Иванович Рыжков часто говорит: заводы лежат. И пусть лежат некоторые, потому что продукция, которую они выпускают, не нужна". Не ржавеет в риторическом арсенале одного из богатейших людей России и топос "надо потерпеть, и все наладится": "Да, тяжело, да, трудно, да, снизился уровень жизни россиян. Да, это так. Но мы это создали (частную собственность и средний класс. - С. З.), законами усилили и гарантировали эти изменения". (Незадолго до ухода ЧВС подписал постановление, по которому управляющий госпакетом акций в крупнейших компаниях получает 10% от их годового дохода. Пружина, которую ЧВС сжимал в себе, начинает распрямляться.)

В отличие от ЧВС и. о. премьер-министра привносит в политический дискурс топосы "аффектированной скромности" и "деловитости". Э. Р. Курциус: "Оратор должен настроить слушателей на приязнь, внимание и сговорчивость. Как этого добиться? Сперва - скромным поведением. Но саму эту скромность следует подчеркнуть. Она становится аффектированной". Преемник ЧВС прямо-таки излучает эту аффектированную скромность: даже правительство у него должно быть "сильным и ответственным", но... "скромным". В соответствии с правилами риторики Кириенко беззастенчиво эксплуатирует топосы "слабости", "недостаточной подготовленности" в сочетании с топосами "губки, впитывающей в себя все лучшее" и "человека, который учится каждый день". Как показали консультации в Госдуме, политический ритор говорит каждому собеседнику примерно то, что он, собеседник, хотел бы услышать.

В легкой дисгармонии с этой топикой политического дискурса находятся "общие места" из другого смыслового ряда: топосы "деловитости" ("правительство деловых людей") и технократической "деполитизированности".

Противники ЧВС и сторонники Кириенко пустили в оборот топос, который я назвал бы "ювенильным" (от лат. juvenilis - юный, молодой, полный сил). С особым успехом этот топос использовал некогда Лев Троцкий, а теперь - Константин Боровой: "35 лет (возраст Кириенко. - С. З.) - это очень много. Мы (то есть Боровой, Ходорковский, Гусинский. - С. З.) - старое поколение". Боровой подозревает за и. о. премьер-министра счастливое отсутствие опыта и особую оборотистость. Ювенильный топос не без изящества варьировал М. Комиссар из президентской администрации: "Если Кириенко пройдет думское чистилище и успешно проработает полгода, наберется опыта и знаний - ему как премьеру цены не будет". Вполне возможно. Настораживает только, что цену эту платить придется не самому Кириенко, а стране.

Г. Явлинский применил ювенильный топос против ЧВС и Кириенко сразу, присовокупив к нему "мессианское общее место": я здесь, чтобы спасти Россию, и дайте мне это сделать. Этот мессианский топос нередко и в прошлом использовали наперсники и экономические наставники наших самодержцев, которые, как правило, плохо кончали. Григорию Алексеевичу не мешает учесть фатальную неудачу Александра Лившица, который вознамерился лично спасти Россию: "Вечером 23 марта, как рассказывают кремлевские обитатели, президенту бросился в ноги главный экономист Александр Лившиц: "Борис Николаевич, вокруг вас все отстаивают чьи-то посторонние интересы. Один я блюду ваши... Назначьте меня премьер-министром". И услышал в ответ: "Ты слишком ценен для меня. Я не могу тобой разбрасываться по мелочам" (Д. Пинскер. "Итоги", 7.IV.98). Некоторые "общие места" лучше выглядят в чужом исполнении!

И последнее, о чем я хотел здесь сказать, - о топосах оппозиции. Их с присущей ему основательностью представил Геннадий Зюганов в интервью "Советской России" по итогам "круглого стола" (9.IV.98). Придерживаясь в основном риторической фигуративности, свойственной обвинительным речам, лидер КПРФ обогащает ее еще и топосом "кура в ощипе", каковым он представляет общественности Кириенко: "Ельцин имеет обыкновение часто болеть, подвержен простуде, особенно в критических ситуациях. Кириенко, будучи премьером, автоматически становится главой государства, ему передается ядерный чемоданчик <...> Сам он молод и неопытен. Вполне могут прийти в его кабинет бравые ребята и вытолкать его оттуда. Начнет управлять страной банда". Интересно - Зюганов знает, о чем говорит: в армии он служил в подразделении, которое специализировалось на захвате шахт с ракетами, оснащенными ядерными боеголовками.

Как вытекает из сказанного, политический дискурс почти подменил собой политику, и только жизнь все еще противится подмене общими местами.

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru