9.12.98

К вопросу о вечном

Денис Бычихин
denis@russ.ru

Свершилось! Похоже, для книжных рубрик столичной прессы вновь стал актуальным вопрос художественного качества, стилистических достоинств рецензируемых произведений. Вопрос, что называется, "коренной". А в случае литературы современной (то есть литературы, существующей во времена содержательной, тематической и пр. инфляции), - едва ли не единственный.

Возможно, объясняется такая метаморфоза суровыми последствиями недавнего кризиса. Кризиса, который совершенно определенным образом сказался на состоянии российского книжного рынка. Карнавальное изобилие кончилось, и на смену прежнему счастливому ослеплению таки явилась необходимость в ясном и отчетливом видении реальной литературной ситуации.

Возможно, причина куда прозаичней - мороз, освежающий, как правило, всякую творческую мысль, совсем не вдохновляет критиков на поиски гипотетических зерен невесть где, а, напротив, с новой силой заставляет их сосредоточиться на проблемах чисто риторических, вечных - как-то: форма и содержание, автор и произведение, традиция и новации. И, соответственно, объектом их рассмотрений оказываются книги, способные хоть что-то в этой области прояснить.

В этой связи, совсем не случайным оказывается факт публикации в "Итогах" (24. 11) обширной рецензии Михаила Айзенберга на недавнее издание дневников 1934 года поэта Михаила Кузмина.

По мнению автора, актуальность этой книги не в последнюю очередь определяется ее стилем: "Загадочен прежде всего анахронизм Кузмина, сумевшего стать своим в самых разных временах и писавшего о далеких эпохах с речевой непринужденностью современника. Еще загадочнее, что он сохранил эту способность и для настоящего времени". Благодаря этой своей способности, Кузмин сообщает такой локальной форме, как дневник, масштабное и общезначимое содержание: "Дневник", кроме прочего, фиксирует и последний этап "художественного проекта" Кузмина: превращения собственной плоти в подобие эоловой арфы, а своей жизни - в увлекательную зашифрованную притчу. Спокойствие автора можно объяснить уверенностью в том, что сюжетная линия продолжается даже на последних страницах и мало зависит от чьего-либо внимания".

Характерно, что заметка не пестрит многочисленными именами друзей и литературных соратников, перечнями школ и направлений, к которым принадлежал поэт. Единственным значимым контекстом статьи оказывается личность самого Кузмина, ее "ясное, "осенней" четкости" отражение на страницах "Дневника". Вряд ли подобное возможно в случае рецензий на произведения "опальных генералов", прародителей новой популяции Лютых-Бешеных и современных мастеров жанрового коллажирования.

В этом же номере читатель найдет рецензию Льва Рубинштейна на новую книгу Тимура Кибирова "Интимная лирика". Рецензию, основанную, по сути, на тех же приоритетах. Главное для критика - прозрачность передаваемого содержания и соответствующая ей легкость самой передачи. "Кибиров, конечно же, не против интеллектуальной моды как таковой, для этого он слишком культурен. Он лишь исходит из установки, что "модно то, что я ношу", и, надо заметить, правильно делает... Поза "ворчуна и старомодника" - такая же поза, как и все прочие - ни лучше, ни хуже. Вопрос лишь в чистоте и энергии ее отыгрывания. А с этим у Кибирова, как всегда, все в порядке".

Вот так. Не принципиально даже то, что, по признанию самого поэта, большинство стихотворений, составивших эту книжку, резко отличаются от всего, что он опубликовал до сих пор. "Узнать можно", - замечает Рубинштейн. И именно благодаря указанной "чистоте отыгрывания" и, соответственно, стилистическому качеству текстов. Что поощряется.

Схожий настрой обнаруживает и поэт Константин Кедров ("Новые известия", 2.12.) в статье, посвященной новому изданию сонетов Шекспира в серии "Библиотека мировой литературы". Вот уж действительно беспроигрышный вариант. По части стиля здесь есть где развернуться. Блеснуть эрудицией. Что, собственно, и делается. Статья с первых же строк приобретает тональность ненавязчивого ликбеза и, к чести автора, удерживает ее до последней. А именно: "Все проходит - остается только поэзия".

И с этим не поспоришь. Равно как и с такими утверждениями: "Большинство читателей потому и читали взахлеб сонеты Шекспира, что видели в них поэтическую школу любви, изящества, дружбы и красоты. Эти свойства всегда в дефиците. Поэтому шекспировские сонеты в равной мере актуальны и для Англии XVI века, и для России на исходе века XX".

Что же до пассажей, касающихся стиля, то при всей своей риторичности, они оказываются не менее актуальными, чем сонеты Шекспира. "Во времена Шекспира вся Англия была увлечена сонетами. За пять лет (1592 - 1597) было напечатано около двух с половиной тысяч сонетов. В этом потоке Шекспир сразу стал самым заметным айсбергом, о который разбились все остальные авторы. В то время как другие состязались в яркости и неожиданности метафор, Шекспир построил все на антиметафоре... Но юных леди покорило именно это".

Что ж, вопрос индивидуальности, собственной манеры в искусстве - не менее вечен, чем само искусство. И в этой связи, приятно сознавать, что риторичность этого вопроса не заслоняет его насущности. По крайней мере, в сознании критики. По крайней мере - книжной.

И, наконец, изюминка. Словно в продолжение "вечной" темы, газета "Сегодня" (2.12) опубликовала статью с подзаголовком "Для питерских бродяг написали "книгу жизни". Оказывается "Петербургский благотворительный фонд "Ночлежка" при поддержке генерального консульства Нидерландов в северной столице издал "Справочник бездомного", ставший первым произведением этого жанра на территории России". В книге содержатся адреса и телефоны, по которым можно обратиться за медицинской, юридической и иной помощью, разъясняются права и обязанности бомжей, сообщаются адреса бесплатных столовых, дешевых бань и парикмахерских.

Учтены и миграционные склонности бродяг - помимо приютов в Санкт-Петербурге, в справочнике даны адреса подобных учреждений в Пензе, Энгельсе, Таганроге, Нижнем Новгороде, Москве. Тираж сборника 10 тысяч экземпляров - по числу "официальных" бездомных в Петербурге.

Так что на свет появилась еще одна книга - "нужная и сильная". Ведь, если подумать, всякое произведение словесности тяготеет к тому, чтобы стать "книгой жизни". Не со всяким это случается. Этому, похоже, удалось. И искомой силы печатного слова в нем не меньше, чем во многих других.

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru