2.07.98

"Создание виртуала - это особый литературный жанр"

Интервью Дмитрия Иванова с Антоном Борисовичем N

Дмитрий Иванов: Почему люди выступают под псевдонимами?

Антон Борисович N: Сеть, как никакое другое из средств самовыражения, подталкивает человека к собственной виртуализации, потому что все технические средства под рукой. Традиция анонимов и псевдонимов в Сети восходит к тем временам, когда взрывообразный рост Web’а еще не наступил, но были широко распространены телеконференции. Много народа пишет письма, много людей, миллионы мнений. Как привлечь к себе внимание? Простейший способ - взять себе псевдоним и грубо (лучше всего еще и неконструктивно) раскритиковать кого-нибудь. Конечно, подобные "наезды" вызывают мгновенную реакцию участников конференции, в первую очередь тех, на кого "наехали". Сразу же начинает обсуждаться вопрос о том, кто скрывается за псевдонимом, тем самым раскручивается реклама этого персонажа.

Основоположникам русского Webа не требовалось предпринимать дополнительных усилий для того, чтобы выделиться из общей массы. Они были первыми - и только потому стали известны. Приблизительно два года назад начался взрывообразный рост русскоязычной Сети, и тогда появилось огромное количество виртуалов.

У меня лично есть ряд сугубо практических причин выступать от лица нескольких виртуальных персонажей. У сетевого автора, который высказывает свое мнение по самым разным поводам, не может быть той же самой фамилии, что у человека, который периодически высказывается на пресс-конференциях от лица крупной компании.

Корпоративный дух западных компаний - это вещь святая, если ты что-то сказал перед журналистами, тебя легко истолковать как человека, который выразил мнение компании. А мое личное мнение может быть каким угодно. Есть вещи, которые не могут пересекаться. Деятельность Антона Борисовича N никоим образом не пересекается с деятельностью человека, который чего-то делает в компьютерной компании.

Д.И.: Какие еще бывают причины появления виртуалов?

А.N.: Есть виртуалы, которые решают чисто художественные задачи, это для меня в настоящий момент более всего интересно. Например, Май Иваныч Мухин. Когда я только начинал свои скитания по Интернету, я наткнулся на мухинскую страницу и все, что там было, читал с большим удовольствием. Я не понимал еще правил игры, и у меня ни на секунду не возникало сомнений в реальности описанного персонажа - пенсионера, случайно открывшего для себя Интернет. Май Иваныч Мухин - это пример абсолютно чистого виртуала. Это человек, который никогда ни на кого не наезжал, что уже удивительно. У него нет врагов в Интернете. Ни у кого нет никакой нужды выяснять, кто это такой вообще. Просто есть такой персонаж, он существует. По большому счету он чуть ли не единственный виртуал с кристально чистым прошлым. Создание виртуала - это особый литературный жанр.

Вовсе не обязательно напрямую рассказывать историю персонажа его же устами. Мемуары Мухина, которые овеществили все взаимоотношения Мухина с окружающим миром, превратили эти взаимоотношения в текст - это проговорка того, что, вообще говоря, никогда не должно было быть проговорено. Но здесь это художественно оправданно. Май Иваныч Мухин - старенький, поэтому он может написать мемуары.

Вообще же основная проблема виртуальных персонажей и текстов, написанных от их лица, в том, что очень трудно создать цельный образ. Получить живого виртуала довольно сложно, для этого надо искусно разбросать в тексте определенный ряд намеков и проговорок, которые позволили бы купить читателя, причем купить его на откровенность, что само по себе является довольно сложной задачей. Маю Иванычу это удалось, ему многие пишут письма. Если у человека возникает необходимость написать письмо, это значит, текст в нем вызвал необходимость общаться с этим человеком. У него, как правило, не возникает вопросов - виртуальный это персонаж или не виртуальный.

"Посвященные" - те, которые понимают условия игры, читают текст, написанный виртуалом, на одном уровне, "простаки", которые не понимают, - на другом. Но сам текст должен непременно допускать возможность такого двоякого прочтения.

Д.И.: Хорошо, а ты мог бы выделить какие-то характерные черты у наиболее ярких, промелькнувших за прошедший год виртуалов?

А.N.: Каков твой список виртуальных личностей?

Д.И.: Мухин, Паравозов, Катя Деткина... Робот Сергей Дацюк - с ним история иная, но со своим интересным поворотом.

А.N.: Нет, говорить о том, что у всех у них есть общие черты, я бы не стал. Вот, например, история с Катей Деткиной. До начала разоблачения я воспринимал ее как совершенно нормальную вариацию, ну да, ну вот девушка с какой-то там легендой... Как только возник шум, стало ясно, что она ненастоящая, не потому что оппоненты привели неопровержимые доказательства. А по самому факту возникновения шума. По поводу разоблачений никаких официальных заявлений не делают (а Кадеткина делала). Так или иначе, авторы виртуалов признаются в своем авторстве. После того как Кадеткину убили, возник спор: что это было-то вообще? И мистер Паркер замечательно озвучил одну из точек зрения, сказав, что в литературном отношении Кадеткина - это ничто, ноль без палочки, весь вопрос в том, почему она вызвала такое количество внимания, не являясь при этом ничем. Я думаю, что просто в тот момент была какая-то нужда в Кадеткиной. В независимых женских персонажах в Сети.

Д.И.: Может быть, дело в том же наезде, который был ее основным инструментом...

А.N.: Там не было наезда целевого, что является таким нормальным инструментом самораскрутки. Там был широкомасштабный полив, пришел человек и давай из шланга всех. Мне как рядовому читателю не показалось это сверхгрубым, неоправданным. Наезды на беспомощные корпоративные сайты различных производителей радиоэлектроники... Ну так они и впрямь беспомощные. Критика была неконструктивная по форме, но совершенно справедливая. Для меня как для читателя это было вполне съедобно, и я это съел. Другой вопрос, что в текстах Кадеткиной нет никакой литературы. Изменения текста задним числом - это дурной тон, такого делать нельзя. То есть можно (раз есть техническая возможность это сделать - почему б не сделать?), но это говорит о крайнем литературном непрофессионализме. Такое переписывание означает, что у тебя, когда ты пишешь, нет модели персонажа, которую ты воплощаешь в тексте. Дней через десять писания обозрений Кадеткиной автор обнаружил - читатели уже достали меня своими письмами с предложениями познакомиться. Дай-ка я объявлю, что я замужем. Это видно по эволюции текстов. Изначально никакого мужа не было и быть не могло. Потому что замужняя женщина думает по-другому. Это определенный урок. Если ты выступаешь от лица женского персонажа, будь добр, займись изучением женской психологии, иначе текст окажется неубедительным. В этом плане Кадеткина абсолютно не продумана, это не структурированный персонаж. С другой стороны, у того же Мая Иваныча хоть и случаются определенные проколы, которые можно понять, но они случаются крайне подготовленными. Если развивать эти проколы, то в принципе понятно, как будет реагировать автор и как он объяснит случившуюся в тексте неувязку. Мой любимый прокол Мая Ивановича Мухина - это получение пенсии в банкомате. Что-то я сомневаюсь в том, что пенсионер, стилистически абсолютно советский, в Эстонии получает пенсию в банкомате. (АБN демонстрирует незнание реалий: в Эстонии пенсионеры действительно получают пенсию в банкомате. - Ред.) Но это получение пенсии, оно происходит в выпуске, в котором заведомо заложена игра. Он начинается примерно так: "У меня выключили электричество, поэтому я пошел по городу и об этом вам сейчас пишу".

Д.И.: Но в случае с Кадеткиной наиболее обсуждаемой темой были все-таки не сами тексты, которые действительно не выдерживают критики, обсуждалась прежде всего ее внезапная смерть.

А.N.: Большинству читателей к моменту смерти Кадеткиной после 13-го выпуска было понятно, что всё это игра. Но давай предположим, что я неправ, что писания Кадеткиной - это настоящий Текст (и как таковой воздействует на реальность.) Всем, кого я подозревал в том, что замешаны в создании Кадеткиной, написал письмо, что, ребята, через улицу ходите осторожно, на машине катайтесь медленно. У меня был случай, когда мой текст осуществился в жизни моих хороших знакомых, и осуществился трагически. Ребята понимали, что я не виноват, просто "музыкой навеяло", но полгода мы не могли преодолеть определенный барьер. В случае с Кадеткиной, на мой взгляд, не о чем говорить, но даже шутки такие могут сыграть очень нехорошо. Ребята сыграли в то, во что еще никто не играл, теперь это их проблемы.

