Маятник Марининой
Илья Овчинников
ilya@russ.ru
Зачем?
"Ах, если бы найти кого-нибудь, кто писал бы о Марининой!" - вздыхали в редакции журнала "Пушкин" летом 1997 года. Никого, впрочем, не нашли (да и не искали), тем временем писательница завоевывала все новые и новые позиции: число ее книг удвоилось (не говоря уже о тиражах), о ней написали "Плейбой", "Неприкосновенный запас", "ТВ-Парк", "Эксперт" и "Огонек", в сети Интернет появились ее произведения, а месяц назад - и официальная страница. Решили почитать Маринину и мы.
Первая попытка была вызвана вполне понятным любопытством с оттенком презрения: "За что ее так любят?" Прочитанный за полдня роман "Светлый лик смерти" убедительно отвечал на вопрос: книги Марининой любят, как минимум, за то, что от них невозможно оторваться. Невозможно настолько, что мы испугались, решили больше глупостей не читать и взялись за "Маятник Фуко", чтобы быть подкованными к приезду профессора Эко в Москву. Сквозь "Маятник", однако, продраться было нелегко - на него ушел почти месяц; столь длительный мазохизм требовал реабилитационного периода, в котором нам помог роман "Мужские игры" (в 2-х томах). За ним последовали "Шестерки умирают первыми", "Стечение обстоятельств" и "Не мешайте палачу", приведшие нас в такой бурный восторг, что пришлось покаяться (или похвастаться?) двум приятелям:
- А я прочитал несколько романов Александры Марининой.
Оба спросили с искренним недоумением:
- Зачем?
Приятели ответили не сговариваясь, они не были даже знакомы между собой; впрочем, за плечами у обоих были гуманитарные факультеты МГУ и работа в информотделе "Пушкина".
Игра на чужом поле
Здесь стоит вспомнить о круглом столе "На rendez-vous с Марининой", опубликованном в 1-м номере "Неприкосновенного запаса". По мнению М.Айзенберга, обсуждение получилось куда "увлекательнее разбираемых романов" - отчасти это верно. Увлекательно следить за тем, как пятеро представителей "культурного сообщества" (которому адресует себя "НЗ") пытаются "всей совокупной интеллектуальной мощью осмыслить феномен грандиозного успеха романов Александры Марининой" (слова Ирины Прохоровой), а им мешают несколько легко выявляемых факторов.
Первый и самый очевидный - плохое знание материала. Так, Сергей Козлов уверенно рассуждает о том, что "публика обычно делит романы Марининой на романы "с Каменской" и "без Каменской": последние котируются заметно ниже". Неизвестно, о какой именно публике речь: науке известен ровно один роман "без Каменской" - "Черный список". Страницей ниже Борис Дубин упоминает эту книгу как пример единственного у Марининой Ich-Erzahlung - повествования от первого лица. А за что забыт роман "Я умер вчера" (в 2-х томах), вышедший за полгода до круглого стола? Высокая комиссия упрекает Маринину в отсутствии традиционной для детектива привязки к адресам, - а как же "Щелковская", Измайловский парк, Петровка, Павелецкий вокзал, Житная, "Новокузнецкая", "Академическая", "Профсоюзная", далее везде?
Подобных неточностей в круглом столе немало, и они не случайны: профессиональные филологи так и не смогли побороть брезгливость по отношению к бульварной литературе. Они справедливо говорят о том, что "массовый" и "образованный" читатель получают от книг Марининой удовольствие более-менее одинакового свойства, но сами никак не могут решить, как они читают Маринину: как обычные люди или как интеллектуалы? (В собственной "интеллектуальности" у них, похоже, сомнений нет.) С удовольствием или "через не хочу"? Для души (или, по меткому выражению Ольги Кушлиной, для желудка) или для головы?
