|
|
назад
II. Начала Метаистории
Теперь я должен в универсуме самоопределения, кратко обрисованном выше, оконтурить небольшую окрестность, островок, доступный моему разумению. Он в основном ограничен социальным слоем и почти не затрагивает экзистенциальный и трансперсональный. Он охватывает сравнительно узкий диапазон как по вертикали, так и горизонтали самоопределения. Тем не менее, мне кажется, даже этот островок позволяет создать плацдарм для экспансии определенности, - в отличие от пятачка во многом фиктивного, мнимого пространства сегодняшних дискуссий (в мифологических координатных осях типа "патриотизм или космополитизм", "демократия или соборность" и т.п.).
С единственной целью облегчить восприятие я придам изложению характер системы гипотез и буду формулировать их одну за другой. Гипотезу психологически легче воспринять, ее можно как-то обсуждать, опровергать, соотносить интуитивно (а иногда и рационально) с собственным опытом.(3) Естественно, формулирование каждой гипотезы равносильно использованию некоторой упрощенной модели, а всякая модель (тем более, когда ее описываешь в нескольких абзацах) ущербна, и реальность в ее терминах содержательной интерпретации, конечно, плохо поддается. Таким образом, я буду делать ряд предельно грубых, вопиющих упрощений относительно реальности, в которой мы самоопределяемся.
Надеюсь, однако, если у читателей достанет терпения вынести это гносеологическое насилие, наш горизонт самоопределения расширится. И выяснится, что мы не столь уж несвободны, что у России все еще имеется широкое поле выбора, простор для стратегических инициатив: есть где проявиться нашей свободе воли. Ибо пространство самоопределения в пределе тождественно пространству свободы воли. С другой стороны, свободное самоопределение - тяжкое бремя. Но всякий раз, как мы (по старинному русскому обыкновению) пытаемся перевалить его на Господа - это бремя с готовностью подхватывает Великий Инквизитор. Так что - была бы воля к свободе, а для свободы воли место есть всегда.
 Гипотеза Среднего мира. Три мира - три системы.
Данная гипотеза тесно связана с ответом на вопрос: Россия - это уникальный индивид, заброшенный к нам откуда-то с Марса? И даже если он действительно заброшен с Марса, нельзя ли посмотреть на всю марсианскую фауну? Может, она обитает где-нибудь здесь, за краем нашей кальдеры?
С этой точки зрения, центральная идея проекта "Иное" была такова: от биполярной модели, раскладывающей все конкретные общества по двум ячейкам - "Первый мир" и "Третий мир" (в других терминах, соответственно, "Север - Юг", "Запад" - "Восток", "Открытое общество" - "Закрытое общество" и т.п.) необходимо вернуться к идее как минимум трех миров и говорить об идеальном типе или о модели стран Среднего мира.
Данная модель по содержанию не уступает концептам, объемлющим Первый и Третий миры. Она представляет огромный мир разнообразия, вмещая в себя целый универсум разнообразных моделей обществ. В качестве одного из представителей обществ Среднего Мира (может быть, типичного, или яркого, или исторически первого - разберемся потом) рассматривается Россия. В этом смысле она ничуть не более уникальна, чем все прочие страны данного типа, т.е. те, которые мы будем изучать с помощью понятия "страна Среднего мира".
Можно употреблять разные обозначения для этих идеальных типов. Например, использовать понятия "общество традиции", "общество культуры" и "общество цивилизации", смысл которых интуитивно угадывается.
"Общество традиции" - это идеальный тип, который годится для описания исторически наиболее старых, ранее всех возникших типов общности и наиболее архаических пластов, которые существуют в каждом мире, в каждом социуме.
"Общество культуры" - идеальный тип, соответствующий модели Среднего мира.
"Общество цивилизации" - идеальный тип для описания исторически наиболее позднего пласта, характерного для стран Запада, обществ Первого мира.
Конечно, описание любого из конкретных социумов с помощью одного из этих идеальных типов было бы грубой абстракцией. Для его описания нужно употреблять все три идеальных типа. Более конкретная модель социума должна представлять как бы трехслойный пирог, в котором есть слой (пласт) традиции, слой культуры и слой цивилизации. И уже в зависимости от того (по аналогии с тремя типами государств у Платона), какой из этих слоев доминирует, можно говорить об обществах, тяготеющих к идеальному типу традиции, культуры или цивилизации.
Бессмысленно пытаться обрисовать "затерянный мир" обществ культуры в нескольких абзацах. По существу, полторы тысячи страниц "Иного" - элементарное введение в проблематику Среднего мира.
Полтора года назад во время симпозиума "Россия как страна Среднего мира", проходившего на о. Крит, греческий коллега спросил меня, как бы я чисто внешне описал типичную "страну Среднего мира".
Я ответил, что это общество, где много культурных, образованных людей, где граждане носят современные пиджаки или свитера, едят бутерброды и ездят на трамваях. Ее культура имеет глубокие исторические и религиозные корни. В этой стране имеется серьезная и влиятельная литературная традиция, замечательная музыка, живопись. В ней часто изготавливаются не имеющие равных в мире образцы высокотехнологичной продукции, и есть современные города. Однако при этом все вокруг жутко заплевано, дороги с выбоинами, транспорт ходит не по расписанию... И всякая уникальная и замечательная вещь, будь то идеальная или материальная, будучи создана, неуклонно разваливается, и никак не удается наладить ее воспроизводство и тиражирование. Передовые идеи, машины, институты, постоянно возникая, вскоре рушатся, растаскиваются, приходят в негодность.
Мой греческий коллега засмеялся и сказал, что, с его точки зрения, Греция по многим параметрам относится к числу стран Среднего мира.
Гипотеза метаистории. Зазеркалье XX века. От экстенсивных форм - к интенсивным.
Эта гипотеза постулирует становление принципиально нового типа исторического развития в XX в. Согласно гипотезе, человеческое общество (представленное несколькими наиболее продвинутыми социумами) прошло сквозь некоторое зеркало, вошло в постисторическое Зазеркалье в эпоху между Первой и Второй мировыми войнами.
Образно это можно представить себе как отражение от внутренних границ некоторой зеркальной сферы - универсума форм деятельности. На этапе экстенсивного исторического развития сфера была заполнена целиком. В этом смысле Фукуяма прав: мы дошли до некоторой границы, определенный универсум форм деятельности исчерпан (однако это касается не всех, а лишь экстенсивных форм развития), и все пространство заполнилось единым всемирным Обществом цивилизации, которое уперлось в собственные границы и остановилось.
Согласно данной гипотезе, гипотезе Метаистории, далее наступает не остановка, тупик, а следующий по логике цикл развития, где новые общества превращают прежние формы деятельности в свой предмет, и начинается движение обратно, вглубь сферы экстенсивных форм. Возникает слой "мета" над историческими обществами. Например, возникает общество, которое экономические формы деятельности, присущие Обществу цивилизации, превращает в свой предмет. Появляются, скажем, Федеральная резервная система, Комиссия по бирже и ценным бумагам и другие институты, которые начинают работать со всем множеством форм финансового капитала или инвестирования, соотносить их, устанавливать внутреннюю иерархию, какие-то из них монополизировать, присваивать себе, а прочие ограничивать, регулировать, оптимизировать и т.п.
Мы попадаем в странный мир, где одновременно существуем в параллельных пространствах - и в истории, и в метаистории, и вынуждены двигаться в разнонаправленных временах. Мы оказываемся в двух встречных потоках: существуем в одно и то же время и в мире фукуямовской заканчивающейся истории (или, по Марксу, предыстории), и уже влезли в некоторые постисторические миры. Наше движение идет одновременно и по пути создания новых форм частной собственности, и по пути снятия ее форм как таковых.
Эта противоречивая разнонаправленность абсолютно вынуждена. Если мы просто занимаемся ветхозаветным выращиванием новых форм частной собственности, в то время как нам навстречу движется поток современных обществ, которые работают с этими формами как с предметом, мы тем самым не просто облегчаем им работу с нами, а как бы подставляемся под них, их провоцируем, создаем им повод и наиболее удобный способ взять нас за горло. Но совсем не заниматься созданием предысторических форм мы тоже не можем, ибо у нас действительно отсутствует мощный пласт классических экономических форм деятельности и форм собственности - на пути в метаисторию зияет дыра, пропасть в несколько формаций шириной. И возникает парадоксальное движение одновременно и в истории, и в метаистории, когда мы должны культивировать вполне зримые (их можно посчитать, назвать) формы, скажем, экономической деятельности, и одновременно должны создавать формы их снятия. Однако и те, и другие во внешней реальности конца XX века уже существуют, что дает нам некий шанс.
Гипотеза симметрии форм. Постиндустриализм, корпоративизм, идеократия.
Эта гипотеза удваивает полученный нами список из трех идеальных типов, моделей общества.
Социальные системы целиком заполнили отчужденными формами деятельности, - технологическими, организационными и экономическими, - некоторую сферу, зеркальную изнутри, и врезались лбом в зеркало. Лидеры социальной гонки оказались в положении пловца, который плыл к стенке бассейна и, не видя ее и не зная, что ему нужно оттолкнуться от нее и повернуть назад, просто ударился о нее с размаха, разбил череп, потерял сознание, но потом пришел в себя и, кое-как развернувшись, поплыл обратно. Так в промежутке между Первой и Второй мировыми войнами отдельные пловцы сменили направление движения на противоположное.
В этом смысле, говоря на языке идеальных типов, гипотеза метаистории предполагает, что мы имеем право говорить еще о трех зазеркальных моделях общества, которые можно условно назвать:
- постиндустриальный тип общества ("мир № 4") (4) - "предметно-практическая рефлексия" над обществом цивилизации;
- корпоративный тип общества ("мир № 5") - опредмечивание, снятие форм общества культуры;
- идеократический тип общества ("мир № 6") - овладение материалом форм деятельности общества традиции.
Гипотеза метаисторического субъекта. (Где прячутся коварные жидомасоны).
Конечно, интуиция множества людей подсказывает, что современность не живет по законам мира, описанного в работе "Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии", где сталкиваются, бестолково бодаясь, миллионы разнонаправленных воль, и возникает никого не устраивающая статистическая результирующая по законам идеального газа. Люди все явственнее ощущают субъектность метаисторического мира, изменяющееся качество этой субъектности. Но, поскольку в сознании имеется много разнообразных слоев, и поскольку в массовом сознании доминируют слои архаические, оно склонно мифологизировать и демонизировать субъектные структуры. В итоге возникает широкий спектр взглядов на современный миропорядок: от моделей теории игр и конфликтологии - и до жутких историй про подземные бункеры, где сидят разные жидо-, тюрко-, буддо- и прочие масоны, которые, якобы, уже сконструировали и реализовали мир, описанный в доктрине предопределения, используют тайное организационное оружие, технологии массового одурманивания и т.п., а мы являемся их марионетками. За этим, несомненно, стоит подлинная интуиция, которая верно чувствует тенденцию, - просто она не находит своему чувству адекватных культурных форм воплощения.
В этом смысле, если попытаться образно описать новый тип метаисторической субъектности в терминах постиндустриального, корпоративного и идеократического типов обществ, то можно вывести на арену трех персонажей. Я назову их условно (это - весьма приблизительные названия): "предприниматель", "конструктор" и "идеолог".
1) Что такое "предприниматель" по Шумпетеру? Это человек, для которого вся совокупность экономических форм, форм "бизнеса" является предметом сознательного манипулирования. Он знает, как все они называются, он их посчитал, для него они располагаются в Периодической таблице экономических форм деятельности типа менделеевской. Он хорошо представляет атомные веса, валентности, свойства основных соединений этих элементарных форм. Вместо того, чтобы, как положено классическому бизнесмену, выбрать одну из экономических форм деятельности (скажем, производство сосисок или фьючерсные сделки на бирже) и в ее рамках ожесточенно состязаться с конкурентами, он использует этот и другие элементы для "неорганического и органического синтеза", т.е. выстраивает т.н. схемы. Он зарабатывает не на конкретной экономической функции, а на ее первой производной: строит уникальную схему, невидимую для конкурентов, бандитов и налоговзимающих органов, и эксплуатирует эту схему, покуда ее не заметили те, другие или третьи. А как только кто-то из них ее заметит, он строит другую схему, прибавляя построенные ранее им и другими схемы к исходному множеству элементов своего конструктора. Это - не бизнесмен, а предприниматель, существо постиндустриального мира. Его форма деятельности уже интенсивна: он превратил предысторические формы деятельности в свой предмет.