Я еще раз хочу сказать, что для меня интереснее всего не сами тексты, а анализ этих текстов. Обдирать текст от лишних наслоений в поисках автора - вот что интересно. Если ты дух сервера, то будь добр, воздержись от фраз, которые проскакивают у тебя как слова-паразиты: "Слава Богу", например. Дух этого не может говорить, правильно? Когда начинаешь следить за своим языком, обнаруживаешь, что то, что ты говоришь, очень связано с тем образом жизни, который ты ведешь. Любой написанный тобой текст несет в себе такое количество отпечатков твоей личности, что от него невозможно откреститься. Идеальный виртуал - это виртуал, у которого другое только имя. Все остальное то же самое. Собственно говоря, Антон Борисыч N построен скорее по этому варианту, чтобы не проколоться в плане каких-то совсем простых вещей.

Д.И.: Как возник Антон Борисыч N, кстати?

А.N.: В некий момент мне предложили выступить соавтором "Вечернего Интернета". Буквально за 3-4 недели до этого выяснилось: мало того, что я Антон N, как и Носик, так еще мы оба Борисовичи. Кроме того, мне давно хотелось сделать "Сумеречный Интернет" на темы, которые так или иначе являются маргинальными, но интересными. Конечно, не "X-files", но что-то из той серии. Взять Сеть в том аспекте, в котором ее никто не рассматривал. Условия моего контракта с "Вечерним Интернетом" мне не позволили это сделать, но псевдоним придумался. Он сильно развязывал руки в том плане, что N как фигура умолчания - очень хороший образ. Вот, собственно, вся история возникновения псевдонима, здесь нет отрешения от себя.

Д.И.: Гагин во введении к новогоднему номеру "Интернета" с советами виртуальным личностям, написал, что 97 год стал годом виртуальных личностей и вообще стало модно представать перед сетевым сообществом не в качестве там Ивана Петрова, а в качестве...

А.N.: Петра Иванова.

Д.И.: И тенденция эта проявилась в прошедшем году и, судя по всему, будет продолжаться.

А.N.: Гагину виднее. Гагин, как известно, утверждает, что он пишет Паравозова, в то время как Паравозов это отрицает. Я не знаю, честно говоря, модно это или немодно. Мне, например, просто интересно.

Раскручивать виртуальную личность - это отдельный труд. Тебя придут читать, если ты кому-то интересен. Тексты говорят сами за себя. Понятно, что это имеет некую цепную реакцию. Средства раскрутки неких персонажей понятны: ссылки в "Вечернем Интернете", у Паравозова. Ты знаешь этих людей, ты им говоришь: ребята, раскрутите мне, пожалуйста, вот эту вот текстуху. Это имеет некий эффект. Но если народ, который идет за этим эффектом, не клюет на то, что ты вывесил в виде наживки, у тебя нет никаких шансов, будь ты Петром Ивановым, Иваном Петровым, Норвежским Лесным, кем угодно. У тебя нет шансов привлечь читателя, если ты не затрагиваешь конкретных тем, не соблюдаешь неких законов жанра.

Д.И.: Насколько значим выбор имени виртуального персонажа?

А.N.: Вопрос про имена может рассматриваться кармически. Никому не было бы дела до Мэрилин Монро, если бы она жила под настоящим именем. Не было никому дела до Элтона Джона, пока он не стал Элтоном Джоном, хотя музыка осталась та же самая.

Д.И.: Можешь привести примеры удачных сетевых текстов - текстов, которые "попадают в точку", захватывают читателя?

А.N.: За примерами далеко ходить не надо. Вот Носик в идеальном варианте "Вечернего Интернета" из любой фигни делает безумную мировую проблему. Настолько успешно, что читатель успевает испугаться, практически умереть от страха. А под конец наступает некий катарсис, когда автор говорит читателю: на самом деле это все ерунда, расслабься, лечиться от этого надо вот так.

Но у него бывают тексты, которые несут в себе дополнительную нагрузку, и я уже много раз в этом плане накалывался, когда их читал. Прочитываешь все как обычно, наискосок через полторы строки, потом приходит к тебе какая-то мысль, Носику ее высказываешь, он говорит: а вот там это уже написано. Смотришь - действительно уже написано.

Д.И.: А как предпочитаешь писать ты?

