Мы все лишенцы. Мы так и остались самой ностальгирующей нацией, самой ностальгирующей страной. В наших ДНК ген ностальгин присутствует обязательно. Да еще торчит он всегда острым своим углом как бы в сторону, царапая прочие гены.

Все что-то потеряли. Девственность - не обязательно в прямом, физиологическом смысле этого слова, - веру, идеалы, пять тысяч рублей, зубы, чувство реальности. То, что осталось - кроме языка, этого имперского, по справедливому мнению Иосифа Бродского, объединяющего принципа, - частное. В нашем обществе, где практически нет частной жизни, у каждого его члена полным-полно частного багажа, которым он не знает как воспользоваться. Утерянное же - за исключением девственности в прямом, физиологическом смысле этого слова: пяти тысяч и зубов - выступает общественным. Что тоже удивительно - вера и идеалы в большей степени частные вещи, чем девственность и зубы. У нас же они дарованы извне. Парадокс. Ну, еще мы потеряли родину. Пардон! Родину! Родину мы потеряли...

Приятель мой потерял Родину дважды, ибо родился в ГДР, в Потсдаме, и после слома берлинской стены пару лет находился в состоянии неустойчивого равновесия, подспудно чувствуя, что стеной дело не кончится. Он оказался прав. Он потерял и вторую Родину, СССР. А вместе с нею потерял-обрел и третью, историческую, так как, будучи украинцем, живет в России. После того как мой приятель развелся, потерял квартиру, работу, сбережения, разбил машину, после того, как от него ушла любовница, вышедшая замуж за скучного профессора-слависта из Нидерландов, он начал всерьез подумывать о том, что потерям есть предел. Что он сам может подвести под потерями черту.

Я попытался его отговорить, и это мне удалось. Приятелю - и он абсолютно прав! - в какой-то момент показалось, что мое знание о его потерях слишком велико, и мы расстались врагами. Кажется - навсегда.

Ностальгия действительно одно из самых интимных ощущений. Именно ощущений, ибо до чувства ей еще расти и расти. В ностальгии еще нет разумности, нет анализа. Или - уже нет ни того, ни другого.

Но не всем дано размышлять, и, кроме того, не у всех хватает на это времени и сил. Место для размышлений неважно. Требуется воля к размышлению, а этого как раз не хватает даже лучшим из лучших. Проще якобы размышляя, безвольно пользоваться готовыми клише. Прилаживать к своим, уникальным, утратам чужие лекала. Чужие схемы накладывать на собственную любовь-ненависть-радость-горе. Так проще. И главное, так нас лучше поймут те, кто испытывает сходные ощущения и кому мы решим рассказать о своих. Мы сольемся в ностальгирующем экстазе. Зарыдаем, вспоминая конфеты "Коровка", газводу с сиропом из конического баллона, запах прибитой поливочной машиной пыли и ощущение на кончике языка Ее кожи с разбитой после падения с велосипеда коленки. Все это было давно.

Но есть люди, облегчающие процесс ностальгирования. Они не то чтобы вдыхают в нас волю, но в известном смысле ностальгируют за нас. Они тиражируют свою ностальгию и предлагают ее нам как якобы нашу. Это - профессиональные ностальгуны. Они модны ныне, и ныне на них спрос. Они получают за ностальгию деньги. И в этом ничего удивительного нет: ностальгия - товар ходовой, спрос на нее довольно велик. Рынок, даже в России, диктует свои законы.

Ностальгия - это бизнес. Профессиональный ностальгист совершает по большому счету не очень корректную штучку: он анализирует энную сумму ностальгий, выводит из них определенную закономерность - что не так уж и трудно, между прочим, - и потом, зная предпочтения масс, выкладывает потребителю усредненный, массовидный продукт. Причем чем меньше сопротивления он встретит, тем выше будет его доход. Тем выше его профессиональный уровень. Мы же пользуемся суррогатами. Господи! Эти банальные, тошнотворные, пошлые общие места! Да, потеряли мы родину - пардон - Родину! Дальше-то что?!

Обращаясь к массовидной аудитории, ностальгун стоит перед выбором стиля, языка. Чем точнее будет его выбор, тем вернее воздействие. Но важно еще и не перегнуть палку. Иными словами - не отностальгировать аудиторию до полного истощения слезных желез. Требуется выстраивание дистанции между ностальгируемым и ностальгирующим. Таковую дистанцию и должен обозначить ностальгун. В некоторых случаях такую дистанцию можно назвать дистанцией хорошего тона или же дистанцией тактичности. То есть - сделанное с предельным цинизмом и в расчете на человеческие слабости должно приниматься за проявление смирения и доброты. В подобных аберрациях, кстати, и лежат корни нашей - массовой, не индивидуальной! - ностальгии. Которая по сути, по содержанию, по всему ей присущему есть ошибка: горе о горе, обман об обмане...

Языком нынешним, годящимся для всех, можно назвать язык постмодернизма. Постмодерн - один из самых мощных языков нашего времени. С другими языками может получиться просчет. Как минимум, в языке постмодерна уже заключена дистанция и ирония - с одной стороны, а также тепло и спекуляция на якобы вечных ценностях - с другой. Использовать его проще и вернее с точки зрения результата. Не хотелось бы тыкать пальцем в кого-то конкретно: когда весь мир ностальгирует, так ли уж важно, кто ностальгун и кто ностальгист?

Говорят, что постмодернизм эксплуатирует культурный фонд. Причем принципиально неважно, откуда (географически, временно и т.д.) этот фонд выбирается. Из какого пласта, облака, с какой нивы, из чьего сундука. Главное - чтобы откровенное паразитирование на культурной памяти, на памяти, впитанной с молоком матери, извлечение слов-фактов-событий из контекста прошлого позволило создать то, что можно будет перекомпоновать и подать на блюде.

Постмодернистские конструкции принесены к нам ностальгунами оттуда, где постмодернизм зародился и оформился. Тут получается и вовсе самая любопытная штука. Рожденный сытым, закатным, старым европейским капитализмом постмодерн попадает в среду внекапиталистическую, посткоммунистическую, голодную, в среду восхода, но что восходит и каков будет свет нового светила - еще вопрос. Интересно - к какому результату приведет ностальгирующий постмодернизм? Одна из версий - к новой тоталитарности, к новому авторитаризму разгневанных потерями масс. Они уже не способны к восстанию, им - лень, им есть что терять, но их разум кипит возмущенно. Пардон - не разум, подкорка кипит, пригорает, спекается в плотную массу...

Удивительно, но ностальгия - одно из самых приятных ощущений. Сердце щемит, дыхание перехватывает, на глаза навертываются слезы. Хочется обнять ближнего и поделиться с ним своими переживаниями. Хочется найти в нем отклик на ту же волну, которая выбила слезу из нас, такой же отклик. Или как минимум схожий. Ведь мы пребываем в плену заблуждения, что наши переживания и наши утраты, во-первых, важны и значимы, во-вторых, интересны кому-либо кроме нас, в-третьих, что и другие испытывают такие же ощущения. Правда, надо иметь в виду, что и ближние-дальние находятся в таком же плену. Посему - как спекается подкорка, так и ностальгирующие соединяются в полки-дивизии-армии. Смешение ностальгий сродни постмодернистскому смешению стилей. Чем постоянно пользуются ностальгуны. Они напоминают не о дорогих для нас событиях и ощущениях, происшедших в конкретное время, а о дорогом времени, наполненном усредненным салатом. Причем и время они размывают, избегая точных привязок.

Но если забыть про обобщения и постмодернизм, если взглянуть внутрь себя, как не признать, что прошлое было прекрасно?! Что в нем все было добрым, даже злое, красивым - даже уродливое, знакомым - даже чужое. Что из этого прошлого и выросло настоящее. В котором злым видится доброе, уродливым красивое, чужим знакомое. Значит, где-то что-то треснуло, значит, нарушилась связь времен, значит, для ностальгии в ее истинно российском варианте действительно есть основание. И тогда задумываешься - что же мы потеряли? И понимаешь - Родину! А уж Родина у каждого - своя...