2) Что такое "конструктор"? Это человек, который работает не столько с экономикой и над экономикой, сколько с предпринимателями и над предпринимателями. Деятельность "конструктора" заключается в том, чтобы поставить на поток единичные акты по синтезу новых предпринимательских схем деятельности. Он стремится увидеть их источник, понять, в чем состоит вся их совокупность. Он строит некоторую информационную систему или систему корпоративного принятия решений, которая производит предпринимателей вместе с их схемами подобно тому, как производится оружие на конвейере. Здесь уместен образ современной транснациональной корпорации, которая нависает над целыми сферами международного бизнеса. Она выстраивает стратегию последовательной реализации предпринимательских схем, обучает им своих агентов и посылает их в ту или иную сферу международного бизнеса с целью установить над ней контроль. Эти предприниматели отличаются от обычных тем, что их с материнской корпорацией объединяет незримый оптоволоконный кабель или электронный сигнал.
В своих лекциях в Высшей школе экономики я приводил примеры, наводящие на мысли о реализации подобных схем де-факто. Я не хочу сказать, что весь мир уже населен "конструкторами". Однако, судя по всему, такие уклады в нем укоренились. Предметом исследовательской работы должно стать выяснение места, значимости, стратегического веса этих укладов в современном мире.
3) Что такое "идеолог", точнее, олицетворяемая им "идеократия"? О ней я скажу буквально несколько слов, потому что это очень далекий от нас и непонятный уклад, хотя мы с ним и сосуществуем.
Среди ранних прообразов идеократии были итальянский фашизм, немецкий нацизм, наш большевизм и японский тэнноизм. В связи с известными обстоятельствами, не имеющими прямого касательства к тому, что я хочу о них сказать как об укладе, они были демонизированы. Говорить о них стало дурным тоном и даже сопряжено с моральной опасностью. Конечно, в этих странах де-факто проклюнулись лишь элементы идеократии, обвешанные дополнениями из архаических укладов. Кстати, именно их обвешанность архаическими укладами привела к тому, что они превратились в арену борьбы сил добра и зла и стали причиной множества трагедий, неизбежно сопутствующих переходу через зеркальную границу Истории и Метаистории. Пониманию природы идеократии не способствует и другое обстоятельство: укладами, в которых прообразы идеократической модели существуют в современном мире, являются загадочные и экзотические феномены типа "Аум Синрикё" и "Белого братства", концентрирующие всеобщее внимание на фоне тысяч сект или организаций, может быть, вполне невинных, где люди занимаются медитацией.
Если центральную роль в постиндустриальном укладе играет понятие "стоимость", а в корпоративном - "информация", то в идеократическом - "энергия". И ключевым вопросом, определяющим мощь данного социума в идеократическом укладе, является наличие источника и канала поступления энергии, которая в дальнейшем может конвертироваться в информацию, а информация - в стоимость.
Резюмируя сказанное об идеократиях, можно сказать: это - мир, от нас все еще очень далекий, культурой не освоенный, в рациональных понятиях плохо выраженный, поэтому с ним надо обходиться очень осторожно. Пока я могу только констатировать, что в современном мире идеократический уклад еще не скоро выдвинется на ключевые роли.
Согласно гипотезе симметрии форм, в постисторическом зазеркалье сначала бьет час постиндустриализма, т.е. идеального типа, который зеркален обществу цивилизации. Для реализации этой модели налицо готовый предмет и наиболее выгодные условия. Можно предположить, что сейчас она в наибольшей степени годится для описания того, что творится на западе.
Далее достигается "резонансная частота" для реализации формы деятельности, лежащей в основе пятой модели общества, названной корпоративизмом.
И, наконец, в некотором отдаленном будущем создадутся условия для предметно-практической рефлексии над обществом традиции. И социумы, в которых в наибольшей мере сохранились традиционные уклады, получат там свой шанс для трансформационного рывка.
Метаисторическое общество можно представить себе как трехслойный пирог, где присутствуют одновременно постиндустриализм, корпорация и идеократия. Соответственно, в зависимости от доминирующего уклада можно обрисовать три типа субъектного устройства.
1) В обществе постиндустриального типа (модель № 4) элита локализована в укладе предпринимателей. Соответственно, это должны быть такие финансовые суперспекулянты как Джордж Сорос (не случайно, кстати, в своей главной книге "Алхимия финансов" он формулирует принцип рефлексивности). При них, конечно, необходима какая-то корпорация наемных управляющих, но все же эта корпорация еще не является "техноструктурой" по Гэлбрейту. Управленцы здесь продолжают быть наемными людьми, которые лишь обслуживают процесс принятия решений, а направление, вектор, парадигма принятия решений остается за финансовой элитой. Конечно, в обществе постиндустриального типа должна быть некоторая идеократия (точнее, партия), которая окрашивает все это общество в цвета вполне определенной идеи - будь то национальная, космополитическая, либеральная или еще какая-нибудь. Но эта партия ни в коем случае не является правящей.
2) В обществе корпоративного типа (модель № 5), согласно трудам Гэлбрейта, берет верх корпоративная элита (техноструктура). Управляющие деньгами становятся важнее, чем собственники денег, потому что гораздо лучше знают, что с этими деньгами можно сделать, и де-факто их контролируют. В таком обществе истеблишмент рекрутируется из высших лиц, принимающих решения (просвещенных бюрократов), которые превращают "предпринимателей" в своих агентов, представителей на мировых рынках (в подчиненный уклад).
В обществе корпоративного типа все определяется мощью применяемой технологии и методов коллективной выработки решений. В частности, критерием адекватности информации является ее ликвидность в том смысле, что мы можем эту информацию напрямую превратить в стоимость, а стоимость - в деньги. Если мы на основе этой информации можем построить такие схемы деятельности на мировых финансовых рынках, которые принесут нам успех, это и будет наглядным критерием, показывающим, что мы находимся в корпоративном укладе.
3) Наконец, в обществе идеократического типа (модель № 6) элитой являются "идеологи". Вот там уж действительно партия - это элита. (Мы в России намного опередили исторический ход событий.) В этом обществе партия становится правящей, однако не в том банальном смысле, что она имеет власть. Само понятие "власть" по отношению к постиндустриальному укладу некорректно, неприменимо, так как не описывает сути дела.
В обществе идеократического типа элита - это слой, который является носителем энергетики. Дело в том, что идеи - это не текст, не слова. Идеи - это энергия, которая приводит в движение данную элиту. Именно в Обществе № 6 энергия становится важнее информации. Если энергетика есть, то корпорация лиц, принимающих решения, примет эффективные решения.
Вот образ трех типов "тайных элит". Они совершенно по-разному устроены. Поэтому, когда нам говорят, что в современном мире действуют конспиративные субъекты, прежде всего необходимо определить, о каких субъектах идет речь. Масонов, сидящих в бункере, у которых в наличии только подчиненный бюрократический аппарат да куча телефонов, понятно, давно нет и в помине в силу их безнадежной неэффективности. Значит, речь идет либо о предпринимательской, либо о корпоративной, либо об идеократической элитах. Вопросы, каков относительный вес этих укладов в современном мире и с каким типом субъектов мы сталкиваемся в конкретных обстоятельствах, требуют конкретного исследования. Но в настоящий момент есть все необходимые понятийные средства для понимания того, что мы должны искать и как внешне проявляется деятельность этих элит. Это не предмет конспирологии - это предмет работы.
Пока этого не сделано, мы будем находиться в мире бесконечных сплетен, слухов, легенд, нам не отвертеться от разбирательств с самодеятельными ловцами внутреннего и внешнего супостата, обсуждений, каков персональный список этих самых жидомасонов и под какой подушкой у них спрятан план погубления отечества. Вполне возможно, что таковые планы лежат в чьих-то сейфах, даже наверняка. Всякий уважающий себя субъект должен иметь полный спектр планов взаимодействия - от дружбы и партнерства, через все формы экономической, информационной, идейной борьбы и вплоть до специальных операций и силовых "разборок" - со всеми другими субъектами. И они их, конечно же, имеют. Вопрос лишь в том, чтобы не демонизировать их, а обзавестись соответствующими собственными планами, положить их себе под подушку и на этом успокоиться.
Гипотеза полноукладности. Островки прошлого и будущего в настоящем.
Чем отличается гипотеза полноукладности от понятия "многоукладность"?
Понятие "многоукладность" - просто банальное утверждение о составной природе каждого реального общества. Кстати, уже в силу одной только многоукладности понятно, что всех введенных выше понятий недостаточно для описания любого реального социума, ибо он, естественно, многоукладен, в нем все шесть моделей представлены (то ли в виде каши, баклажанной икры, то ли в сложной взаимосвязи по принципу молекулы белка).
