26.06.1998

Приграничная зона х Пограничное мышление = Другое?..

Александр Донецкий
tv-pskov@ellink.ru

Скорее по щекочущей имперское честолюбие привычке, чем по честному заблуждению (не важно, осознаваемому или нет), большинство "русских людей в развитии" продолжает наивно полагать, что пространство, некогда тождественное шестой части тверди земной, и сегодня остается некой суверенной территорией: "от финских хладных скал до пламенной Колхиды..."

Как ни странно, и счастливо рожденная поэтическая формула, и давно несчастная дробь до сих пор не дают нам покоя. Однако если отбросить все одиозные иллюзии, то придется с глубоким прискорбием констатировать: для России, по крайней мере пять веков упрямо утверждавшейся в своем державном сверхпредназначении, переживать период утраты миссионерских амбиций крайне неприятно и болезненно.

Это безмятежный обитатель бескрайних поволжских лесостепей (где-нибудь неподалеку, к примеру, от мифического Урюпинска) может позволить себе благодушную аберрацию: дескать, Россия - "бесконечность пространства, возведенного в энную степень". И невдомек ему, что предательски врут электронные карты прогноза телепогоды, вписавшие Киев, Минск и даже Баку в список наших географических координат. Еще сложнее осознать сей непреложный факт жителю столичного мегаполиса, зависшему в галлюциногенно-виртуальных версиях бытия, отнюдь не похожих на убогие среднерусские ландшафты.

Между тем Россия, опутанная невидимыми нитями Интернета, съежилась, как шагреневая кожа, и впереди (если чуточку пофантазировать), уже недвусмысленно маячит мрачная, но вполне реальная перспектива превращения пресловутой одной шестой в какую-нибудь новую, еще неведомую и пугающую дробь (одну тридцать шестую, допустим), призванную выразить пусть и нечто целое, но в очертаниях былинной Владимирской Руси.

К счастью, Россия, как некий глобальный метатопос, включает и множество иных прочтений своей новейшей истории. Эти иноинтерпретации определяются иными условиями (природными и демографическими), обставлены иными обстоятельствами (социальными и экономическими), наконец, вытекают просто из иной точки зрения (в буквальном смысле). Иначе говоря, мы наконец-то добрались до тех немногих зон российского пространства, которые уже по самой своей уникальной геополитической судьбе не могут не иметь возможностей для перехода в Другое. Согласно рабочей гипотезе, этой возможностью в полной мере обладает не что иное, как Ее Величество Граница. А потому вполне очевидно, что к вышеобозначенной аномальной зоне с полным правом можно отнести и Псковщину, западную окраину древнерусской (сегодня - просто русской) земли, возрожденное порубежье; как принято говорить, форпост, а заодно и перевалочный пункт из варяг в греки.

Не заботясь о перечислении конкретных фактов и цифр, ибо они наверняка мало чем отличаются от среднероссийских, попробуем все же представить, в какой такой реальности обретает себя и осмысляет свое бытие современный среднестатистический пскович.

На генном, так сказать, уровне в нем живет память о бесчисленных набегах, войнах, разорениях. Кто только на брегах Великой с огнем и мечом не побывал! И немцы, и шведы, и поляки с литовцами. Соседствуя с финно-угорскими и балтийскими племенами, славяне-кривичи всегда существовали в ситуации тотального противостояния Другому (другой вере, другому языку, другому образу жизни). В то же время, обособившись от Новгорода, Псков, за несколькими досадными исключениями, почти никогда не терял своей политической самостийности, а монголо-татарское нашествие, выдохшись где-то под Тверью, до стен псковского кремля так и не дотянуло. Кроме того, на генном, опять же, уровне, пскович смутно помнит и о своем демократическом прошлом (Псковская вечевая республика, XIII-XVI вв.). Ко всему прочему, одной из последних русских земель, попавших под крышу московского царя, была тоже она, псковская вотчина. А посему можно смело утверждать, что самоидентификация псковича формировалась в поистине героических деяниях предков.

Прорубив окно в Европу, Петр Великий надолго отодвинул Псков в глубь Российской империи, и более двух веков Псковщина счастливо влачила существование заштатной губернии. Ленинские декреты более чем на два десятилетия задвинули эту идиллию, а вдруг обретшие независимость Латвия и Эстония оттяпали себе довольно изрядные куски псковской территории (в том числе, кстати, и святыню Православной Церкви Псково-Печерский монастырь). Долгих три года тянулась оккупация, разрешившаяся долгожданным освобождением и почти полным разрушением города. И сейчас приходится признать, что несколько десятилетий советского строительства не только снова сделали из окраины глубинку, но и стали, быть может, наиболее плодотворным периодом в развитии Псковской области ¹.

