Russian Journal winkoimacdos
11.03.99		 Содержание
www.russ.ru www.russ.ru
Круг чтения архивпоиск

Виктор -левин: новый роман

Антон Долин

"Эхо Москвы"
специально для Русского Журнала

(пять рецензий)

1  2  3  4  5

1

Читая очередную книгу молодого, но уже крайне популярного - как на Родине, так и за рубежом - прозаика, в очередной раз убеждаешься: есть еще в России молодежь, способная прочувствовать многие особенности сегодняшних нелегких дней. Когда страна пребывает в состоянии перманентного кризиса, старики голодают, а дети воруют, новая поросль творческой интеллигенции вновь, как в двадцатых годах, четко высказывает свою гражданскую позицию: "нет разрухе!". А разруха, как говорил в свое время достопочтенный профессор Преображенский, начинается не на улицах, а в головах.

Новый роман Виктора Пелевина рассказывает о метаниях, бесконечном духовном поиске молодого человека по имени Владимир Татарский. Получив два высших образования и преисполнившись идеалистическими представлениями, он бросается в гущу жизни. Однако ему не суждено найти свое место: вынужденный как-то зарабатывать на хлеб насущный, Татарский становится продавцом в коммерческом ларьке. Вскоре ему улыбается удача - случайно встреченный однокурсник приглашает его в "рекламный бизнес". Герой становится "криэйтором"; этот неестественно звучащий жаргонизм автор намеренно противопоставляет прекрасному слову "творец". На примере Татарского Пелевин демонстрирует процесс перерождения интеллигента в представителя так называемого "среднего класса" - химеры, порожденной экономическим угаром нашей эпохи. Это и есть новое поколение, поколение "П" (название романа явно восходит к рекламному ролику о поколении, выбирающем "Пепси". Размышлениям об этом молодежном напитке, который стал символом бездумной эпохи, посвящено немало места в художественном пространстве романа).

В "Generation П" нет положительных героев. Вернее будет сказать, уподобив роман книгам великого Гоголя, что единственным его положительным героем становится смех. Пелевин использует весь спектр доступных прозе средств, от тонкой иронии до обличительной сатиры. Через страницы проносятся вереницы персонажей, взятых непосредственно из жизни постперестроечной России. Здесь и "новые русские", в одного из которых со временем превращается Татарский - на своих шестисотых мерседесах они безуспешно пытаются преодолеть пропасть, отделяющую их от мудрого, хотя и бедствующего народа; и почти неотличимые от них "бандиты", нищие духом властители; и наркоманы, люмпены-пролетарии, находящие утешение не в борьбе с несправедливым порядком вещей, а в квазибуддистской медитации; и циничные рекламщики, управляющие всем происходящим. Красной строкой проходит через роман предупреждение о неофашизме: миражная и вместе с тем угрожающая "русская идея" и воплощающий ее махровый антисемит с говорящим именем Малюта становятся стержнем, "солью" тайной рекламной империи. Пелевин даже изобретает безошибочный термин для обозначения общества "нового типа": Оранус, или Ротожопа, бесконечный поглотитель-выделитель, живущий за счет "пустых" денег и забывший о духовных ценностях. Симптоматично в этом контексте выглядит одна из финальных сцен, рисующая выставку испанского искусства; вместо картин и скульптур зрителям предстают висящие на стенах и заверенные печатями свидетельства о приобретении этих произведений искусства за немыслимые деньги...

Но высшей точки обличительный пафос Пелевина достигает в эпизодах, связанных со странным "межбанковским комитетом", куда Татарского приглашают работать. Выясняется, что эта рекламная контора создана для моделирования фальшивой действительности, универсальным символом которой представлен телевизор - единственный способ общения с миром для жителя "общества потребления". Выясняется, что все политики, все реалии, короче - все, что показывают в программах новостей и других телепередачах, есть не более чем плод искусной работы специалистов по компьютерной графике. Автор беспощадно демонстрирует подоплеку современного мира, объясняя, что любые политики - персонажи рекламного клипа, а истинные боги, истинные герои - две бездушные машины, компьютер и телевизор.