А.N.: Для меня особым удовольствием является обман читателя, чтоб читатель что-то такое проглотил, не поняв, что это, а потом это бы внутри у него взорвалось динамитом. Это можно делать лингвистически, это можно делать сюжетом. Я сам впервые попался на такую наживку, когда прочитал борхесовский рассказ "Евангелие от Марка". Человек оказывается запертым наводнением на некоей ферме под Буэнос-Айресом вместе с невежественными крестьянами, читает им вслух Евангелие от Марка и под конец они его распинают со слезами, спрашивая его, будут ли они отпущены в рай. Там на первых двух абзацах идет описание, совершенно проходное, про главного героя, студента-медика. Когда ты начинаешь что-то подозревать, возвращаешься в самое начало, обнаруживаешь, что студент обладал даром красноречия, был медиком, вылечил крестьянам овцу по ходу дела, что было воспринято как чудо, ему было 33 года. Всё. Круг замыкается, художественная задача полностью решена. Тебя обманули в самом начале, подсунув как проходное чтиво то, что является основой сюжета. То, как тебе это преподносится, заставляет тебя это перечитывать второй раз. Вот это-то и оставляет в тебе те ощущения, которые заставляют тебя проводить над текстом энное количество оборотов.

Д.И.: Как все это соотносится с темой виртуальных персонажей?

А.N.: Построение виртуальных личностей как раз и позволяет проложить в тексте второй план. Можно некоторые вещи, которые ты хочешь донести читателю, подкладывать в текст, не проговаривая их до конца. Мне интересны такие игры. Можно ставить перед собой разные задачи. Например, сделать себе имя, собрать аудиторию. Мне это не очень интересно. Гораздо интереснее построить какие-то ловушки для читателя, в которые бы он благополучно попался. Здесь есть некоторый набор рецептов. Берутся 3 или 4 признака, которые разбрасываются методично по всему тексту радостно так. Например, Мэри Шелли, лондонская замужняя женщина, курит марихуану, ругается матом. Эта информация проходит рефреном по ее текстам. Но это не убеждает. Мэри Шелли явно не живая, потому что построена по фишечной системе, ее набрали из кусочков, нет единства образа, то есть купиться на это я лично не могу.

Д.И.: Я считаю, что у тебя все-таки требования весьма высокие.

А.N.: А иначе смысла нет.

Д.И.: И поэтому ты говоришь об игре, конструировании персонажа, который был бы "как живой".

А.N.: Конструирование - это не главное. Нет никаких проблем, чтобы сконструировать некую текстовую единицу, которая не является текстом, а просто служит неким твоим личным целям. Когда меня сильно раздражала Мэри Шелли, я написал некое письмо в той же самой стилистике. Но меня быстро вычислили - по устойчивым схемам, которые я люблю употреблять. Причем вылавливали меня по совершенно разным признакам, что меня сильно позабавило. Когда я решил признаться с целью понять, как же они поняли, что это я написал, люди приводили диаметрально противоположные доводы. Для меня самым важным является жизнеспособность героев, поэтому моя сверхзадача - создать некую дистанцированную от меня самого сущность.

Д.И. В контексте жизнеспособности как основной несущей конструкции чем является это разоблачение?

А.N.: Ничем. Это забавно для того, кто это делает. То есть делал-делал героя, а потом вдруг выяснилось, что поймали тебя! Ты можешь увидеть дырки в собственной структуре, которую ты построил. Тут игру можно заканчивать - и не обязательно героя под автомобиль бросать, можно просто забыть про него. Разоблачение - это игра для внутреннего круга. Если ты построил такого персонажа, которого кому-то захочется разоблачить, если это кому-то удается, то ты проиграл, ты его плохо построил, ты плохо сыграл роль.

Д.И.: Что тебе больше всего не нравится в виртуалах?

А.N.: Недоделанность большинства этих псевдолюдей. Меня как читателя беспокоит то, что люди, которые делают сейчас псевдоперсонажей, не заботятся прописыванием их до нужной стадии. Вопрос здесь не в профессионализме, человек может не иметь специального образования. Мы говорили о художественных произведениях, имеющих целью обмануть читателя, это очень близко к теме виртуалов. Есть некоторое количество людей, которые чувствуют, как умеют обмануть читателя и сделать вид, что ты реален в той ипостаси, которую ты сейчас представляешь. Таких людей очень мало, по пальцем можно пересчитать. Это очень сложная задача, и люди, которые так или иначе на этой стезе себя проверяют, рано или поздно уходят с этой стези и пытаются забыть, что они пытались это сделать или саморазоблачаются. Добиться того, чтобы тексты выглядели действительно законченной структурой, довольно сложно. Пример Мухина не дает мне покоя в том плане, что это правильно сделанная вещь. То, что сейчас эта структура прекратила свое активное развитие, это скорее не беда, но боль земли русской...

Жалко, просто жалко.

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru