 |
 |
|
 |
|
|
|
|
 |
    |
25.03.1998 |
 |
 |
|||
 |
 |
 |
|||||
 |
 |
   |
|||||
|
 |
|
|
|
|
||
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
25.03.1998 |
|
|
|||
|
|
|
|||||
|
|
|
|||||
|
|
|
|
|
|
||
Разнообразие товаров на уличных лотках для меня было индикатором свободы. 1987 год - нечего вспоминать. А потом пошло - смесь импортных конфет с презервативами и оружием в подземных переходах узловых станций метро. Максимум свободы пришелся - если судить по аптечным киоскам, например, - на 1993 год, когда в них можно было запросто купить любую сильнодействующую дрянь. В 1997 свободы сильно поубавилось, и ту же дрянь теперь предлагают из-под полы спекулянты на толчках у избранных ими аптек.
Лотки исчезают, в подземных переходах Москвы установился порядок "по Лужку", а в магазинах выбор уменьшается от месяца к месяцу. Замаячил очередной облом. С полгода уже как радио "Свобода" стало одним из основных источников информации. Пока все, что они там говорят, можно при желании прочитать в газетах или увидеть по ТВ. Но на газеты и ТВ уже выработался рефлекс "все говно", к тому же газеты пачкаются, а ТВ рябит. Почитаешь "Сегодня" и "Известия", и надо искать, где бы отмыть руки от плохой типографской краски. А на ТВ - Ельцин и маразм, Черномырдин и презерватив, "Газпром" и кариес, Чубайс и прокладки, и нет никакого желания разбираться в том, кто, кого и на что надевает и куда вставляет.
Государство пытается наводить порядок. Ростовские чекисты хотели посадить американского связиста за провоз через границу двухсотдолларового геодезического приборчика, который даже в Москве есть в свободной продаже. Приморские чекисты посадили за шпионаж военного журналиста, который продавал японскому ТВ информацию о том, что ядерные отходы сливают в их море. Любой гражданин - с помощью ментов - может найти у себя в кармане кокаин или анашу. Спецслужбы, объединив усилия, посадили в Кузбассе выбранного мэра на том основании, что у него было три судимости при советской власти, об этом написали в газетке, а ее прочитал президент. Налоговая полиция заставила Киркорова и прочих звезд заплатить налоги. Высокопоставленный холуй президента, настолько наивный, что сумел оформить в слова основную идею нашего времени "делиться надо", впервые лет за 40 заговорил о шпионах на высшем уровне власти, сдающих врагам наши финансовые тайны. Мало-помалу, но по количеству заключенных в ИТУ и находящихся под следствием Россия приближается к СССР.
Власть перебирает признаки, которые можно было бы использовать для создания образа врага. Без врага в России нельзя сформулировать объединяющую национальную идею. А без идеи не будет и извечного российского режима, основанного на самодержавии, православии и народности, приправленных смесью иудаизма с коммунизмом.
Власть пока не совсем точно знает, с чего начать наводить порядок. Наведение порядка - это всегда передел и разрушение уже установленного кем-то порядка. Любой передел чреват неожиданностями, особенно когда отношения собственности непрозрачны. И власть вместо легитимации сущего ищет пути объективации идеального, но не может пока сформулировать идеал.
Возможно, после выборов 2000 года наступит новый порядок. Тогда надо будет вспоминать доперестроечные навыки и заново учиться читать - спокойно, со вкусом и пониманием того, что прочитанное и понятое никому не нужно. Но может быть и наоборот: становление нового старого порядка продлится только до выборов - или до их отмены, а потом в стране - или в том, что от нее останется, - на лотках снова появятся разные товары. И вместе с ними восхитительное ощущение свободы выбора и его необходимые спутники - страх за жизнь и неопределенность.
В жизни за десять лет многое изменилось. Исчезли привычные пространственно-временные ориентиры: названия улиц, колхозы и совхозы, заводы и фабрики, памятные даты и вообще разметка исторического времени. Сломалось советское пространство, стали досягаемыми когда-то мифологические Эмираты и Китай, но добраться до Крыма или родственников в дальней деревне стало несравненно труднее.
Настоящая революция произошла в потреблении. Внешние признаки ее - в потоках иномарок на улицах, на обеденном столе, в обиходе, наконец, в обилии блядей на все вкусы в быту, на работе, на газетных страницах и экране ТВ. Внутренние признаки - в том, как люди стали относиться ко времени. Роскошь необязательного и неделового общения могут позволить себе только те, кто не стремится к престижному потреблению.
Государство почти десять лет не собирало налоги. И граждане, и предприятия делали деньги помимо государства, раскрадывая советскую собственность и продавая ее частным образом кому придется. На этом поднялись отечественные капиталисты, которым слабое государство необходимо, иначе им не с чего жить и прирастать капиталами. Но слабое государство не смогло обеспечить политическую стабильность, необходимую для сохранения капиталов.