Один из лейтмотивов круглого стола - коллективное чувство стыда (как бы скрытое, но в то же время явное). "Я осилила только 5 романов", - почти что оправдывается Прохорова, но нет ли здесь лукавства? Захоти "интеллектуал" действительно разобраться в причинах успеха Марининой, - он прочтет, в меру бесстрастно и отстраненно, два или три романа, сделает соответствующие выводы и вернется к более привычному чтению.
Правда, однако, состоит в том, что интеллектуалы в большинстве своем Маринину не читают (и, возможно, правильно делают). Тем, кто первыми прочли "Маятник Фуко" и "Хазарский словарь", кто регулярно изучает "НЛО" и без иронии употребляет слово "дискурс", Маринина неинтересна, и их можно понять, - они читают для головы, а не для отдыха головы. Поэтому попытка разобраться в успехе Марининой оказалась для высокой комиссии в большой степени "игрой на чужом поле", - не зря круглый стол в "НЗ" опубликован под рубрикой "я и Оно". И если он завершается более-менее разумными выводами, то это своего рода парадокс - взгляд на материал у носителей "совокупной интеллектуальной мощи" оказался слишком специфическим.
Мир, который не станет твоим
За месяц до круглого стола один из его участников, Григорий Дашевский, опубликовал в журнале "Эксперт" (# 10 '98) статью "Инструкции для лунных барышень". Основная ее мысль (повторенная уже хором в "НЗ") - принципиальная неприспособленность героев Марининой, и особенно Насти Каменской, к окружающему миру (эти же чувства, соответственно, должны передаваться и читателю, смотрящему на мир глазами героини): "ты живешь в чужом мире - он никогда не станет твоим". По Дашевскому, Насте свойственны "страх перед собственным телом, импотенция, отношение к своему телу как к чужому" (здесь начинаешь сомневаться, не спутал ли эксперт романы Марининой с "Невыносимой легкостью бытия"), она "не работает непосредственно с людьми" и совершенно неспособна покинуть свой "бледный, аналитический мир".
С этой посылкой вряд ли можно согласиться; к своему телу Каменская в меру равнодушна, притом оно является для нее объектом творчества (умение "нарисовать" на своем лице любое другое плюс скопировать чьи угодно голос, походку и манеры - один из главных Настиных талантов) и вдохновения (в процессе решения очередной криминальной задачи Настя с удовольствием ложится в постель к коллеге Захарову). Ей хорошо и с людьми - будь то родственники, товарищи по работе или "фигуранты": она - любящая жена, сестра и дочь; она - пожизненная "жилетка" для коллег Короткова и Селуянова; она незаменима там, где нужно обаять и разговорить (а то и припугнуть) свидетеля - будь то полуслепой вундеркинд Артем, гинеколог-экспериментатор Волохов или генерал милиции Вакар, ставший убийцей во имя памяти погибшего сына.
При этом Каменская - отнюдь не воплощение всех достоинств: она действительно ленива, компьютер ей подчас милее любимого мужа, а распутать очередное преступление Насте куда интереснее, чем приодеться к собственной свадьбе. Но как раз в силу подобных деталей Настин образ представляется гораздо более цельным, чем Тихонов у бр. Вайнеров или Гуров у Николая Леонова. Вообще, в последних романах покойного ныне Леонова "суперменские" черты Гурова подчеркнуты еще более грубо, чем в ранних, почти классических, "Профессионалах" или "Выстреле в спину". Гуров теперь полковник, он каждое утро тратит не меньше часа на гимнастику, ездит на собственном "Пежо", надевает на службу свой лучший костюм, его боятся молодые оперы. "Ну, пугать меня, Петр, не следует, - усмехнулся Гуров. - Рапорт я могу подать сегодня. И ты прекрасно знаешь, работу в Москве я найду дня через три". (Из романа "Стервятники", год 1997-й.) Подобную фразу невозможно представить в устах Каменской или любого из ее коллег (да и где они за три дня найдут работу).
