Russian Journal winkoimacdos
24.07.98
Содержание
www.russ.ru www.russ.ru
1/8 мира архивпоискотзыв

Маленький Париж с тюрьмой, Ильичем и анатомичкой

Интервью Юрия Орлицкого с Александром Федутой

"...В самом центре города, на площади, где был раньше дом вице-губернатора (и сейчас этот дом там, но в нем находится государственный архив), на той самой площади, куда выходит один из старейших в Белоруссии театров, стоял Ленин, обычный, бронзовый, как и положено для глухого провинциального города. Он не отличался ничем, но горожане его очень любили, и они все время мечтали о том, чтобы у них появился другой Ленин, новый, красивый, какого ни у кого нет. Они заказали этот памятник главному белорусскому скульптору Заиру Исааковичу Азбур. Старик Азбур отличался тем, что лучше всего передает анекдот. Даже когда он спал, руки его лепили. И вот однажды уснул Азбур имея в руках ком глины, руки продолжали лепить, проснулся, а в руках бюст Ленина. Но, однако, скульптор понял душу горожан, понял, чего они хотели. Вот стоял у них Владимир Ильич и был он обычный, с протянутой вперед рукой, в пиджачке, в жилетке, как ему и положено. И Азбур, вероятно, долго думал, чем же должен новый Ленин отличаться от старого. И понял. Он одел его в развевающийся плащ и водрузил на голову кепку. Когда памятник установили, то сделали это раньше, чем сняли старый, и оказалось, что почти через дорожку друг от друга, наискосок, находятся два Ленина, в кепочке и без кепочки. И горожане очень этим гордились в течение тех суток, когда эти два памятника стояли и косились друг на друга…".

…На самом крайнем Западе бывшего Союза притаился небольшой красивый город Гродно: по "паспорту" - белорусский, по недавней географии - польский, по языку, на котором все здесь говорят, русский.

Рассказать об этом уникальном на современной карте месте взялся минский журналист, обозреватель "Белорусской деловой газеты", кандидат филологических наук Александр Федута (по его собственному признанию, 26 лет на территории Гродно, 7 поколений выросло в этом городе). Еще два признания для досье: "Был первым секретарем ЦК союза молодежи, это бывший комсомол, а потом имел несчастье работать у нашего президента пресс-секретарем.

Гродненцы - интернационалисты. Я написал свою диссертацию под руководством русского доцента, живущего в Белоруссии, и украинского профессора, а защищал у российского профессора еврейского происхождения, будучи при этом белорусским оппозиционером…".

- Александр, попробуйте, исходя из этого, объяснить, в чем главная особенность жизни в Гродно, скажем так, обыкновенного человека? Как влияет на это приграничность города, та самая "интернациональная ситуация", которая для вас лично оказалась, в общем, благоприятной?

- В Гродно люди твердо знают, что если ты хочешь чего-то добиться, сходить нужно в два храма: православный и католический, поставить свечку в обоих, тогда Бог тебе поможет.

- И так делают?

- Делают, многие делают. Даже мои родственники, это я знаю точно.

- И все-таки о границе. Какое влияние она оказывает на жизнь рядового гродненца? Заметно это?

- Конечно! В Гродно живут богаче, чем в других белорусских городах. Во-первых, здесь значительно ниже цены, во-вторых - намного богаче рынок (не государственные магазины, они действительно очень плохие, а именно рынок). Ведь в Гродно был крупнейший автомобильный рынок на территории Советского Союза. Посмотрите, какие здесь выросли дома в последние годы, - можно не сомневаться, что новое поколение будет выбирать частную собственность.

Но это те, кто жили здесь. Дело ведь в том, что у нас строились заводы при советской власти, и сюда съезжалось огромное количество людей на стройки, они оставались здесь.

- Отовсюду?

- Да, отовсюду, в том числе и из Восточной Белоруссии. Восточная Белоруссия - это чисто российский менталитет, они строить ничего не будут, они будут пропивать. Извините... И в результате гродненский народ распадается на две категории - на тех, кто зарабатывает, и тех, кто пропивает. На самом деле этого не видно, пьяные не валяются, но все твердо знают друг о друге, город-то небольшой, всего около 400 тысяч, - кто зарабатывает, а кто пропивает, знают все.

- Как все-таки ощущают себя гродненцы? Кем? Жителями Белоруссии, жителями Европы?

- Они ощущают себя жителями Белоруссии. Дело в том, что по ту сторону польской границы тоже живут в основном белорусы. Они ощущают себя белорусами, живущими в Польше. А здесь их родственники ощущают себя или белорусами, живущими в Белоруссии, или поляками, живущими в Белоруссии. Польское правительство белорусам, живущим в Польше, построило школу, позволило издавать газету, мало того, оно все это финансирует. Здесь поляки были вынуждены строить школу сами, вынуждены были покупать учебники. Белорусское правительство палец о палец не ударило.

- Но это не мешает?

- Нет, все нормально. На самом деле те, кто хотел бы уехать в Польшу, уезжают, но их совсем немного.

- Здесь условия не таковы, чтобы уезжать.

- Да. Например: гродненцы очень любят свой психиатрический диспансер. Он расположен в бывшем монастыре святой Бригиты, где сохранились совершенно уникальные фрески.

- И смотрят это - только сумасшедшие?

- Смотрят их сумасшедшие. Нормальные гродненцы не могут туда ходить смотреть. Но они знают, что там есть фрески, и гордятся.

- Гордятся своими сумасшедшими?

- Гордятся своими фресками.

- Прекрасно. А за пределами сумасшедшего дома?

- Во-первых, у нас есть прекрасные костелы: францисканский, иезуитский, бернардинский. В старом городе, на Советской улице, обратите внимание на балконные решетки, они все кованые и ни одна не дублирует другую. Они сохранились. Многие решетки еще с начала века. Гродненцы народ бережливый. Они берегут свой город.

Особенно же гродненцы любят свой центр, где находится гродненская тюрьма, а рядом с тюрьмой - иезуитский костел, возле ступенек которого стоит уникальная статуя, представляющая деревянное белорусское зодчество. Предполагают, что эта статуя установлена в честь тех, кто вышел из гродненской тюрьмы и не сумел дойти до дома.

Тюрьма была страшной, особенно славилась она своими ужасами во времена, когда Гродно был чисто польским городом. Это было двадцатилетие между первой и второй мировыми войнами, и тогда в городской тюрьме умудрился побывать цвет белорусской нации. Злые языки поговаривали, что вообще там может быть шесть мемориальных досок, потому что в ней сидели известные белорусские поэты Максим Танк и Валентин Давлай, выдающийся белорусский ученый-славист и переводчик Мицкевича на белорусский язык, изобретатель запрещенной ныне в Белоруссии азбуки тарашкевицы Бронеслав Тарашкевич (который был, кстати, депутатом польского сейма от Белоруссии). Там же сидел будущий спикер белорусского советского парламента, а тогда известный политический террорист Сергей Притыцкий, у нас его, естественно, называли революционером, а попечительский совет над тюрьмой как раз в это время возглавляла супруга полицмейстера, известная польская писательница Зофья Налковская. Таким образом, как минимум шесть мемориальных досок там быть должно, хотя злые языки говорят, что сейчас должна быть и седьмая - в честь самого известного белоруса в мире Павла Шеремета, который именно там отсидел свои два месяца.

- А чем еще, кроме тюрьмы и сумасшедшего дома, гордятся гродненцы?

- Через дорогу от гродненской тюрьмы расположено странное сооружение, которое называется костница. Вообще по-русски аналог очень простой - анатомичка. Именно там произошло первое на территории Европы вскрытие человеческого тела. Тело принадлежало польскому королю Стефану Баторию, тому самому, который успешно осаждал Псков во времена Ивана Грозного. Стефан Баторий очень любил Гродно и сделал его своей резиденцией. И помимо костницы, где лежало некоторое время тело короля, о присутствии и тела, и духа короля говорит старая крепость на Замковой горе. Судя по сохранившимся укреплениям, это было монументальное сооружение с огромными толстенными стенами, узкими переходами, бойницами, в общем, нормальный средневековый замок. Сейчас там расположен краеведческий музей, где есть все, что положено провинциальному краеведческому музею - от костей мамонта до бюстов выдающихся революционеров, имевших отношение к Гродно.