Новый старый порядок в стране стал устанавливаться после того, как капиталисты решили создать сильное государство для всех граждан и хозяйствующих субъектов - кроме капиталистов, и слабое государство для самих себя. Для этого они реанимировали базовые структуры советской власти.
За десять лет почти не изменились основы жизни. В акционерных обществах отношения работников с владельцами остались такими же, как они были во времена, когда руководство предприятий утверждалось бюро райкома или горкома КПСС. А финансовые структуры наследовали внутренние отношения от комитетов КПСС. Собственность от отцов-функционеров перешла к детям-деловарам, да бывшие воры и спортсмены, став "новыми русскими", вполне легально распоряжаются любой собственностью как своей.
Сохранилась и структура понятийного аппарата, которым обыденное сознание описывает происходящее. Извечная мифологичность российского мышления обрела новые категории, как, например, пассионарность, сохранив марксистско-гегелевские дуальные оппозиции материи и сознания, государства и народа, общества и личности и пр. Где-то сбоку остались понятия современных экономических и социальных теорий, которые - как импортные продукты при Советах - выставляются на стол при гостях, а повседневность определяет русская ширпотребная философия а ля Гумилев, разбавленная марксистскими благоглупостями.
Непосредственно наблюдаемое восстановление советского порядка вещей противоречит расхожему мнению о том, что за десять лет страна пережила либеральную революцию, в ходе которой СССР исчез вместе со своей имперской идеологией, а экономика стала рыночной. Бесспорно только исчезновение страны СССР, так как даже государство СССР не исчезло, а трансформировалось в пятнадцать своих разномастных подобий. При этом одни формы интеграции политики и экономики сменились другими, а коммунистическая идеология диверсифицировалась и продолжает направлять действия всех субъектов российской, в частности, действительности - от тех, кто считает себя радикальным либералом, до тех, кто считает себя убежденным фундаменталистом.
Еще не совсем советская власть
В СССР - с позиций современной мифологии - была тоталитарная система власти (административно-командная система). Либералы считают, что она подавляла людей и потому развалилась. Радикальные коммунисты считают, что подавляли не тех, кого надо, и развалилась поэтому. В промежутке между этими полярностями находятся другие точки зрения, в том числе и такие экзотические, как дугинская, представляющая Евразию полем борьбы между атлантистами и евразийцами, воплощением которых в советской реальности были КГБ и ГРУ. При этом реальная структура власти и ее трансформации в постперестроечной России если кого и интересуют, то только для того чтобы подчеркнуть происшедшие за десять лет изменения. Но изменились за это время формы согласования интересов между структурными элементами советской власти, а не сами структурные элементы.
В СССР была иерархизированная территориально-отраслевая структура управления. На каждом уровне этой иерархии существовали комитеты КПСС, в которых согласовывались противоречия территорий и предприятий отраслей народного хозяйства, расположенных на этих территориях. Иерархизированные парткомитеты (первичные парторганизации, райкомы, горкомы, обкомы, республиканские ЦК) были основой социальной стабильности, так как гасили конфликты между первыми лицами предприятий и территориальных органов власти или транслировали "разборки" на более высокий уровень партийной иерархии в том случае, если конфликтовали первые лица не их номенклатурного уровня.
Иерархии отраслей народного хозяйства распались после исчезновения органов партийного управления, но не на самостоятельные хозяйственно-экономические структуры, а на иерархизированные группы. Даже видимые извне производственные целостности (такие, как заводы, огороженные колючей проволокой) разделились на АО, соответствующие производственным участкам, в которых были когда-то первичные парторганизации КПСС.
Высшие уровни бывших отраслевых иерархий приватизировали финансовые ресурсы СССР и стали называться банками, в то время как низшим уровням этих же иерархий, преобразованным в акционерные общества, остались изношенные основные фонды и природные ресурсы. Часть отраслей народного хозяйства СССР уцелела, превратившись в пока что маломощные транснациональные корпорации с центральными конторами в Москве. Это "Газпром", РАО "ЕЭС", Минатом, Русская Православная Церковь.
Начиная с 1994 года распавшиеся было отрасли стали восстанавливаться, то есть так называемые коммерческие банки начали интегрировать в себя так называемые акционерные общества. В 1997 году в экономике оформились новые холдинги, представляющие собой реинкарнацию отраслей советского народного хозяйства. Их можно сопоставить - по степени концентрации власти и собственности - с Бюро Совета Министров СССР в том виде, который существовал в конце 80-х годов.
Новые холдинги всасывают в себя отдельные предприятия и их группы, выжимают из них деньги 1 и передают их в свои банковские и биржевые структуры для спекуляций на финансовых рынках, оставляя своим "дочкам" долги и возможность бартерной торговли ими.
Территориальная структура России, в отличие от отраслевой, сохранилась почти в неизменном советском виде. Обкомы, горкомы и райкомы КПСС, выпав из партийной иерархии и поглотив местные Советы, начали самостоятельное существование в виде республиканских, областных, городских, районных администраций. Единой вертикали власти, такой, как иерархия комитетов КПСС, в стране нет. Институт правящей партии отсутствует, и нет такой высшей меры наказания для нарушивших социальные нормы, как исключение из нее. Администрация президента, вначале претендовавшая на функциональную роль правящей партии, оказалась неадекватной задаче. Регионы и новые холдинги могут согласовывать свои интересы только на федеральном уровне, где их интересы сталкиваются с интересами российских транснациональных корпораций.
Силовые институты государства, при советской власти жестко контролировавшиеся аппаратом КПСС, денационализировались и больше зависят от региональных и местных администраций, чем от своих московских министерств. Поэтому регионы России ведут собственную репрессивную политику, руководствуясь местными представлениями о социальной справедливости.
Политические интересы многих игроков этого административного рынка постепенно сближаются. "Газпрому", например, для успешной деятельности необходима политическая стабильность и предсказуемость на всем пространстве бывшего СССР и даже больше. Владельцам новых холдингов также становится тесно на административно фрагментированном пространстве России - слишком много губернаторов и президентов, с которыми необходимо делиться и договариваться. Им сейчас жизненно необходим политический орган, в котором они могли бы согласовывать как свои собственные интересы, так и интересы ограниченного количества регионов, не больше двух десятков, как это было в СССР.
Сама власть - в отсутствие правящей вертикали, в функции которой входит согласование интересов отраслей и регионов - стала холдингом 2 , а носители власти отличаются от прочих капиталистов только тем, что приватизировали самый конвертируемый советский ресурс. Пока что Президент Ельцин и его окружение, олицетворяющие власть, выступают партнерами или конкурентами тех, кто персонифицируется сейчас понятием "олигархи" в политико-административных играх, таких, как "нужный результат выборов в обмен на госсобственность". Для того чтобы выделиться из сонма олигархов, власти необходима национальная идея, которая бы освятила ее право на согласование интересов всех тех, кого номенклатурная идеология считает имеющими права на собственные интересы 3.
Самое естественное решение проблемы отношений между новыми отраслями народного хозяйства и регионами, в которых они имеют интересы, - создание нового советского государства, объединяющего часть бывших республик СССР, и одновременная реформа административно-территориального деления России с "укрупнением" субъектов федерации. В таком государстве высшим органом управления станет какое-нибудь политбюро. В его состав войдут первые лица "Газпрома", РАО "ЕЭС", ЮКСИ, ОНЭКСИМа - наряду с президентами России, Украины, Белоруссии, может быть, Грузии и Казахстана. Тогда многие политические проблемы, такие, как президентские выборы в России, станут для руководителей отраслей народного хозяйства нового государства менее значимыми. Действительно, почему их должны уж очень сильно волновать результаты выборов в одной из провинций великой страны!
Во многих регионах России новая старая власть уже установилась даже юридически, потеряв при этом многие облагораживающие черты Советов. Все-таки об образовании и здравоохранении Советы когда-то заботились больше. В полной мере новый порядок установлен в Москве, мэр которой даже внешне становится похож на Муссолини, не говоря уже о деяниях вроде празднования 850-летия Москвы, ударном внедрении памятников монументального искусства и гонениях на "лиц кавказской национальности".
Совсем не рыночная экономика
Экономику России можно считать рыночной только в очень узкой сфере легальных отношений с мировыми рынками, в то время как внутри страны, да и во многих международных аспектах, она если и может быть названа рыночной, то только в смысле административного рынка. Коррумпированность чиновников, воровство предпринимателей и рядовых граждан, бартер и "черный нал" вовсе не случайные феномены, сопровождающие становление демократии и рыночной экономики, а системные характеристики российского административного рынка, сменившего административный рынок СССР.
На финансовых рынках России обращаются деньги, выжатые олигархами из контролируемых ими предприятий, и разного рода рисковые и заемные иностранные капиталы. Основой же реального сектора экономики стал рынок долгов. Государство обслуживает этот рынок: создает долги, их распределяет и пытается контролировать торговлю ими. Долги в российской экономике выступают как финансовые и административные активы, которыми субъекты этого специфического рынка торгуют с конечной целью предъявить их государству. Государство демонстрирует накопленные долги мировому финансовому сообществу и выпрашивает у него займы для их погашения.
Долги отражают бартерные отношения между товаропроизводителями. Товарные кредиты, которыми обмениваются предприятия и организации, учитываются как взаимные задолженности, которые при удачном стечении обстоятельств может погасить государство. Те долги, которые удалось конвертировать в реальные деньги, образуют основу рынка "черного нала". Существенная часть расчетов между экономическими субъектами российской экономики происходит в "черном нале" и в иностранной валюте.
Рынок долгов, точно так же, как рынок кредитов в естественной рыночной экономике, создает всеобщую связность экономических и социальных субъектов и обеспечивает предсказуемость экономического поведения. Размеры долгов определяют административный и политический статус их обладателей: чем больше долг, тем выше статус. Наиболее богаты долгами энергопроизводящие предприятия и организации - "Газпром", РАО "ЕЭС", нефтяные компании.
Источником денег для легального финансового рынка стали внешние заимствования и портфельные инвестиции, а для рынка "черного нала" - нелегальный экспорт и импорт товаров и валюты. Страна открыла саму себя и окружающий мир - как источник денег, и ее жители изобретают изощренные способы их извлечения: от лжеэкспорта и лжеимпорта до мимикрии под бедность и спекуляции фьючерсами.
Реформы, реформаторы, гражданское общество и т.д. и т.п.
Понятие реформы предполагает разделение реальности на реформируемую часть и на реформаторов и действия реформаторов по отношению к реальности. Это противопоставление кажется по меньшей мере натянутым. Экономика СССР развалилась сама по себе, хотя политических последствий экономического кризиса - развала государства в частности, можно было бы избежать. Но для этого надо было, чтобы страной руководила не КПСС. Так что возможность эта сугубо гипотетическая.
Еще в 1983 году на семинаре в Институте экономики и организации промышленного производства в Новосибирске сотрудники ЦЭМИ представили прогноз, из коего следовало, что в 1987 году начнется великий экономический кризис, связанный с длинными "кондратьевскими" циклами, и что начало экономического роста придется на 1996-1997 годы. Распад экономики СССР был естественным явлением, а то, что реформаторы оказались в этот момент близко к власти и приняли участие в организации раздела пирога, - достаточно случайное событие. Не было бы этих людей - были бы другие. Результат получился бы примерно такой же.
Распад экономической и политической системы социализма был вызван его структурными особенностями, умело использованными геополитическими конкурентами. Он продолжается и сейчас, но уже не во взрывной форме. Некоторые промежуточные продукты распада, такие, как политические и экономические системы большинства государств-членов СНГ, зафиксировались как, казалось бы, постоянные образования. Однако это далеко не так. Трансформация СССР и наследовавших ему государств и экономик (в том числе и российской) продолжится еще несколько десятилетий. Причем не исключено, что повторятся взрывные формы трансформации, такие, как события 1991 года.
Деньги в 1989-1994 годах возникали внутри страны - как энергия связи между отделяющимися от монолита власти субъектами административного рынка. Инфляция была внешним выражением взрывного распада такой структуры власти и собственности, которая не могла меняться никаким иным образом. Она съедала и деньги, и организационные формы, их создающие. Поколения банкиров менялись два раза в год, а банкирами называли себя граждане, в нужный момент оказавшиеся в точках, где при распаде выделялись деньги.
Энергия связи между республиками СССР и отраслями народного хозяйства, которую контролировали союзные органы управления, была сконцентрирована в соответствующих организационных и материальных ресурсах. Эта энергия освобождалась в значительной степени неконтролируемо, что представляло геополитическую опасность. Распад и сопутствующее выделение денег можно было канализировать по разным направлениям. Внешнее окружение бывшего СССР, защищаясь от последствий распада, использовало межгосударственные и общественные институты, такие, как МВФ, Мировой банк, ЕЭС, благотворительные организации.
Реформаторы стали каналом, по которому внешняя помощь в виде займов, консультаций или просто наличной валюты шла в страну для того, чтобы научиться контролировать энергию, выделяющуюся при распаде СССР и использовать ее для управления этим процессом. Идеологическим обоснованием этой деятельности стала либеральная концепция экономических реформ, которая по совместительству выполняла функции национальной идеи.
Ритуальные действия, которые реформаторы совершили над страной, описаны в англоязычных книжках. Реформаторы вполне искренни в своем язычестве. "Освобождение цен - финансовая стабилизация - экономический рост" - почти что гегелевская триада, которую они, рискуя карьерой и репутацией, реализовывали в "инертной" российской среде.
Но все вышло не по либеральной теории. Они освободили цены, которые выросли не в три-четыре раза (как предсказывала их теория), а в три-шесть тысяч раз. Они начали финансовую стабилизацию, которая привела к эпидемии неплатежей, необратимой бартеризации реального сектора экономики и к остановке естественного процесса разгосударствления собственности в момент, когда наиболее лакомые ее куски попали к людям, близким к реформаторам по возрасту и по духу. Что касается роста производства, то обнаружился он только после того, как органы государственной статистики начали учитывать теневую экономику.
В результате финансовой стабилизации зафиксировались организационные формы, которые порождают советскую власть из самих себя: новые отрасли народного хозяйства и регионы. Финансовая стабилизация перевела распад организационных форм административного рынка в латентное состояние - в теневую экономику. Она же стимулировала расслоение финансовой системы страны на легальную и "черно-нальную", заставила всех хозяйствующих субъектов разделить свою деятельность на ту, с которой платятся налоги, и ту, с которой даются взятки.
Ничто не сможет разубедить правоверных либералов в их символе веры, даже изгнание из власти. Новая старая власть в лице владельцев холдингов и госчиновников в конечном счете восстала против намерения догматиков и дальше играть по правилам либеральных преобразований. Олигархи ощипали "команду молодых реформаторов" и подали под соусом борьбы за прагматизм и против излишней идеологизации 4 на торжественный ужин по случаю политического оформления их власти.
Есть одна чрезвычайно важная задача, которая вряд ли может быть решена без участия реформаторов как социальной группы. Это сглаживание процесса трансформации, попытка завершить ее в рамках одной политической системы, обеспечив преемственность власти и собственности. От удачливости реформаторов теперь зависит ассортимент товаров на прилавках: если им повезет, то опять будут очереди, а если не повезет - будет из чего выбирать.
Кроме того, реформаторы пока еще близки к власти потому, что они выполняют чрезвычайно важную функцию: они официальные и весьма презентабельные российские нищие, вполне искренне и профессионально добывающие иностранные кредиты для распределения их среди менее презентабельных россиян, грозящих власти акциями социального протеста. Именно поэтому реформаторы стали столпами гражданского общества.
Либеральные преобразования финансировались, как известно, на зарубежные гранты. Вместе с грантами была импортирована и их инфраструктура. В стране появились благотворительные фонды и соответствующая деятельность. Эти элементы гражданского общества существуют только как проекции соответствующих зарубежных организаций и на их деньги, поступающие по каналам, контролируемым реформаторами. Прекратится поток денег и организационной помощи - исчезнут и эти институты. Стране новых Советов они не нужны. Государство и общество, не видящие и ненавидящие друг друга, могут обходиться в отношениях между собой без этих буржуазных штучек. Выживут только те организации, которые впишутся в новый административный рынок, но тогда они будут уже его элементами.
Бедность как товар на российском рынке долгов
Российское государство - как и советское - распределяет население по социально-учетным группам, доставшимся ему от СССР (таким, как шахтеры, учителя, врачи, военные), а также добывает и распределяет ресурсы для выплаты заработной платы и пенсий. Оно также распределяет предприятия, организации, деньги тем, кто имеет - с точки зрения государства - права на них. Степень государственной значимости социально-учетной группы определяется величиной задолженности государства перед ней. Величина такого долга является капиталом, которым политическое представительство социально - учетной группы (профсоюзы или политические партии, например) торгует на административном рынке, добиваясь его компенсации. Так, политические организации коммунистов и аграриев конкурируют с различными оформлениями партии власти за право представлять интересы шахтеров, военных, учителей, врачей и, соответственно, за право контролировать распределение ресурсов, которые государство направляет на погашение долгов перед ними.
Бедные являются одной из многих социально-учетных групп пост-социалистического общества. Но бедность стала еще и капиталом. Живописные просители помощи на улицах российских городов вызывают сострадание не только у прохожих, но и профессиональных благотворителей. В российской культуре, модифицированной семьюдесятью годами социализма, бедность чаще всего понимается как невозможность престижного потребления, а богатство - как его возможность. Одни россияне демонстративно - под наблюдением врачей - голодают, мотивируя это тем, что государство не платит им зарплату и им нечего есть, в то время как другие тратят деньги на предметы роскоши, единственным назначением которых становится подтверждение богатства владельца. Само российское государство постоянно демонстрирует, что оно настолько бедно, что даже не может охранять свои ядерные объекты. В то же время экспорт капитала российскими физическими и юридическими лицами и объемы капитальных вложений в жилищное строительство вокруг федеральной и региональных столиц оценивается в десятки миллиардов долларов.
Государство воспроизводит, по меньшей мере, три относительно независимые социально-учетные формы бедности.
Бедны те, кто принадлежит к социально-учетным группам с низким статусом, то есть с нормативно низким уровнем потребления. Однако члены таких групп имеют, как правило, другие доходы, чаще всего в натуральной форме.
Бедны те, перед кем государство не выполняет свои обязательства по обеспечению нормативных статусных потребностей, то есть не дает членам социально-учетных групп то, что оно им гарантировало - пенсии, квартиры, пайки, заработную плату. Однако известно, как подрабатывают на жизнь офицеры российской армии, например.
И наконец, бедны так называемые "бюджетники", те, кто по данным статистики, живет на зарплату. Но не секрет, кто в стране берет взятки и занимается нелегальным бизнесом, учреждая приближенные к государственным деньгам предприятия.
Настоящими бедными в современной России можно считать людей, которым не повезло. Они оказались бедными во всех трех названных выше смыслах: принадлежат к социально-учетным группам с низким статусом, государство не выполняет минимальные обязательства по удовлетворению их статусных потребностей, и они действительно не включены в отношения теневого производства и перераспределения.
Количество настоящих бедных определить достаточно трудно 5 , так как отсутствуют государственные и общественные институты их учета. Более того, не совсем ясно, какими эти институты могли бы быть и какими критериями оценки бедности могли бы руководствоваться в своей деятельности.
Настоящее богатство в России - это прямая альтернатива бедности. Богаты те, кто принадлежит к высокостатусным социально-учетным группам, по отношению к которым государство выполняет все обязательства и кто занимается бизнесом и включен в отношения теневого распределения, в частности, в приватизацию государственного имущества. Однако выделить настоящих богатых как социальную группу так же трудно, как и настоящих бедных, прежде всего из-за отсутствия социально-учетных критериев богатства. Богат в России тот, кто имеет долги и возможность ими торговать. Беден в России тот, кто не имеет долгов и, следовательно, может предъявить государству только свои неудовлетворенные потребности в престижном потреблении.
Большая часть населения страны не бедна, но и не богата. Люди, принадлежащие к низкоранговым социально-учетным группам, обычно активно участвуют в теневом бизнесе, однако они ущемлены тем, что государство не выполняет обязательств по отношению к ним. Поэтому они считают себя бедными. Люди, принадлежащие к высокоранговым группам, обижены на государство, потому что оно распределяет госсобственность не лучшим для них образом. Поэтому они считают себя обделенными.
Можно сказать, что население России в результате постперестроечных преобразований разделилось на три группы.
Одна из них представлена людьми, претендующими на получение зарплат и пенсий. Вторая - претендующими на приватизацию государственного имущества.
Люди из первой группы демонстративно голодают и бастуют, когда ничего от государства не получают. Люди из второй группы используют акции социального протеста людей, ждущих заработную плату, для обоснования своих преимущественных прав на распределяемую государственную собственность. При этом претенденты на госсобственность явно или неявно договариваются с претендентами на зарплату о границах допустимого воровства и других форм участия в теневой экономической деятельности, что обеспечивает претендентам на зарплату не только прожиточный минимум, но и возможность накоплений. И первые, и вторые считают себя бедными, демонстрируя свою нищету: одни утверждают, что им нечего есть, а другие - что у них не хватает денег на взятки, необходимые для покупки очередного предприятия.
Третья группа виртуальна. С одной стороны, это вроде бы претенденты на зарплаты и пенсии, а с другой - эти же "бюджетники" распоряжаются госимуществом как своей собственностью или приватизировали некоторые государственные функции, такие, как таможенный контроль и борьбу с преступностью. Представителей этой группы можно считать настоящими российскими бизнесменами, а их бизнес - торговлю властью - настоящим и единственно специфичным российским бизнесом.
Условием богатства в России, то есть сохранения и повышения уровня потребления является демонстрация бедности. Периодически в российских, а потом и в зарубежных СМИ начинаются пропагандистские кампании, создающие миф о том, что бедны шахтеры, учителя, врачи, военнослужащие, люди, пострадавшие при ликвидации последствий взрыва на Чернобыльской АЭС, и т.д. Постсоциалистическая Россия прибедняется перед мировым сообществом для того, чтобы получить кредиты и помощь, а ее граждане изображают бедность перед своим государством для того, чтобы потреблять так, как это делают, по их мнению, богатые люди. Внутреннее устройство прибедняющегося государства остается тайной, и лишь потенциальное сырьевое богатство и демонстративные признаки бедности оказываются в поле внимания внешних наблюдателей.
Россия нашла свой собственный способ капитализации экономики, заключающийся, в частности, в экспорте мифа о бедности и в торговле им на внутреннем и внешнем рынках. Демонстративная бедность российской армии превратилась в результате удачной капитализации этого мифа в личное богатство многих наших генералов и офицеров, в офицерские городки и казармы, построенные на немецкие деньги. Мифологизированное мученичество чернобыльцев превратилось в богатство лидеров многочисленных организаций, претендующих на представление интересов пострадавших от взрыва атомной станции. Бедность регионов, таких, как Татария, Башкирия и Якутия капитализовалась в многочисленных экономических и административных льготах и связанном с ними обогащении (то есть престижном потреблении) национальных элит в целом и отдельных их представителей в частности.
Бедность оказалась хорошим товаром, который производится государством и его отдельными институтами, экспортируется и потребляется мировым политическим и финансовым истеблишментом, озабоченным социальной стабильностью в ядерном государстве. Взамен Россия получает кредиты, увеличение внешнего долга и видимость сохранения статуса великой державы, что прибавляет веса российскому истеблишменту в своих собственных глазах.
Существенная часть кредитов прямо направлены в социальную сферу. Они не предполагают получение прямой прибыли, а ориентированы на поддержание возможностей элиты доить страну без особых социальных возмущений и бунтов. Вполне возможно, что другого пути капитализации экономики далеко зашедшего социализма просто нет. Народ, чтобы там ни говорили, богатеет, страна остается, судя по экономическим показателям, с низким уровнем роста или в депрессии. Это означает, что в стране есть экономический рост.
Но результаты роста поглощаются социально-учетной структурой государства, этими мифологическими рабочими, крестьянами и служащими, прожорливыми порождениями системы социального учета и контроля, для которых потребление было, есть и будет единственной целью их учетной жизни. Эти группы были созданы для уравнительного распределения и потребления, и никакой другой жизни у них нет. Пока не вымрут те, кто определяет себя как рабочие, крестьяне и служащие и косит под бедных, никаких радикальных изменений в стране не может быть. Страна будет богатеть, но богатство не сможет быть капитализовано, так как скрывается в неизвлекаемых формах, в советской - несмотря ни на что - природе власти и в административно-рыночной организации экономической и политической жизни.
Средства информации власти
В России нет СМИ в традиционном смысле этого понятия. Есть средства информации власти о ней самой и об отношении к ней так называемого народа, то есть рабочих, крестьян и служащих. Средства информации власти есть элемент сегодняшней власти, это силовая корпорация, насилующая власть и, в меру необходимости, читающий и смотрящий народ. Описания жизни в российских газетах и журналах строятся на таких терминах, как "олигархи", "рыночная экономика", "команда молодых реформаторов", "гражданское общество", "политическая жизнь России", "организованная преступность" и т.п. Эти бессмысленные словосочетания вытесняют саму возможность для рационального описания и понимания каждодневных реалий. Газеты и журналы, каналы ТВ и радио стали прямыми наследниками агитпропа, в функции которого входило, прежде всего, засерание мозгов, то есть создание шумового фона, исключающего возможность отделения правды от лжи, информации от дезинформации.
В средствах информации власти информация появляется только тогда, когда этого нельзя избежать. Реальность им интересна только в той степени, в которой она зрелищна, театральна. Владельцы средств информации власти и их работники выделяют из потока жизни только те события, которые могут быть представлены как спектакли, и в какой-то степени режиссируют их. Иногда - и все чаще - средства информации власти сами создают события-спектакли, исходя из экономических предпочтений их владельцев. Логическим завершением развития средств информации власти стало создание "Группы 96", которая рекламирует себя как организация, творящая реальность, - разумеется, за большие деньги.
В средствах информации власти плодотворно и на партнерских началах взаимодействуют бывшие чекисты и их бывшие агенты из среды творческой интеллигенции. Их труд оплачивают бывшие фарцовщики и кидалы, ставшие "новыми русскими". А труд заключается в формировании нового российского сознания. Задача средств информации власти - разработка, воспроизводство и распространение - среди власти - стереотипов, оправдывающих существование именно этой власти, в том числе и через ее отрицание. Люди в меру своей зависимости от власти или принадлежности к ней зависят и от средств информации власти, вынужденно - для сохранения или повышения своего властного статуса - принимая и воспроизводя их стереотипы. Власть, как известно, не однородна, не имеет собственной памяти и истории. Отдельные ее части - через зависимые от них средства информации власти - информируют другие части о том, как они их видят, запускают компромат. Это придает некоторую игривость и живость новостевым и аналитическим программам ТВ и газетно-журнальным публикациям, делая их похожими на настоящие СМИ.
Средства информации власти соединили в себе организационную структуру, методы работы и "человеческий потенциал" КГБ и отдела пропаганды ЦК КПСС, скрепленных местечковым гешефтмахерством. Получилась смесь Пятого главка с Пятым пунктом, выделяющая из себя "компромат" просто потому, что это для нее естественный физиологический процесс. Нельзя же ждать конфетки от машины для производства говна. Люди, писавшие доносы, и люди, их получавшие, легализовались в совместной деятельности по производству "забойных" материалов для средств информации власти. Продукт их деятельности - компромат - представляет гибрид жанров доноса, политического анекдота и разоблачительных публикаций в советских газетах.
Жанр компромата сменил жанр гласности, точно так же, как гласность вытеснила жанр самиздата. Но в этом жанре не выразимы многие отношения, важные с точки зрения мифологически озабоченных групп российского общества. В первую очередь, на языке компромата нельзя описать национальную идею. Именно для этой цели бывшие диссиденты, обслуживающие власть, занялись словотворчеством и возрождением аналога деревянного языка страны Советов. Они работают не за страх, а за деньги. Народ уже привык к их новациям, таким, как "команда молодых реформаторов", "олигархи", "семь главных дел", "двенадцать главных дел". Теперь на очереди нечто подобное "эпохе великих свершений" и "борьбе с космополитизмом".
Параллельно деревянному языку формируется и новый старый язык истины и его среда - самиздат. Пока что - на начальном этапе становления государственной и корпоративной цензуры - самиздатовские творения смотрятся как интеллигентный вариант компромата. Но с появлением настоящей цензуры 6 самиздат расцветет. Ведь издательские и коммуникационные возможности (такие, как Интернет) не сравнимы с тем, что имели правдоискатели десять лет назад. Пока содержание самиздата составляет творчество аналитиков новой волны, специализирующихся на интерпретациях сюжетов, поставляемых средствами информации власти. Они, в частности, по тону ведущих информационных сводок и аналитических программ, а также по последовательности появления компромата в газетах строят предположения о содержании и развитии основных политических интриг. В сегодняшнем самиздате формируются концептуальный каркас и методология новой советологии, этой, казалось бы, навсегда ушедшей в небытие области спекулятивной политической феноменологии.
Per asrera in anum
Разговоры о строительстве капитализма в России закончились формированием специфического российского административного рынка, в котором главным товаром стали долги, и реставрацией социальных основ социализма, отличающегося от советского временным отсутствием агрессивной официальной идеи и приватизированностью репрессивных и силовых институтов.
Проблемы, с которыми сталкиваются деятели нового административного рынка, неразрешимы в узких территориальных рамках России. Для их решения необходимо воссоздание СССР - под другим названием. Для воссоздания СССР требуется объединяющая (национальная) идея, национализация силовых и репрессивных институтов и прозрачность границ внутри нового государства - во всяком случае для новых холдингов и старых транснациональных корпораций. Если объединяющая идея будет сформулирована, а репрессивные институты национализированы, то консолидированную внутреннюю агрессию "бедных", завистливых и хорошо вооруженных сограждан из бывших республик СССР вскоре почувствуют их ближние и дальние соседи.
Социальная опора строителей нового государства известна - маргиналы всех видов, алкаши, психопаты да завистники, которым всегда не хватает: кому на бутылку, кому возможности излиться в припадке откровенности на коммунальной кухне, не отличимой по интерьеру и запаху от сортира. Этим людям важно, чтобы их уважали хотя бы потому, что они граждане устрашающего государства. В самих себе они не находят оснований для уважения и вынуждены иметь какую-нибудь "крышу". И в этом смысле "громила Вася из нашего подъезда" неотличим от "нашей великой Родины, готовой защитить своих граждан".
Экономически активная часть народа не верит в "будущее для всех" и интуитивно выбирает оптимальную - с моей точки зрения - стратегию: люди пиздят все, что можно продать, и вкладывают вырученные деньги в свое собственное индивидуальное будущее - в жилье, в здоровье, в образование детей.
Многим более-менее нормальным гражданам почившей в бозе страны Советов тоже хочется обратно в СССР. Но СССР хороший - со свободой слова и собраний, где нет того, что они называют организованной преступностью и государственным рэкетом. Им хочется в такой СССР, где можно было бы жить частной жизнью и магазины которого не отличались бы от заграничных. Но устроить такую жизнь гораздо сложнее, чем построить социализм или капитализм в отдельно взятой стране.
Этого-то людям, воспитанным на логике марксистских концепций переустройства мира (даже в их либеральной интерпретации), объяснить нельзя. Они считают, что окружающая их (и неприятная) действительность возникла в результате чьих-то рациональных действий. Им кажется, что от них зависит нечто большее, чем их собственная жизнь. И если они проявят социальную активность, то приблизят желанное им состояние общества. Они искренне считают, что они хорошие, но живут в плохом обществе, и столь же искренне пытаются это общество улучшить. В известном анекдоте некто задумал собрать из краденых на советском заводе швейных машин деталей швейную машинку. Но получались у него пулеметы. И как бы ни желали бывшие соцграждане построить гражданское общество, получится у них либо социализм, либо фашизм. Иного не дано.
Распад социально-экономической системы социализма стал планетарным катаклизмом, в котором для активных действий бывших соцграждан еще нет места. Слишком масштабны силы, слишком грубы и безличностны. Многие из тех, кто счел себя в силах активно участвовать в этом распаде, надорвались или погибли. Мне кажется, что наших новых олигархов, уверенных в том, что им сам черт (такой, как Джордж Сорос) не брат, ждет весьма печальная судьба.
Жить всегда приходится при какой-то власти. Нам не повезло, живем при власти, которая сама себя не знает и не приемлет, сама с собой борется и заставляет - через средства информации власти - думать, что так жить нельзя и надо бороться - с ней самой, с извержениями вулканов, землетрясениями и цунами.
То, что осталось от Варшавского пакта вместе с его многочисленными желто- и чернокожими союзниками, - песчаная воронка, в которую втягиваются с различной скоростью разные реальности. Воронка втянула СССР, страны Восточной Европы, втянет и немногочисленные оставшиеся социалистические режимы. Бывшие граждане страны Советов, хотят этого или не хотят, оказались в воронке: на дне зверь, песчаный лев. Им бы замереть, слиться с песком, став частью воронки. Но затаиться непросто, необходимо усилие, чтобы не начать барахтаться в песке, который скатывается со стен со скоростью, пропорциональной усилиям пленников, увлекая их за собой. Переваренные зверем обитатели этого мира превращаются в говно, кое имеет свойство накапливаться. Так что нам, попавшим в воронку, по жизни суждено либо стать говном, либо в него влипнуть.
И что бы ни делали бывшие граждане страны Советов с целью улучшить экологию своей родины, пройдут десятилетия, прежде чем эта воронка сравняется с землей.
Примечания
1 Поэтому столь остра конкуренция на аукционах по продаже государственной собственности.
| © Русский Журнал, 1998 |  |
russ@russ.ru |