Такова генная ретроспектива современного псковича, как и несколько веков назад, взявшего в руки лопату: вкапывать новые пограничные столбы. И эта лопата есть как бы символ глубокого диахронического бурения, без которого не может обойтись ни один приличный синхронный анализ.

Парадоксальным образом обустройство государственной границы совпало с дрейфом псковского мышления в сумеречную маргинальную зону.

Первым тревожным симптомом этого умопомрачительного движения стал триумф партии Жириновского на парламентских выборах 1993 года: лидеру ЛДПР отдали свои голоса 43% псковичей - почти половина! Самое поразительное, что ни тогда, ни после почти никто так и не удосужился дать сколько-нибудь внятную экспликацию феноменологии столь оглушительного успеха шизофренического дискурса Жириновского в умах псковских избирателей. Вероятно, объяснять этот успех катастрофическим промышленным спадом, массовой безработицей, обнищанием, алкоголизацией, всплеском суицидов было слишком нудным занятием. Впрочем, и отрицать влияние крайне неблагоприятного социально-экономического климата на деструктивные интенции массового сознания было бы глупо. Вот только мучило какое-то предательское сомнение: "Почему "глубинная" Россия откликнулась на реформы ностальгией по коммунистическому прошлому (расширение так называемого "красного пояса", явление "красных губернаторов" и т.д.) и лишь псковский анклав оригинальничает, то есть продолжает с неистовым упрямством внимать гипнотическим речам вождя либерал-демократов?"

Боюсь, что все достаточно просто: умы, упертые в неистребимые марксовы теории, недооценили мистифицирующего и даже мистического влияния Границы. Объективно ее строительство принесло приграничной зоне много нового: таможню, контрабанду, жутко прибыльный транзит грузов через территорию, появление прослойки сверхбогатых, нажившихся на таможенных махинациях; субъективно же многие, если не все, почувствовали фатальное присутствие Другого. Экзистенциальным мраком повеяло от контрольной полосы с колючей проволокой, вдоль которой в дозор отправляется патруль пограничников с верным другом Мухтаром. Окраинное мышление, как оказалось, очень легко превращается в мышление крайнее. Ощущение заброшенности, некой герметичности, сдавливающей и самодовлеющей, не покидало воспаленный массовый мозг, что, кстати, не преминули отметить и социологи: вдруг объявилась доселе неведомая вещь, которую назвали "скрытым электоратом".

Оказалось, что пскович на вопросы социолога отвечает одно, а голосует совсем по-другому, как бы стесняясь своих крайних (= окраинных) воззрений. Это болезненное состояние, отягощенное наблюдением "свинцовых мерзостей" и "вонючих пролежней" действительности в ее псковском инварианте, возбуждало естественное стремление "врезать по яйцам", побить стекла, выкинуть что-нибудь эдакое "чтоб неповадно было", короче говоря, совершить нечто сугубо асоциальное, анархическое, неадекватное, из ряда вон выходящее.

Апокалиптической кульминацией этого тотального пребывания в шизотрансе стали губернаторские выборы 1996 года, когда псковичи снова удивили всех. На Псковщине высадился десант ЛДПР во главе со своим харизматическим лидером, на черных "мерседесах" эта амбициозная группа отправилась в предвыборный вояж, везде встречая восторженный прием местных жителей, которые никогда в глаза не видели ни Хазанова, ни Петросяна. Поглазеть на живую заезжую звезду политического бомонда стекались со всех окрестностей. Жириновский же в одному ему присущей манере надувал бесчисленные мыльные пузыри обещаний, по гиперболизму и красочности превосходящие даже нью-васюковские прожекты Великого комбинатора. Все местные СМИ охватила истерия, при этом складывалось впечатление, что избирается не кандидат от ЛДПР Михайлов, а сама персонификация Партии - всесильный Вольфович, обещавший сделать из Псковщины "образцово-показательную область". Логическим завершением этого безумного нарратива стала предвыборная кампания оппонентов, которую иначе как провокацией назвать нельзя. Бэд-энд не заставил себя долго ждать: вытеснение депрессивных настроений, как водится, совершилось, а ЛДПР прошла в губернские дамки.