- Так все-таки, Гродно - польский, белорусский или русский город? Как вы корректно это определите?

- Проще всего определить по мостовым. Пройдите по ним в центре города и вы увидите: до сих пор в пешеходной зоне лежат базальтовые плиты с оттиском клейма по-польски "магистрат гроденски". Это означает, что прилично замостить гродненские улицы смогла только одна власть - польская. Не российская, не советская, не белорусская, а польская.

- Но это о власти. А о людях?

- О людях говорить можно до бесконечности. Люди в Гродно странные. Во времена великого и могучего Советского Союза, когда не было Интернета и спутниковых тарелок, Гродно был единственной территорией, которая спокойно принимала европейское телевидение. Это было польское телевидение, которое даже в те времена было более либерально, нежели советское. По польскому телевидению впервые в истории СССР гродненцы увидели фильм Бернардо Бертолуччи "Последнее танго в Париже". Это произвело шок. Показывали его в субботу, весь воскресный день гродненцы между собой общались, и к понедельнику местные старшеклассники (а это был 87-й год) выработали терминологию, которая позволяла им обсуждать фильм, не привлекая внимания учителей. Они заменили слово "танго" словом "масло", которое фигурирует, как вы помните, в одной из самых впечатляющих сцен. И я лично, отправляясь на работу в школу, слышал, как двое моих учеников, которые ехали со мной в одном автобусе, разговаривали о последнем масле. Я понимал, что они имели в виду. Я вошел в учительскую, в этот момент открылась дверь, влетела молодая преподавательница, у которой должен был быть урок в 10 классе, и сказала: "Я не могу туда идти, они посмотрели "Последнее танго", а сейчас они смотрят на меня".

А если серьезно, то я думаю, что люди здесь нормальные. Советской власти у нас было не много, все хорошо помнили, что до войны в Гродно были поляки, которые в принципе особо никого не притесняли, во время войны немцы как-то взяли город, не успев его разбомбить, а основные разрушения, которые произошли, случились в мирное время при коммунистах, умудрившихся взорвать несколько почему-то православных храмов.

- То есть не костелы?..

- Да, именно православных храмов. И народ сохранил какой-то прежний менталитет, и если посмотреть на домики в частном секторе Гродно и вокруг города в деревнях, вы увидите, что деревянные дома - это те, где живут очень старые люди. Но эти дома опрятны, у них обязательно есть хозпостройки, в хлеву кто-нибудь хрюкает или пищит, а если в доме живут молодые люди, то он непременно выложен кирпичом, имеет надстроенный второй этаж, а хозпристройка превращена в гараж. Гродненцы очень чтут транспорт, он для них средство не только передвижения, но и зарабатывания на жизнь, потому что, по достигнутым между Польшей и Белоруссией соглашениям, жители этого региона имеют возможность, если у них есть родственники по ту сторону границы, спокойно переезжать границу, общаться и возвращаться без виз. Главное - получить бумажку, что у вас там есть родственники. Бумажка стоит двадцать долларов.

- Значит, сегодня город, как и положено приграничной зоне, живет в основном торговлей. А как насчет культуры - не ограничивается же она тюремными достопримечательностями…

- Гродненцы гордятся тем, что освобождал их в 1812 году Денис Давыдов, тем, что здесь жила великая польская писательница Элиза Ожешко и что на Гродненщине родина и родовые гнезда Михала Огиньского, автора знаменитого полонеза, и Адама Мицкевича. А новой культурой, советской, гродненцы могут гордиться еще больше, потому что единственный признанный живым классиком в Белоруссии писатель Василь Быков долгое время работал в Гродно, пока партийные власти не выжили его отсюда в столицу.

- А что же и кого же не выжили?

- В Гродно до сих пор есть областной русский драматический театр, когда-то он располагался в маленьком уютном здании конца XVIII века, и там был настоящий театральный разъезд. Это было великолепно: после спектакля съезжались такси, и народ, как раньше в кареты, садился в них и отправлялся по домам. А потом власти решили построить новый театр, построить на заклятом месте, там стоял храм, который взорвали; строили безумно долго, потому что здание театра дважды давало трещину. Больше всего он напоминает дворец спорта, но гродненские студенты называют это не иначе, как каракатицей. Возле каракатицы пьют пиво, встречаются с девушками, но иногда и ходят в каракатицу, потому что нужно что-то смотреть, зрелищ, кроме польского телевидения, в Гродно не очень много. НТВ начали брать только сейчас, да и то глушат.

- Если я правильно понимаю, в прежние времена на горе, возвышаясь над всем городом и рекой, стоял православный храм, а напротив - костел. Как бы была одна оппозиция. А теперь появилась другая: храм искусства напротив костела. Что-нибудь от этого изменилось?

- Ничего не изменилось, абсолютно. Что вы хотите? У нас есть дорога, которая ведет сразу к четырем храмам, это улица Ленина. На ней стоит православная церковь, построенная в 1912 году в честь столетия победы над Наполеоном, затем храм знаний - гродненский университет, реконструированное здание бывшей мужской гимназии; там же расположено бывшее здание храма политпросвещения обкома партии, теперь оно тоже отошло университету, и там же стоит языческий храм Марса - гарнизонный Дом офицеров. Так что храмов у нас очень много…

- Вы упомянули университет. Что вы можете сказать о нем - вы ведь здесь учились?..

- Как раз об университете говорить мне предельно трудно. Это здание знало самые разные времена. Я помню время застоя, в Белоруссии тогда никого толком не затравили, но разве что чуть-чуть, самую малость Адамовича. Ну вот такие микроконфликты были, я помню как в 1982 году студенты филфака выпустили стенгазету. Куратором стенгазеты тогда была Татьяна Евгеньевна Автухович, а я - одним из активистов и вел там рубрику "На книжном развале". И вот - октябрьский номер, это как раз было 75 лет Октябрю. Естественно, красные кони скачут, и на фоне красного коня были помещены стихи поэтов - современников Октября, которые нашли в каких-то там чисто советских хрестоматиях. Стихи были очень хороши, это были Ахматова, Пастернак, Мандельштам, раннефутуристический Асеев и Андрей Белый. Вы знаете, эти стихи провисели ровно час, вдруг в аудиторию ворвался заведующий кафедрой русской литературы Василий Павлович Козлов и буквально прохрипел (у него был очень хриплый голос): как? эту проститутку Ахматову? этого дегенерата Мандельштама? снять! заклеить! Собственными руками я набивал на машинке стихи Евтушенко, Винокурова, поздне-нефутуристического Асеева. Заклеили все. И хотя газета провисела совсем недолго, по университету поползли слухи, что студенты филфака позволили себе антиправительственные, антисоветские "выползки". Причем именно выползки, а не вылазки. Собрали партбюро факультета, разбирали, только двое вступились за нашу редколлегию. При этом один аргументировал свою позицию так: "Ну они же не знали, кто такая Ахматова. Я тоже не знаю, а что там с ней было?". Может быть, покойный Андрей Александрович шутил, но нам тогда это не помогло…

- А если бы такое было сейчас?

- На самом деле, нравы здесь и сейчас прежние, только тогда ловили тех, кто позволял себе "выползки" против компартии, а сейчас тех, кто выступает против суверенитета Белоруссии или против президента.

- Но в целом город по своему настроению достаточно лоялен к режиму?

- Он всегда настроен на власть. Что вы хотите от города, географическим и культурным центром которого является тюрьма?

- Да. Это…мифологично. Но если центр - тюрьма, то что окраина?

- Окраина? Окраина - "Азот".

- Очень красиво звучит!

- Крупнейший, вероятно, химический комбинат бывшего Советского Союза, гродненское объединение "Азот" называется здесь не иначе, как бомба замедленного действия. Все гродненцы - фаталисты, они уверены, что рано или поздно город разнесет, но никто не знает когда, и поэтому не торопятся бежать.

- Куда - в Польшу или в Россию? И вообще, как здесь, в Гродно, относятся к восточному соседу, есть ли какое-то особое отношение к России в ряду других соседних стран?

- Россия существует для гродненцев как нечто совершенно мифологическое. То есть все, что происходит в Москве, осознается так, как будто это случается не где-то рядом с нами или у нас. Я помню, когда объявили, что умер Брежнев, гродненцы не поверили.

- То есть думали, что он вообще не может умереть?

- Примерно так. Я ехал на такси в университет из книжного магазина, опаздывал на занятия, и улыбаясь спросил таксиста: "Правда, что Брежнев умер?" - Он сказал: "Врут!". Потом точно так же говорили, что врут, когда умер Андропов, Черненко; гродненцы поверили в то, что в Москве что-то произошло, один единственный раз, когда в Москве был путч в августе 1991 года. Тогда они поняли, что это происходит где-то рядом, но отреагировали на это странно.

- Как же именно?

- Беловежская пуща находится на территории Гродненской и Брестской областей, но гродненцы, вопреки географии, уверяют, что подписание известных соглашений о развале нашей великой державы произошло именно у нас.

- То есть они даже гордятся этим?

- В общем-то, гродненцы ближе к Европе, чем к Москве. Москва же от нас далеко, а гродненцы помнят еще и о том, как Гродно сам был столицей Польши - во времена Стефана Батория. И как жители столичного города, гродненцы помнят и о том, что Смоленск - это исконная территория Речи Посполитой, поэтому думают о москвичах примерно так: "Ну смотри, сколько они у нас оттяпали". Кстати, к полякам, которым Сталин отдал кусок гродненской территории вокруг Белостока, они относятся более лояльно, может быть, потому, что они соседи, они ближе. И потом, если Белосток, не дай Бог, вернут, куда же мы будем ездить за покупками!

- В связи с этой условно-исторически-мифологической картой: я так понимаю, что на ней есть Варшава, есть Москва... а Минск - есть?

- А где это?

- Вот так, да?

- Когда человек уезжает в Минск, он пропадает. Помните: "Пропал казак, пропал для всего казацкого рода". Вот так же он пропадает и для гродненцев.

Минск отличается бурным темпом. Гродненцы чувствуют себя там неуютно, они никак не могут привыкнуть после маленького компактного европейского Гродно к большому безалаберному Минску, где существует всего одна приличная улица, главный проспект страны - проспект Франциска Скорины, бывший Ленинский, и у этой улицы нет ни конца, ни начала, пройтись пешком по ней невозможно, в то время как здесь центр города - вот он весь, за 10 минут. Гродненцы не понимают этого, они относятся осуждающе к Минску, к его скоростям и размерам.

- Но тогда идея Белоруссии - если она, конечно, есть - сосредоточена в самом Гродно или где, если не в Минске?

- Идея Белоруссии?.. Самое удивительное, что на президентских выборах первое место в Гродно занял Лукашенко, но второе место здесь было за лидером белорусского народного фронта Поздняком. Это говорит все-таки о том, что Гродно и в самом деле идеологический центр Белоруссии.

- То есть, скажем, на этой карте, которую мы сейчас выстраиваем, не три вершины треугольника - Варшава, Минск и Москва…

- На самом деле это будет четырехугольник: здесь будет столица Западной Белоруссии - Гродно и столица Восточной Белоруссии - Витебск. А Минск, это где-то в районе Бобруйска, это далеко.

- Но это карта именно гродненская или вообще белорусская?

- Нет, вообще это по идее карта гродненская.

- То есть гродненский взгляд на мир. А скажем, в Европе что есть для гродненца?

- Париж. Ведь Гродно - это маленький Париж.


© Русский Журнал, 1998 russ@russ.ru
www.russ.ru www.russ.ru