Кстати о богах: явный минус романа Виктора Пелевина - его увлеченность мифологией, почерпнутой наполовину из неплохих университетских учебников, наполовину - из книг в стиле "фэнтези", еще одного идола современной молодежи. Невнятные сцены общения с призраками, "наркотические экстазы", беседы с существами из других миров, несмотря на явную иронию автора, остаются вялыми и неубедительными. Также неясно, зачем герою дано странное имя "Вавилен" (якобы состоящее из инициалов Василия Аксенова и Владимира Ленина, а на самом деле отсылающее к мистическому Вавилону), а его оппоненту-начальнику имя "Легион" (неуклюжая аллюзия на евангельские тексты); это заставляет вспомнить братьев Омона и Овира из первого романа Пелевина "Омон Ра" и предположить, что сам писатель был психически травмирован в детстве, причем эта травма была связана с его именем или прозвищем; может быть, его дразнили в школе, а может быть, на самом деле Пелевина зовут Виктуаром, Викниксором или еще каким-то не менее несуразным именем.

В любом случае пожелаем автору дальнейших творческих успехов, а также посоветуем ему не быть похожим на собственного героя, променявшего самое святое и важное, что дано индивидууму, на примитивные жизненные блага. "Generation П", роман о скромном Фаусте сегодняшнего дня, станет поучительным чтением для студентов творческих и гуманитарных ВУЗов, еще не выбравших свою дорогу в жизни; такая книга, при всех явных и скрытых недостатках, необходима современной молодежи.

2

В свое время Умберто Эко, говоря об идеальном постмодернистском произведении, называл в качестве одного из его неизбежных и необходимых качеств "многослойность". Другими словами, разным категориям читателей должно быть одинаково интересно читать эту книгу. Пелевин - один из первых, кому удалось воплотить мечту современной литературы в жизнь. "Чапаев и Пустота" - роман-притча, соединивший в себе черты восточных учений, чисто русских фольклорных представлений (анекдоты) и новорусского быта; эту книгу читали и перечитывали, опустошая книжные прилавки, и интеллектуалы, и компьютерная молодежь, и потерянные пожилые шестидесятники, и школьники выпускных классов - в общем, почти все. И невозможное свершилось: книга (не любая, увы, но именно эта) вновь, впервые за долгие годы, превратилась в коммерчески полноценный продукт.

Здесь и кроется тайна Виктора Пелевина. Квинтэссенция его феномена связана с доступной ему - и только ему! - алхимией превращения таланта в деньги. Вернее, не в деньги, которые автор, не отказываясь от гонораров, в своих текстах пытается презирать и отрицать, а в их эквивалент - громкое имя и материальную возможность к воспроизведению новых книг (таким образом круг замыкается). Однако отрицание денег - в русле взятого на вооружение стилизованного кастанедо-буддизма - тоже становится способом заработка, способом, выбранным на редкость удачно. Пелевин привлекает читателя, создавая видимость некоммерческого письма: якобы не думая о ярком сюжете, отказываясь от психологически выпуклых персонажей, он предпочитает им эссеистические пассажи, выдержанные в компромиссном духе, между интеллектуальной непонятностью и фэнтезийной доступностью. Здесь стоит вспомнить и первичный имидж Пелевина как "молодого фантаста": этот жанр беллетристики с самого начала (особенно - те же Стругацкие! - в нашей стране) был предрасположен к совмещению сглаженной, отдохновенной основы с "умными" идеями. Все это с одной простой целью: польстить читателю.

Дело в том, что многослойность письма тоже является тонко просчитанным коммерческим приемом. Ведь именно она создает оптимальный охват аудитории: достигается как любовь критиков из толстых (глянцевых?) журналов, так и восторженное обожание хиппи, тянущих косячок на Арбате у стены Виктора Цоя (тезки - не случайно). Отсюда - оптимальные масштабы продаж. И вот свершилось: Виктор Пелевин заполняет собой необходимую нишу "интеллектуальной купли-продажи" в обществе Орануса, столь подробно описанном им в новом романе "Generation П". Конечно, деньги действительно становятся фантомом, наименее важной частью логической цепи. Гораздо важнее процесс создания имиджа, который и запускает орально-анальный механизм. Здесь Пелевин преуспел как никто другой.