При этом небо, разумеется, не упало, пограничная жизнь продолжается, вот только сюрреализм в Пскове теперь отдыхает, а потоки дезинформации льются из кабинетов областной элдэпээровской администрации, как из испорченного сливного бачка.

Я бы мог сейчас занять внимание читателя некоторыми весьма любопытными фактами новейшей псковской истории, но боюсь, что тогда мое повествование переродится в нечто совсем неприличное - настолько поразительна и скандальна летопись последних событий. Как и ожидалось, сон разума породил очередных коричневых чудовищ:

1) В новогоднем номере областной газеты был опубликован "суперкроссворд", ставший даже предметом дискуссий на одной из сессий Псковского областного собрания. Вопрос: "Ельцин для Клинтона?" Ответ: "Шестерка". Вопрос: "Гайдар, но не Егор, палач и живодер". Ответ: "Аркадий". Но особенно поразил глубокомыслием 103-й вопрос "суперкроссворда": "Бездарный советский рифмоплет, почему-то поставленный в один ряд с Пушкиным и Есениным". Ответ, к сожалению, "Бродский". Нобелевский лауреат, словом.

2) Во время недавнего вояжа на Псковщину (дело было 26 марта сего года) Владимир Жириновский настолько актуализировал показательные моменты своего маргинального дискурса, что "историческое" выступление вождя либерал-демократов даже побоялись показать по местному ТВ и, дабы не возбуждать страсти, изъяли несчастную передачу из эфира в самый последний момент. Рискнем привести фрагмент стенограммы этого потока сознания, по стилю в чем-то напоминающего монолог Питера Стилмена из знаменитого остеровского романа:

"Вы должны понять, что вы живете в самой отсталой, бедной области, исторически во все времена здесь ничего не было: сюда Пушкина царь сослал, где, кроме медведей и леса, ничего нету.

Вы на окраине, понимаете, на окраине. И сюда никому ничего делать не надо, не хочется, мало того, рядом враждебная Эстония и Латвия, которые претендуют на часть вашей территории, а вдруг им удастся захватить территории, кто знает, то есть ситуация неустойчивая. А вы на границе, сегодня они маршируют, эсэсовцы в Риге, а завтра они будут маршировать вместе с натовцами в Пыталово (один из районных центров Псковской области. - А. Д.).

А вы на окраине, как Ставрополье, на окраине (рядом Чечня), и там никогда ничего хорошего не будет. А в Вологде тишина, ни Чечни, ни Эстонии. Все еще зависит от географии, как от здоровья, если человек больной - он все равно несчастный, сколько бы ни было денег. А если здоровый, даже без денег он имеет очень много жизни, потому что он красивый, умный, здоровый - так и вы в вашей области, вам не повезло с географией.

Вы должны знать, что ваша область самая маленькая, глухая, почти нету полезных ископаемых, нету крупных заводов, нету то, что дает большие деньги, нету. Это вы должны понять, что из Псковщины ни царь, ни комммунисты, ни губернатор Михайлов сделать золотую жизнь невозможно, потому что у вас только лес, здесь можно развить туризм или построить колонии, вместо того чтобы строить в Сибири или что-то еще сделать, например, вы могли бы заработать большие деньги: сбросить все вредные отходы из Европы к вам сюда. Тогда вы будете умирать раньше времени. У вас нету нефти, нету угля, нету руды, нету золота".

Вот так. Украсть, как говорится, нечего. И вполне очевидно, что совсем не обязательно жить в пограничной зоне, чтобы при этом погранично же и мыслить. Понятно также, что образцово-показательное изобилие теперь не состоится. В. Ж., ярко и непосредственно олицетворяя пограничный способ мышления (в его наиболее чистом "концентратном" виде), не постеснялся пригвоздить Псковскую область к позорному столбу пограничного прозябания, то есть предложил окончательно погрузиться в подсознательные слои Другого.

Что представляет из себя это Другое, остается только догадываться. Быть может, это - вероятная метаморфоза центростремительного движения подальше от непонятной и суверенной Москвы. Возможно, это будет самодостаточный и оригинальный эксперимент по созданию нового варианта новояза. Пограничная реальность открыта для виртуальных превращений...

---

Примечания:

¹ Политические предпочтения автора здесь ни при чем.

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru