 |
 |
Русская вера
Когда Спаситель пришел в дом Марфы, она стала хлопотать по хозяйству, а сестра ее Мария сидела у ног Спасителя и внимала Ему. Марфа посетовала, что сестра бездельничает, но Христос сказал: "Ты заботишься и суетишься о многом, Марфа. А одно только нужно: Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее" (Лк., 10, 38-42). Розанов пишет: "Будем молиться, чтоб вера никогда не была отнята у нас, и не будем сожалеть, что наши суетливые сестры так много успели сделать". Сестры у Розанова - это католицизм и протестантизм, в советском проекте - Запад.
Вместо понятных мотивов социального поведения была вера, уже утерявшая свой объект. Вера не во что-нибудь, а вера просто, вера как состояние души. "Зато люди верили!" - это говорилось серьезно, и это пародируется в масскультовых фильмах про "золото партии" - там эту фразу произносит пожилой цековский ворюга. Масскульт еще раз сыграл свою позитивную роль.
Вот длинная-предлинная, но нужная цитата из Розанова ("Легенда о Великом Инквизиторе Ф. М. Достоевского", глава XXI). Розанов доказывает, что христианская истина, дух Евангелия, сохранился только в православии. Вот как он это делает, признавая одновременно и "неизъяснимое величие католицизма", и "все плоды протестантизма":
"Ничего у нас нет, ни высоких подвигов, ни блеска завоеваний умственных, ни замыслов направить пути истории. Но вот перед вами бедная церковь... Войдите в нее и прислушайтесь к нестройному пению дьячка и какого-то мальчика, Бог знает откуда приходящего помогать ему. Седой высокий священник служит всенощную. Посреди церкви, на аналое, лежит образ, и неторопливо тянутся к нему из своих углов несколько стариков и старух. Всмотритесь в лица всех этих людей, прислушайтесь к голосу их. Вы увидите, что то, что уже утеряно всюду, что не приходит на помощь любви и не укрепляет надежду, - вера - живет в этих людях. То сокровище, без которого неудержимо иссякает жизнь, которого не находят мудрые, которое убегает от бессильно жаждущих и гибнущих, - оно светится в этих простых сердцах; и те страшные мысли, которые смущают нас и тяготят мир, очевидно, никогда не тревожат их ум и совесть. Они имеют веру и с нею надеются, при ее помощи любят.
С этим покоем сердца, с этою твердостью жизни могут ли сравниться экзальтация протестантизма и всемирные замыслы великой и гибнущей церкви? (т.е. католицизма. - Д. Д.)".
Перечитываю эти проникновенные строки, и тошнота подкатывает к горлу. Все здесь лицемерие и ложь, от первого до последнего слова. Но какая обаятельная ложь, какое могучее лицемерие!
Как и в знаменитых словах Победоносцева о живущем в глухих местах темном русском народе, который не понимает решительно ничего ни в словах церковной службы, ни даже в "Отче наш". Но это смиренное признание - паче гордости. Потому что дальше Победоносцев говорит, что зато во всех этих невоспитанных умах воздвигнут, как это было в Афинах, алтарь Неведомому Богу.
То, что требует специального доказательства, доказывается лирически - даже эстетически. Ритмом фразы, составленной из смиренногордых словес.
Нестыковка
Значит, ни подвигов, ни блеска умственных завоеваний, ни замыслов направить пути истории? Брешешь, Василь Васильич. И подвиги были - военные, гражданские и духовные, - и умственный блеск тоже был - взять хоть тебя самого.
А завоевания территориальные и есть осуществленный замысел "направить пути истории". Перед фактом этого осуществления все слова о нежелании - ничто, глупая попытка оправдаться. Я не хотел, оно само... Но, как давно доказали психоаналитики, любая причина опоздания или неявки на любовное свидание - от автомобильной пробки до сломанной ноги - есть проявление неосознанного, но решительного нежелания прийти: "угас костер желаний". И наоборот: если ты вдруг совершенно случайно оказался под заветным окном - значит, хотел, жаждал, стремился - и пришел, никуда не делся. Цена словесным объяснениям и обоснованиям - грош. Важно не то, что ты говоришь, а то, что ты делаешь: тут реализация твоих настоящих намерений, порой скрытых от тебя самого.
Именно в этой скромности (не было, не было у нас никаких глобально-миссионерских замыслов!) и залог, и желание направить весь мир по пути истинному под собственным руководством. Вполне сознательно и лицемерно припрятанное желание, осуществленное в русско-советских геополитических играх.
Но и самокритика тоже составляет часть русского проекта:
"Наше общество, идущее вперед без преданий, недоразвившееся ни до какой религии, ни до какого долга и, однако, думающее, что оно переросло уже всякую религию и всякий долг, широкое лишь вследствие внутренней расслабленности...". Это у Розанова в той же "Легенде...", но в главе VI. Глупо пытаться сопоставлять цитированный выше панегирик русскому православию и эти слова о религиозном недоразвитии. Объяснить можно что угодно - например, поговорить про народную веру и интеллигентское безверие и т.п. или сказать, что в начале книги автор может думать так, а в конце, по миновании целых пятнадцати глав, - этак... И что вообще это не учебник русскости, а Розанов, текучий и парадоксальный.
Конечно же, учебник. Потому что показывает нам основу русского проектирования: заведомую нестыковку деталей и блоков как конструктивный принцип. Проповедь пастушеского быта среди фабричной реальности - вот отмеченная Розановым черта нашего национального проектирования.
Поэтому можно смело брать отовсюду - отчаянное сопротивление "мозаичной культуре", этому петровско-реформаторско-западническому принципу, лишь показывает, как глубоко принцип укоренился - и превратился в способ построения проектов.
|