Каждый мало-мальски сведущий "пелевинофил" сегодня знает основы политики своего кумира. Не давать интервью, не комментировать окружающие события, наконец, не давать себя фотографировать. Между тем, никому не приходит в голову, до какой степени этой политике противоречит поведение самого писателя. Например, на обложке вагриусовского "Чапаева", с которого и началось по-настоящему победное шествие Пелевина, красуется вполне полноценная его фотография. Так что каждый может совершенно спокойно узнать гения в лицо. Впоследствии уже можно позволить себе роскошь отказываться от услуг фотографов или соглашаться под страшным условием - закрыть лицо руками или исказить при помощи компьютерной графики - главного инструмента обмана, как становится ясно по прочтении "Generation П". Не давать интервью - ну, максимум, одно: что с того, что именно его растиражируют и расхватают по цитатам, что каждый второй прохожий на улице будет знать, как Пелевин любит играть на компьютере, как он "контролирует весь мир", как он отвечал про Аркадия Гайдара на экзамене в институте (подобных бытовых историй про моих добрых приятелей я знаю с добрую дюжину). Некомментирование "тривиальной реальности" спокойно соседствует с околополитическими статьями Пелевина о судьбе олигархов и с появлением "реальных" Березовского и Радуева в новом романе (кто знает, не было ли это очередной рекламной акцией, продуманной названными деятелями?). Вот и результат. Пелевин - самый недоступный писатель и человек, но про него известно больше, чем про любого другого ныне живущего и здравствующего литератора, хотя те, бедняги, и не думают скрываться от журналистов...

Все это достаточно банальные рекламные технологии. Ничего удивительного в том, что "Generation П" посвящено именно им. Главный герой романа - перспективный рекламщик, который "входит в бизнес", начиная с гротескно-реальных ступеней и заканчивая фантасмагорией "контроля над миром", превращаясь в бога - не только символически, но и фактически. Книга рассчитана с буквально математической точностью, от эпиграфа до последних строк. Она испещрена сценариями рекламных заставок; обнажая прием, автор объясняет, как именно легче всего завладеть вниманием потребителя. С одной стороны, реклама кругом, все к ней привыкли, все живут в ее мире; с другой - он надоел донельзя, поэтому все с благодарностью принимают любую форму добродушного издевательства, "стеба" над рекламой, в который с определенного момента начинает превращаться роман Пелевина. Здесь играет роль еще один метод, вполне цинично обозначенный автором на страницах романа: привлекать публику за счет отрицания осточертевшей рекламы; антиреклама действеннее рекламы, тем более, что Пелевину безразлично, что рекламировать (десятки самых расхожих товарных марок проходят вереницей через страницы книги, смешиваясь в единую пеструю картину). Ведь главный аспект, который его интересует - раскрутка собственного текста.

Вот он - "серый ПиАр" (тут же рождается еще одно название: "Поколение PR"), прославляемый Пелевиным в его новом романе. Другими словами, самореклама, проводимая настолько умно и в то же время незавуалированно, что читателя немедленно "берет за живое". Самореклама, соединенная с минимальной неожиданностью фабулы, привнесением знакомых реалий, ироническим преломлением эзотерических "откровений"; умелые и джентльменские "отношения с публикой" - попросту PR.

Ключевое слово было произнесено: компромисс. Импонировать читателю? Запросто! "Опустить" телевидение и рекламу (раз человек читает книгу, значит ему будет приятен лишний плевок в сторону альтернативных форм культурного развлечения), слегка пройтись по наркотическим ощущениям (приятный для среднего интеллектуала субститут реального потребления галлюциногенов), подпустить восточных мифов, немножко Иштар и Ваала, превратить по ходу дела всю политику в фиктивный фарс, посмеяться над "новыми русскими" - коктейль готов, кушать подано. Такую книгу всем будет приятно и интересно читать. Кроме продуманных и просчитанных ходов, автору остается лишь добавить крупицу своего таланта, который - не будем обольщаться - заключается в неплохом чувстве юмора и умении соединить несколько несхожих элементов воедино.