Но названные шесть моделей - это далеко не полный список, ибо я совершенно уклонился от целого ряда слоев самоопределения. Однако сколько бы ни было идеальных типов (я их сейчас считать не буду), гипотеза полноукладности утверждает нечто более сильное: в любом реально существующем социуме, в ситуации самоопределения любого субъекта всегда представлены все уклады сразу (в смысле историзма - от безумно архаичных рудиментов и до укладов-островков далекого будущего). Они есть. Просто чем дальше соответствующий пласт в структуре пространства самоопределения данного субъекта, тем более он с ними опосредован, тем труднее ему их обнаружить. Они могут быть спрятаны в скорлупу каких-нибудь объемлющих структур, или быть маргинализированными, конспиративными, или, наконец, находиться на социальной и географической периферии.
Но это означает следующее. Если мы решаем вопрос не о том, что такое Россия вообще, а о том, что именно мы должны делать здесь и теперь, - мы имеем все основания надеяться, что найдем все необходимые опорные точки и конструктивные элементы для своего самоопределения в виде развитых укладов (метаисторических, постиндустриальных и каких угодно), уже существующих в современности. Просто эти уклады невидимы для невооруженного глаза, прозрачны в оптическом диапазоне "здравого смысла". Для того, чтобы увидеть в привычной реальности нечто принципиально новое, необходима гипотеза о существовании этого нового, доведенная до инженерной степени конкретности. Заготовки для подобного рода гипотез и предлагаются здесь на ваш суд.
Гипотеза снятия самоотчуждения. Трансформация "формаций".
Допустим, мы самоопределились и сказали, что Россия - это страна Среднего мира. Что нам делать дальше? Что можно сказать относительно нашего дальнейшего движения?
Соответствующая гипотеза состоит в описании некого механизма трансформации "формаций". Нужно иметь в виду, что под "формацией" я имею в виду нечто похожее, но не совпадающее с тем, что этим словом называл Маркс. В моей книге "Смысл" есть определение этого понятия. Для понимания дальнейшего достаточно иметь в виду, что формация - это синхронный срез, вертикаль самоопределения.
Коль скоро нам сначала на практике, а потом в теории стало ясно, что мы уже находимся одновременно и в старом, и в новом мире, мы не можем продолжать жить как если бы все еще находились в ветхой, дофукуямовской истории. Сам тип развития, естественно, меняется, ибо мы попали в зазеркальный мир. Если продолжать искренне и наивно заниматься "модернизацией" в смысле построения светлого "общества цивилизации", запоздалых попыток войти в "первый мир" - нас просто превратят в предмет. Нам скажут: "Вы и вправду до сих пор решаете проблему торгового капитала? Забавно... Впрочем, пожалуйте вот сюда, в резервацию, вас купит Лихтенштейн и перепродаст Суринаму, у которого вас возьмет в аренду и будет эксплуатировать Польша, - впрочем, вы про это ничего не узнаете. Обещаем вам ритмичные поставки бумерангов, эквалайзеров и стеклянных бус".
Гипотеза предполагает иной вариант поведения для социумов, не достигших в своем развитии уровня зрелого "общества цивилизации". Это идея имеет очень старые корни, она восходит еще к прозрениям Чаадаева и Герцена о том, что существует некая симметрия архаических и постмодернистских социальных структур.
Запад, осуществив прорыв в постисторическое пространство, вдруг обнаружил, что вектор эволюции социальных структур в определенном смысле разворачивается на 180 градусов: там, где он ранее разрушал старую корпоративность, старые структуры, считавшиеся по западным меркам архаичными, теперь он все чаще вынужден эти структуры восстанавливать в новом качестве. Впрочем, о таком повороте предупреждал еще Дюркгейм сто лет назад. По счастью, старые структуры не везде и не всегда разрушали. Например, иначе поступила со своими протокорпоративными или неофеодальными структурами Япония.
Напомню, в соответствии с представлениями квантовой механики существует дискретный набор вполне определенных возможных состояний частицы, и при переходе из одного состояния в другое только некоторые переходы являются возможными, а все прочие - запрещенными. Аналогично, гипотеза снятия самоотчуждения постулирует, во-первых, что трансформация каждого из трех предысторических типов, - общества цивилизации, культуры и традиции, - возможна только в направлении симметричного ему метаисторического типа: соответственно - постиндустриального, корпоративного и идеократического общества. Иными словами, существует некоторая резонансная частота перехода.
Но если в отношении индустриального общества это утверждение представляется очевидным, то прыжок общества культуры из Второго мира сразу в Пятый кажется утопией. Ведь в столбце соответствующей формации зияют целых два провала, в процессе трансформации это общество должно заполнить внутри себя две недостающих сферы форм деятельности. Во-первых, сферу классических экономических форм XIX в., общества цивилизации. Во-вторых, поскольку, как было сказано, трансформация означает движение одновременно "вперед" и "назад", во встречных потоках истории и метаистории, необходимо заполнить слой постиндустриальных форм современного предпринимательства и экономического регулирования. Т.е. грубо говоря, классические формы экономической деятельности должны заимствоваться одновременно в оболочке современных постиндустриальных форм их снятия. Условно, с точностью до образа: мы не должны брать дикий рынок капиталов, мы должны сразу взять рынок капиталов, упорядоченный и регулируемый Федеральной резервной системой. Т.е. мы должны стремиться заполнить пропасть не в два приема, а разом.
Обществу 2-го типа (обществу Среднего мира) предстоит либо стагнация, либо трансформация в Общество 5-го мира, минуя индустриальный и постиндустриальный миры. Но гипотеза состоит, во-вторых, в том, что этот прыжок перестает быть утопией в той мере, в какой недостающие формы деятельности, социальные ткани и институты уже возникли, существуют в виде укладов в других обществах и могут быть использованы для трансплантации или копирования. При таком переносе (который, естественно, всегда будет представлять собой творческий и неоднозначный процесс) исторические формы должны заимствоваться в оболочке снимающих их зазеркальных, метаисторических форм.
Аналогичный и еще более головокружительный прыжок предстоит обществам традиции (третьего мира), когда и если созреет в готовом виде необходимый материал для трансплантации, в данном случае - уклад корпоративизма, "интеллектронного общества", которое сегодня едва вырастает из недр постиндустриального. И только когда созреют подобные материальные предпосылки, на авансцену выступят Общества традиции и путем сложной трансформации создадут идеократический мир № 6.
Еще раз напоминаю: мы движемся пока в предельных абстракциях, примитивных и убогих. Реальные трансформационные процессы являются многоукладными и многомерными, жесткие ограничения на несимметричные переходы в них размываются.
Теоретически вполне можно представить себе движение от общества культуры к корпоративному в три этапа: сперва - модернизация, т.е. превращение в общество первого мира; затем - переход от индустриального общества к постиндустриальному; наконец - "мета-модернизация", превращение в новое корпоративное общество. Только не нужно забывать, что первый переход означает, ни много ни мало, форсированное разрушение корпоративных структур и сословий, по удачному выражению одного из авторов "Иного" - "модернизацию через катастрофу"; второй - превращение класса собственников капитала в предмет манипуляций постиндустриальной финансовой олигархии; третий - воссоздание на пустом месте разрушенных ранее корпоративных структур и подчинение олигархии восходящей "техноструктурой" (неудачный термин Гэлбрейта). Так стоит ли одна трансформация трех революций?
Но даже в чисто технологическом отношении путь модернизации приводит на память образ математика, который знает алгоритм приготовления чая: надо снять чайник с полки, налить воду, поставить на плитку, зажечь газ... Если же чайник не находится на полке, а уже стоит на плитке, в нем есть вода, и плитка зажжена, - математик выключает плитку, берет чайник, выливает из него воду, ставит его обратно на полку... и начиная с этого пункта он знает, как дальше действовать.
Гипотеза троичности идеала. Справедливость как Равенство в Свободе. Куда девалось "Братство".
Это последняя гипотеза. Она посвящена трактовке известной триады "свобода - равенство - братство", которая украшала знамена Французской революции. Согласно этой гипотезе, свобода, равенство и братство являются отражением некоторых парадигм (или принципов или господствующих идеологем) трех эпох, трех различных принципов исторического развития, о двух из которых я говорил до этого, а о самом существовании третьего даже не упоминал.
Что понимать, с точки зрения метаистории, под справедливостью? Как справедливость превращается в работающий принцип, в парадигму, в которой она не сталкивается рогом со свободой, понимаемой в том плане, что мне предоставлена возможность свободно конкурировать на рынке (а справедливость, соответственно, в том, что все у всех надо отобрать и разделить поровну)?
Обществу цивилизации присуща трактовка справедливости как равенства стартовых условий социального состязания. Но кто сказал, что вышедшие на ринг боксеры вступают в справедливый поединок? Да, у них есть рефери, есть правила, есть гонг, - но один из них только что вернулся из Маутхаузена, или же рос в семье, где ему не давали витаминов, или страдал полиомиелитом, или у него вес 56 кг, а у другого - 200 кг. И этот поединок теряет для зрителей - то есть для общества - всякий смысл. Он несправедлив. Несправедливы не правила борьбы на ринге, - несправедливо то, что было с боксерами до этого. Несправедливо не то, как они ведут себя в роли конкурирующих производителей, а то, как общество производило их в качестве будущих производителей. Социальная справедливость метаисторического общества - это принцип производства людей как будущих производителей, которые смогли бы свободно конкурировать между собой. Несправедливость начинается уже на стадии внутриутробного развития (потому что матери получают разное питание, живут в зонах, по-разному отравленных), продолжается на этапе вынашивания ребенка, на этапе школьного воспитания, выражается в том, что дети наследуют имущество и статус родителей и т.д.
В этом смысле справедливость никак не противоречит свободе и вообще не имеет к ней никакого отношения. Она не затрагивает свободу в плане сражения на ринге. Она занимается совсем другим. Справедливость второй, метаисторической эпохи состоит в том, что в центр этой эпохи становится проблема производства будущего производителя, т.е. производства и воспроизводства человека, обладающего некоторыми свойствами, которые позволяют ему стать конкурентоспособным производителем идей, отношений или вещей. В этом смысле постиндустриализм, корпоративизм, идеократия - это некие три идеальных типа, которые охватываются некоторой эпохой - историей № 2, на протяжении которой парадигмой и доминирующим принципом, идеологемой будет социальная справедливость не как система запретов, а как конструктивный принцип воспроизводства человека.
Но люди, чьи способности произведены социально справедливым образом, конечно, не будут равны во всех отношениях. Например, не устраняется генетическое неравенство. Каждый человек реализует определенный генотип. Таким образом, по решении проблемы социальной справедливости мы вместо существующего разнообразия социальных уродств получим наиболее полную реализацию генетического разнообразия, заложенного в обществе. Оно выразится в том, что мы получим весь спектр мыслимых способностей, и следовательно - полный спектр идей, которые эти люди в процессе самоопределения выберут как свои. Они будут как бы резонансны определенным идеям - среди множества которых будет, надеюсь, и русская.
И только тогда наступит черед "Истории № 3". О ней я сегодня говорить ничего не буду, ибо эта тема выводит нас далеко за рамки проблематики предстоящего нам самоопределения. Вот тогда, на рубеже 2-ой и 3-ей Истории и возникнут реальные условия, чтобы формулировать содержание идей, выражая их в терминах форм сознания. Тогда и можно будет обсуждать всерьез то, чем занимались Сократ и его собеседники: что такое справедливое или прекрасное само по себе? Что выше - благо или истина? Как соотносится русская идея с немецкой и еврейской?
В этом смысле все попытки сформулировать русскую идею в рациональных терминах, окончательно выразить ее в форме некоторой системы ценностей или же идеологемы - трогательная наивность, прыжок через незамечаемую громадную эпоху. Конечно, глупо пытаться запретить культуре биться над собственной загадкой - Сократ занимался философией еще когда! Надеюсь, эта традиция никогда не прервется в России. "Русская идея" является сквозной темой русского самоопределения, но не является актуальной политической проблемой РФ времен второго президентства. В этом "злободневном" смысле она вообще не имеет отношения к делу. Мы до такого этапа самоопределения еще не дожили три колоссальных исторических формации.
дальше
3. Признаюсь честно, для меня самого излагаемое содержание имеет совершенно иной характер. Это целостный, многомерный, геометризуемый образ, который, подобно кристаллу, вырастал из множества теоретических и прикладных работ на протяжении двух десятилетий.
Вернуться
4. Во избежание недоразумений замечу, что мир цивилизации, который самонадеянно узурпировал № 1, логически и хронологически должен считаться Третьим.
Вернуться
|