При всех своих недостатках, Каменская способна оказать квалифицированную медицинскую помощь, договориться с мафией, успокоить маньяка, провести текстологический анализ и отличить Бернстайна от Стоковского. Настю, вслед за ее обвинителями из "НЗ", вполне можно назвать интеллектуалом: она знает пять языков, ориентируется во всех видах искусства, неплохо помнит высшую математику. Отождествить себя с Каменской будет лестно почти любому читателю (а главное, это желание возникает совершенно естественно). И если Бориса Дубина коробит Настина будто бы грубость (возмутительную фразу "Ты мне лапшу на уши не вешай" говорит она товарищу по работе), то остается лишь отослать его к телевизору, по которому премьер-министр восклицает: "Ну не надо нам пудрить мозги!"
Здесь, впрочем, участникам круглого стола можно переадресовать их же фразу: "Этот мир никогда не станет твоим". Так или иначе, признать своим мир Марининой им не хватает духу (хотя мы все в нем живем). Они справедливо утверждают, что "самые широкие слои" готовы признать реальностью то, что называет реальностью Маринина, но в то же время настаивают: создаваемый ею мир принципиально чужд и непонятен, странен и непригоден для жизни. В силу чего же тогда при чтении Марининой неизменно возникает (это отметили и за круглым столом) ощущение спокойствия, семейственности, уюта?
Этому несколько причин, и первая заключается в полусказочной природе марининского дискурса (ха-ха). Как отмечает О.Кушлина, черты сквозных героев писательницы (Каменская любит кофе и постоянно мерзнет, у Короткова неладно с женой, а Селуянов тоскует по детям от первого брака и притом отлично знает Москву) - сродни постоянным эпитетам в русских сказках (если петушок - то "золотой гребешок", если Баба-Яга - то "костяная нога"). Более того, как бы правдоподобны ни казались нам романы и персонажи Марининой, стоит признать: такие люди, как ее любимые герои, вряд ли живут и действуют сегодня. Они не столь приторны, как леоновский Гуров, но в значительной мере идеальны. Психологические мотивировки их поступков вполне убедительны, но временами нет-нет да и усомнишься: будет ли наша милиция так долго и дотошно разбираться в чем бы то ни было? Откажется ли она от возможности свалить вину на первого попавшегося голубого (тем более, если улики - налицо)? Способны ли два с половиной оперативника бороться с мафией?
Ответ очевиден, но Маринина хочет вернуть нам веру в чудеса. Поэтому в ее романах так мало явной чернухи (цитата наугад из "классика жанра" Леонова: "Толик лично вынул из кармана бритву, морщась, отрезал голову... Две или три женщины из числа соседок заметили происходящее, и, видя беспокойство сотоварищей, Толик процедил сквозь губу: "Они теперь моют жопы в ванной, потому как обкакались...") - даже если речь идет о съемках порнофильмов для богатых психов или о серийных убийцах-маньяках. (Более того, я и слова "жопа" у Марининой не упомню.) Это касается как конкретных сюжетов и сцен, так и языка.
Участники круглого стола ссылаются на мнение коллег: "Вы видели, каким языком это написано?" Сами они высказываются о языке марининских романов чуть мягче: "Элементарное среднестатистическое письмо... норма хорошего технического перевода..." С этим, однако, трудно согласиться: Маринину читать легко и приятно, в первую очередь, в силу ее языка. Кому-то он, безусловно, может не понравиться, если сравнивать эти романы с рассказами Борхеса или с тем же журналом "НЛО". Но справедливее было бы сопоставить Маринину с другими авторами серий "Черная кошка" и "Русский бестселлер", будь то Леонов, Виктор Доценко, Полина Дашкова или прочие безымянные герои (легко ли отличить между собой романы "Подстава для лоха" Дмитрия Петрова и "Стукач" Дмитрия Стахова?). И разница здесь будет куда заметнее, чем можно предположить.
Признаемся честно: мы не смогли осилить ни вышеупомянутую "Подставу для лоха", ни романы Полины Дашковой, ни опусы члена Союза писателей Валерия Барабашова. Однако, листая их, встречаешь массу любопытного. "Дверь открывает высокая блондинка с загорелыми стройными ногами. Ее интересное, удлиненное строгое лицо немного портит косящий в сторону правый глаз... Макс внимательно рассматривает своего счастливого предшественника в любви. Он силится увидеть то важное, что отличает простого смертного, типа Макса, от выдающихся одухотворенных личностей". Это - роман "Новые русские" Михаила Рогожина; повествование в нем, для удобства читателей, от первой страницы до слова "ВСЕ" ведется в настоящем времени. А вот урка по прозвищу Дюбель, только что сбежавший из лагеря, соблазняет первую попавшуюся дачницу Лиду (через две страницы он задушит ее полотенцем). "Владик! Владюша! - страстно шептала Лида. - Да откуда же ты такой взялся? Ласковый мой, хороший! Я ведь когда тебя увидела, тоже что-то екнуло" - это из романа Барабашова "Золотой киллер". В его же книге "Изувер" описывается сцена любви между мужчиной, женщиной и котом по кличке Спонсор, - цитировать не рискнем. "Кот знал толк в этих делах!"
Спасибо Марининой, она добрее к своим героям и читателям. Как справедливо указывает все та же компания из журнала "НЗ", письмо у нее - позитивное, лишенное "безграмотности и бессмысленной навороченности", тяготеющее к максимально возможной простоте, которая, в то же время, не сильно уязвит читателя, знакомого и с лучшими образцами стиля. "Настя вытянулась рядом с Димой на диване, обняла за шею и возбужденно зашептала: - Скорей бы утро! Тогда я смогу кое-что выяснить... - Замолчи, - одними губами произнес Дима, крепко прижимая ее к себе и целуя. - Хватит быть умницей. Побудь хоть немного просто женщиной..." Высокая словесность? Вряд ли. Добротный киносценарий? Как минимум. За едой (равно как и в электричке) читается легко и иногда даже пробуждает добрые чувства. Нам представляется, что этого немало. А на свежую голову (сытый желудок) можно почитать и "Маятник Фуко".
P.S.
Наш сосед и коллега Курицын уже не раз (1, 2) высказывал сожаление по поводу двух последних романов Марининой ("следующую книгу я уже не куплю"). В основном мы склонны с ним согласиться: "Реквием" и "Призрак музыки" написаны вроде бы тем же почерком, что и "Убийца поневоле", но что-то изменилось. И дело даже не только в помпезных и почти одинаковых заглавиях - они редко удавались Марининой (попробуйте-ка не спутать "Смерть ради смерти" и "Светлый лик смерти"); не только в упрощении диалогов и усложнении авторских отступлений; не только в том, что Маринина превращается в морализатора и учителя жизни. Предыдущие ее книги были хороши именно как детективы - в лучших из них обычно разрабатывалось не менее трех сюжетных линий, которым удавалось к финалу сплестись самым причудливым образом. В последних двух романах - ровно по одной линии; и даже самый недогадливый читатель вычислит убийцу примерно к середине книжки.
Однако остальные романы Марининой уже не станут от этого хуже. Мы настоятельно советуем вам прочитать хотя бы эти:
- Смерть и немного любви
- Шестерки умирают первыми
- Не мешайте палачу
- Убийца поневоле
- Иллюзия греха
- Стилист
- Игра на чужом поле
- Украденный сон
См. также полный список.
Александра Маринина в Сети
- Официальный сайт
- Сочинения в библиотеке Мошкова
- В каталоге "100 писателей" Вячеслава Курицына
- Интервью Газете.Ру
- В новостях Ивана Паравозова
- В закладках Романа Лейбова
- Илья Овчинников. Маятник Марининой
- Ольга Кушлина. Полтора квадратных метра
- Сергей Кузнецов. Анастасия Каменская в ожидании тайного знания
- Рецензии в сетевом магазине "Озон"