Впрочем, что за нужда? Пелевин мог вообще написать любую книгу, гораздо хуже, чем эту; успех ей был обеспечен заранее. Кстати, все вышесказанное не мешает роману "Generation П" оставаться хорошим, даже незаурядно хорошим чтивом.

Только не надо преувеличений. Единственное, чем Пелевин выделяется на общем фоне: ему одному пришло в голову так прямо применить рыночные технологии на литературном поприще. Никакой особенной загадки нет. Ибо он не зверь, а человек, и число его человеческое, и оно известно: 3, 141 592 653 589 793...

3

Виктор Пелевин написал совершенно потрясающий роман. Читая его, не можешь оторваться до последних страниц и буквально физически ощущаешь огромный путь, проделанный писателем от первых опытов в "Синем фонаре" до зрелого и глубокого "Generation П". Порой кажется, что это плод той тяжести, тяжести читательских ожиданий, которая легла на Пелевина; он не мог обмануть ожидания тысяч человек. Он их не обманул.

Пелевин создал новую культуру и почти новую религию; отрадно и симптоматично то, что основана она на литературе. Ибо Пелевин литературен не только в силу принадлежности к писателям (многие, в том числе члены Союза Писателей, этого звания недостойны), но и по причине своей особенной причастности к традициям тщательного, насыщенного метафорами и иронией, "густого" письма. Широкое использование окололитературного материала, так же как и постоянное цитирование коллег по перу, только подчеркивают оригинальность этого автора, ставшего с недавнего времени центральной фигурой российской литературы.

Однако прежде всего Пелевин хорош своей современностью. Он не стесняется писать о том, что окружает его в актуальный момент, и возводить бытовую реальность в ранг символа. Он совмещает два начала - компьютерное и общекультурное; не случайно именно Пелевин стал самым цитируемым отечественным автором во Всемирной Сети. Он наилучшим образом подтверждает тезис профессора Умберто Эко о возвращении эпохи Гутенберга в эру Интернета. И молодые адепты Всемирной Паутины, и лучшие представители современного студенчества, и первые ласточки залетного "среднего класса" (памяти которого Пелевин посвятил свой новый роман) - все они и есть то самое поколение П, во главу которого встал Виктор Олегович.

Ибо представителям этого нового поколения нужна прежде всего свежая идея, которая будет отличаться от всех "прелестей", предлагаемых молодым в постсоветском пространстве. Тем пророком - не будем бояться пафосных слов - который оказался в состоянии породить эту Идею, стал Виктор Пелевин. Хотите узнать и понять ее - читайте манифест, "Generation П"; книгу, которая с легкостью затмит не столь близкий ментальности русского читателя роман Дугласа Коупленда "Поколение Икс".

Эта идея - уход в параллельный мир, параллельную реальность, которую многие тщетно ищут в фантастической литературе. Мысль Пелевина заключается в том, что если дверь закрыта, надо воспользоваться иным выходом: даже не в окно, а сквозь стену. Это не бегство, а напротив - прорыв, разрушение наскучившей баррикады, прорубание окна, но не в Европу, а из нее. В новом романе писателя особенно четко противопоставлены два мира: реальный, скучный, несмотря на все забавные подробности (рекламные изыски, выпивка и наркотики, дорогие автомобили), и мыслимый, открытый лишь тем героям, которым удалось проделать определенную внутреннюю эволюцию. Не случайно таким героем становится главное действующее лицо "Generation П", Вавилен Татарский. Через постепенное самоотождествление с ним читатель, как в книгах Карлоса Кастанеды (но гораздо реальнее), преображается и выходит на качественно новый уровень сознания. Так частная э-волюция превращается в глобальную ре-волюцию; переворот сознания, бунт коллективного бессознательного, меняющий лик окружающей действительности.

Не случаен и образ Че Гевары, который из загробного мира раскрывает герою глаза на мир реальный. Он тоже был революционером, и именно он стал символом американской рок-группы "Rage against the machine", футболку с которой покупает себе в какой-то момент главный персонаж пелевинского романа. И это, в свою очередь, становится символом: Пелевин бунтует против бездушных компьютера и телевизора, машин, не позволяющих человеку обрести истинную свободу и счастье.

Мотив постепенного восхождения на Вавилонскую Башню обманчив; откидывая дурацкую сфинкс-традицию, Пелевин не заставляет своего героя искать ответ на бессмысленные загадки - тот просто идет ввысь, ведомый простой тягой человека к новому. Именно поэтому Татарскому - человеку новой формации - удается в конце романа опрокинуть существующую иерархию и стать правящим Богом, мужем неведомой Иштар. И такому герою - мыслителю и искателю - подчиняется пошлая реальность, состоящая из циничной рекламы и выдуманных политиков.

Мир, созданный Пелевиным и впервые появившийся на страницах "Чапаева и Пустоты", окончательно укрепляется в своих правах в "Generation П". И главная его черта - опьяняющая субъективность; это мир вокруг человека, одного и конкретного, почти ницшеанского сверх-Я; в данный момент это Вавилен Татарский, а в будущем таким станет любой - каждый, кто прочтет эту книгу и сумеет понять ее правильно. Один такой человек уже появился в нашем конкретном окружении - это Виктор Пелевин; а вечным архетипом Нового Человека навсегда останется герой "Generation П", чье имя говорит само за себя: Вавилен - с одной стороны, Вавилон, воплощающий одновременно все культуры и дерзновенное стремление "превысить право", дарованное свыше; с другой - сплав абсолютного героя-революционера (Владимира Ильича Ленина) и "идеального писателя", символа шестидесятнической свободы Василия Аксенова (намек на писательское ремесло самого Пелевина). Татарский - Батый нового времени, дерзновенный азиат-завоеватель, постигающий восточную мудрость и плюющий на гнилой западный разум, гунн-победитель.

И пусть филистеры пожимают плечами, листая "Generation П"; недолго им осталось усмехаться в бороды. Скоро наступят иные времена, и восторженные толпы татарских ворвутся на поля фальшивой "европейской свободы". Неважно, что поможет им порвать проволочное ограждение - виртуальные игры или настой из мухоморов - но старая реальность рухнет, и над ней воссияет хоругвь Фронта Полного и Окончательного Освобождения им. Виктора Пелевина.

4

Очередной опус г-на Пелевина представляет из себя симптоматичный пример типического произведения современной литературы. Так называемый "постмодернизм" - многоликий Протей, заполнивший все возможные ниши жизни и искусства, нашел свое почти абсолютное выражение в романе "Generation П". Как лоскутное одеяло (не новый, но совершенно верный символ теперешней культуры), он создан, спаян, склепан, склеен из бесконечных цитат, реминисценций и аллюзий, прочитать которые между строк не составит труда для любого мало-мальски образованного человека.

С первых страниц от этого "произведения" веет вторичностью и надуманностью. Название - парафраз западнического и плохо знакомого отечественному читателю романа о проблемах молодежной культуры США "Generation X". Однако если Дуглас Коупленд вкладывает в свой "Х" несколько значений (неизвестная в уравнении, "экс", т.е. "бывший", и т.д.), то Пелевин просто копирует схему заголовка, не внося в него никакого дополнительного смысла. Да и что он подразумевает под "П", до самого конца остается совершенно неясным; массированная атака на читателя путем нецензурной брани не делает намерения автора более понятными, хотя и исполняет функцию очередной отсылки - на сей раз к роману В.Ерофеева "Москва-Петушки" (Ерофеев, так же как и Битов - два наиболее состоятельных мэтра российской прозы последних десятилетий - мимоходом упоминаются в новом романе Пелевина, и явно не случайно - учитывая нелюбовь молодого писателя к "соперникам" по ремеслу).

Начало книги, в особенности первая глава - дань псевдоорнаментальной литературе, рассказывающей (как правило) в монотонном стиле о жизни протагониста. Им Пелевин делает "типичного молодого человека" нашей эпохи, видимо, пытаясь оправдать заявку на портрет поколения. Увы - больше ни одного представителя этого поколения, кроме малоубедительных и эпизодических одноклассников-однокурсников героя, мы не встретим. Но и заявку на биографию Пелевин выполнить не может: вскоре его роман резко меняет темпоритм и переносится в стилизованный мир "новых русских" (еще одно мифологизированное представление, не имеющее отражения в реальной жизни).

Пелевин умело использует чужие стереотипы, меняя их, как перчатки; от мафиози-чеченов - к боссам "большого бизнеса", обладателям шестисотых мерседесов (почему обязательно шестисотый, чем им не угодили БМВ или, скажем, Порше?). От наркодельцов и их стилизованных галлюцинаций - к рекламным клише. В этом - весь Пелевин: не умея создать самостоятельный художественный мир, он смеется над остальными, придумывая окончательно нелепые, даже не смешные пастиши на разные темы. Вопиющий пример подобной невыдержанной безвкусицы - "реклама Бога" (Иисус изображается на фоне Храма Христа Спасителя в шикарном лимузине, с подписью "Христос Спаситель. Солидный Господь для солидных господ").

Другая околокультурная сфера, которую бесстыдно эксплуатирует Пелевин, связана с искусством и представлениями советской культуры. Сюда входят биография и имя главного героя, сочетающего воедино черты Аксенова и Ленина, примитивный культ телепрограмм и особенно - программ новостей и, наконец, "внесценический" образ Че Гевары, рукой которого Пелевин пользуется для создания какого-то подобия крайне слабой, неоригинальной, но все же философской системы. Она густо замешана на социологии и экономике, рассказывая об "обществе потребления" (старая как мир, еще марксистская идея) и его основном символе - телевизоре, превращающем человека в некий "второй субъект". Увы, впадая в эзотерику, Пелевин становится окончательно невнятным.

И наконец, третья составляющая пелевинского романа - уход в исторические верования, которые якобы связаны глубокими параллелями с теперешней Россией. Писатель использует затертый до неприличия образ грешного города Вавилона, с его гигантоманией и творческой незавершенностью (может быть, здесь, наконец, в море самовлюбленности мелькнет хотя бы капля самокритики? Навряд ли). Золотые и бессмысленные боги, соотносимые Пелевиным с телевидением и рекламой, Иштар и Ваал, проходят по роману тяжелой поступью, но это больше внешние эффекты; законы "жанра" заставляют подпустить дыму многозначительности. Игнорируя научные изыскания в области верований древних вавилонян, Пелевин предпочитает выдумывать их самостоятельно, мешая в едином винегрете древние мифы всех стран и народностей. Реальная функция "вавилонских сцен" в "Generation П" (кроме вышеуказанной примитивной метафоры) остается туманной.

Роман Пелевина до такой степени несамостоятелен, что даже там, где автор не использовал метод прямого цитирования, хочется увидеть что-то чужое. Так это происходит в тексте мистического письма Че Гевары, где появляется понятие identity, явно отсылающее к одноименному роману Милана Кундеры (которого Пелевин, скорее всего, не читал). И вновь сравнение не в пользу нашего героя: там, где чешский прозаик ищет тайну равенства человека самому себе, Пелевин пытается изобразить идеальное не-равенство, фальшивое "я". Тема не получает развития, и очередная претенциозная попытка кончается ничем.

Канва "духовного пути" главного героя, как это было и в других книгах Пелевина ("Жизнь насекомых", "Чапаев и Пустота"), прямо позаимствована из мистических и малохудожественных книг американца К.Кастанеды. Между тем, социальный сюжет явно украден из криминального романа американца Льва Гурского "Перемена мест"; там сыщик Яков Штерн раскрывал заговор по замене всех реальных политиков на актеров-двойников - здесь же главный герой сам внедряется в систему, задача которой - создавать компьютерные макеты Президента, Думы и остальных фигурантов сегодняшнего истеблишмента.

Трудно сказать, зачем написана эта книга, составленная из обрывков чужих сюжетов, мыслей, находок; наверное, для того же, чему сейчас посвящены мысли всех - деньги и дешевая популярность. А также для того, чтобы показать любителям настоящей Литературы, каким не должно быть Искусство.

5

Виктор Пелевин - совершенно необычная фигура сегодняшнего культурного контекста. Таких, как он, молодых, талантливых, незаурядных, и вместе с тем невероятно популярных авторов, больше в России нет, во всяком случае, на данный момент. Ну, разве что харизматичный Илья Лагутенко из владивостокского "Мумий тролля", также сочетающий доступность, обаяние и творческую оригинальность. Но это уже из совсем другой оперы.

Нового романа Пелевина ждали неистово; подбивали бабки, собирали "полное собрание сочинений" в Интернете, перечитывали переиздания... и вот оно, явление героя, единого в двух лицах: Автор и Текст. Роман называется "Generation П", что немедленно наводит на мысли о параллели между самим писателем и его героем. Как и в первом романе Пелевина, в новой его книге есть один центральный персонаж - рекламный "криэйтор", то есть сценарист Татарский (и вновь - обладатель странного имени; на этот раз не Омон, а Вавилен). Он и воплощает собой новое поколение, поколение П; название автор никак не комментирует и не разъясняет на страницах книги. Это заставляет связать стилизованно-загадочную букву (русское П или греческое "пи") с фамилией самого Пелевина. "Generation П" - поколение автора и героя одновременно, молодых людей творческой профессии, ищущих свое место в странном мире.

Мир состоит из нескольких уровней. Первый - знакомый облик криминального, смешанного общества, где все относительно и изменчиво, где царят бандиты и нувориши, где выпускник Литинститута может стать продавцом в "комке", где правят наркотики и оружие. Другой, открывающийся лишь во второй половине романа, когда герой попадает в недра Института Пчеловодства, выводит фальшь знакомой реальности на новый виток; ирреальным продутом ловких компьютерщиков оказывается вся политическая элита России. Параллельно с этой спиралью существует еще одна. Как всегда, Пелевин связывает ее с если не более настоящим, то более честным миром эзотерического познания. Он тоже состоит из многих уровней. Однако если на уровне "реальном" ответ на вопрос "кто же всем этим управляет" найти невозможно (в ироничном финале выясняется, что управляет всем сам герой, так и не постигший механизма этого управления; перед нами явная отсылка к теориям из "Чапаева и Пустоты" о кантианской ирреальности объективного мира), то в мире познания спираль закручивается в неизвестном вертикальном направлении, в какой-то момент окончательно теряясь в облаках.

Символом этого несуществующего, но подлинного универсума четвертого измерения в романе становится Вавилонская башня, к которой с самого начала читателя отсылает имя главного героя - субъекта процесса познания. Вавилонская башня появляется несколько раз и в нескольких формах: во сне героя она предстает "живым богом" (Ваалом, как выясняется впоследствии), собирающим на мистическую удочку человечий улов; во время странствий Татарского по лесу - заброшенным зданием непонятного предназначения, где он находит три предмета (три загадки Иштар), предназначение которых разгадать не в силах; наконец, бесконечным "межбанковским комитетом", расположившимся в здании Института Пчеловодства (прозрачный знак; пчеловоды, как известно, символизируют смерть). Однако Башня есть не только смешение языков и смыслов, окружающее Татарского, а нескончаемое восхождение ввысь. Здесь незавершенность мистическо-логической цепи (кто всем управляет и в чем смысл жизни) предстает вполне оправданной.

В отличие от предыдущего романа, где Пелевин намекал на знание неких таинственных истин, которые, конечно, раскрыть в популярно-художественном тексте невозможно, здесь он не претендует на обладание подобным Граалем. Напротив, он ставит перед героем (который, как уже было сказано, явственно соотнесен с автором) простой выбор: буддистское "смотрение перевернутого телевизора" или вхождение в иерархию языческих богов рекламы, обогащение и управление, вернее - подчинение неписаным законам "рекламного мира" (а ничего, кроме рекламы, в мире нет - утверждает Пелевин). Герой выбирает второе. В этом смысле "Generation П" воплощает совсем иные ценности, чем ранние романы Виктора Пелевина. Так, таинственный сирруф - проводник и страж Вавилонской Башни - сменяется псом о пяти лапах с нецензурным именем, с которым Татарский входит в некий альянс, при котором общение становится лишним. Поэтические наркотики тоже превращаются из ключа к постижению непостижимого в тривиальный атрибут власть имущих - белый порошок, которым уборщица посыпает каждое утро ковер функционера-статиста Азадовского. Процесс познания неожиданно обрывается, не успев начаться. Впрочем, Пелевин в финальных словах романа намекает на то, что продолжение последует.

Почему, собственно, реклама? Как знак современного мира, как воплощение семиологических схем, с одной стороны, открывающих бесконечную перспективу трактования, с другой - замкнутых на самих себе. В них и суждено блуждать Татарскому и читателю вместе с ним. Кстати, герой нового романа Пелевина - своего рода "человек без свойств", что тоже симптоматично: он не есть персонаж в привычном понимании, а лирическая проекция тени, возникающей при совмещении, в ходе диалога читателя и писателя; отсюда вавилонское-смешанное имя, отсюда "космополитическая", национально-невнятная фамилия. Универсальный, всеобщий характер героя и его поисков выражен в старой притче о "птичьем короле" Семурге, имя которого переводится как "тридцать птиц". В финальном рекламном ролике герой тоже множится на тридцать, уходя вдаль по неведомой дороге. Однако результата и финиша у этого пути нет; Пелевин и его персонаж идут вперед по бегущей дорожке, не сдвигаясь с одной точки. И в итоге Татарский - человек вообще - выбирает трон правителя этим гротескным миром, больше не задавая вопросов. Отказавшись от роли мистического учителя, Пелевин оставляет себе право на то, чтобы остаться писателем; право на иронию.

Особенно явно она выражена в немногих, но ключевых сценах "озарений" Татарского (как правило, под воздействием тех или иных наркотиков). Единственное, что от них остается в памяти героя (а также читателя и самого автора) - ничего не значащая вне забытого контекста фраза-формула, разгадка неизвестной теоремы, воплощающая смысл бытия: "Ниточки исчезают, но шарик-то остается!" Подобно Алисе в Стране Чудес, герой Пелевина получает ключ от двери, войти в которую он не в состоянии.

Еще одна особенность нового романа Пелевина - полное отсутствие персонажей женского пола. Это, однако, не лишает книгу характерного мистически-эротического флера. С одной стороны, ненавязчивая скабрезность проглядывает в неожиданно появившейся у Пелевина ненормативной лексике (под ее употребление автор - а как же иначе - подводит особую эзотерическую платформу). С другой же - единственным и главным объектом эротических стремлений героев остается сама Реклама, воплощенная в образе вавилонского божества Иштар. Ее мужем, повелителем-рабом миражной вселенной, Татарский становится в предпоследней главе; химическая свадьба свершилась, враги повержены. Необходимость дальнейшего поиска отпадает, возникает видимость хэппи-энда.

И все же, несмотря на прозрачность идеи, от финала "Generation П" веет какой-то горечью, какой-то незавершенностью. Видимо, Пелевин не может без грусти думать о покинутом им мире романтических и неопределенных ценностей. И еще одно: это больше не мир, которым он управляет. К тому же, в романе ясно сказано - миром управляет не "кто", а "что". Что? - спросите вы. Ответа не будет.

Ссылки:


© Русский Журнал, 1998 russ@russ.ru
www.russ.ru www.russ.ru