Russian Journal winkoimacdos
9.09.98
Содержание
www.russ.ru www.russ.ru
1/8 мира архивпоискотзыв

Гайдеггер с Петровки

Инна Булкина
inna@inna.kiev.ua

Говоря о сегодняшнем украинском книгоиздании, мы должны определиться с тем, что в принципе в любой стране, в любое время и в любой ситуации определяет издательскую политику как таковую. Это книжный рынок - во-первых, и литературный процесс - во-вторых. Простым и эффектным началом в нашем случае стал бы сакраментальный вопрос: а был ли мальчик? Нет ничего проще, чем признать тотальное отсутствие как первого, так и второго.

Книжный рынок: что читают на "Петровке"

В самом деле: сегодня в Киеве книжные магазины чаще закрываются, нежели открываются. Если вы спросите любого москвича, где можно купить ту или иную книгу, вам назовут с десяток магазинов, объяснят, где что дороже, а где что наверняка и т.д. Большинство моих знакомых киевлян сделают то же самое - то есть расскажут, как добраться до того или иного... московского магазина. В самом же Киеве ответ будет один: на "Петровке". "Петровка" - это что-то вроде московской "Горбушки", только продают там книги. На "Горбушку" ходят купить по дешевке пиратские диски или видеокассеты. На "Петровку" ходят за книгами, причем ходят все, даже те, кто готов покупать втридорога. Просто потому, что больше некуда. Представьте себе несколько сотен книжных раскладок-лотков (хотя в Москве уже, похоже, стали забывать, что это такое, - с появлением огромного количества магазинов лотки постепенно исчезают) с очень похожим репертуаром: в большинстве своем - московский "вал", хотя есть отдельные жанровые предпочтения.

Начнем с того, что в Киеве, как нигде, любят эзотерику. Это отдельная тема, и мы к ней еще вернемся, но эзотерика - всевозможные "кармические практики", фэн-шуй, мэй-хуа и прочие непроизносимые вещи - как минимум треть ассортимента у трети лоточников. Не так давно каждый второй из читающих в киевском метро прятался за темно-зеленой обложкой очередного Лазарева (или - в пиратском варианте - Лазорева). Остальные-прочие обучались английскому языку (реже - немецкому). Сегодня, конечно, Маринина обогнала затерявшегося в астрале Лазарева-Лазорева. Но в целом все обстоит как и пару лет назад, и если что и поменялось, то в худшую сторону: налоговая политика украинских властей до сих пор работала в одни ворота: ввозить книги из России становится все дороже, издавать у себя что-то путное - невыгодно, да и невозможно. Четыре пятых киевского книжного рынка - ярко-кислотная продукция "Вагриуса" и "ЭКСМО" да отечественная эзотерика от "Софии" (здесь киевский производитель впереди планеты всей). Стабильная ниша у бизнес-пособий, дорогих детских книжек и энциклопедий от московских же "АСТ" и "Аванты +". Ну а что осталось - это философско-психоложеские предпочтения нового поколения киевских интеллектуалов. Они (предпочтения) колеблются между психологией от "АСТ" (непритязательной, как все, что исходит от "АСТ") и "хитами" от "Ad Marginem".

Трудно назвать такого рода предпочтения сознательными: та простая истина, что якобы спрос диктует предложение (или наоборот), как и все простые истины, где от перемены мест слагаемых сумма не меняется, мало что объясняет. Единственные люди, которые, похоже, в самом деле живут строго по законам, открытым однажды Марксом и вузовскими преподавателями политэкономии, - это те самые оптовики (трудно сказать, кем они были в прошлой жизни). Они же весь этот спрос собственным предложением покрывают и в конечном счете создают. Системная ошибка здесь в том, что книжный спрос, как и любой спрос, не есть вещь стабильная, неподвижная и раз и навсегда определенная. Он диктуется некими внешними установлениями: с одной стороны - изменчивыми - как-то мода, с другой же, напротив, стабильными - как-то привычка. И то и другое все те же книгопродавцы способны создать, и будь у них побольше вкуса, воображения да просто нормального образования, картина, возможно, была бы несколько иной. В конце концов, почему человек ищет привычную кислотную обложку очередной "вагриусовской" серии или столь же знакомое серийное оформление "Аванты"? Он к ним привык - он их узнаёт и предпочитает, как известное предпочитают неведомому. То же и с именами. Рецензенты журнала "Пушкин" удивляются однообразным привычкам москвичей, из всех питерских поэтов узнающих лишь Бродского и Елену Шварц (см.: В. Шубинский. "Реакционеры", # 4(10)/98). Грустно за москвичей, конечно. Но нам бы ваши заботы, господин учитель. В нашем прекрасном городе не делают разницы между российскими столицами. Бродский у нас просто поэт: это родовое определение. Как в меню комплексного обеда заводской столовой: а какой у нас сегодня поэт? - Бродский. (В доказательство приведу замечательный разговор с одним киевским поэтом и издателем. В ответ на мои жалобы, что у нас на "Петровке" назначили в поэты одного - Бродского, других не бывает, он ужасно обиделся, возмутился и горячо запротестовал: - "Ну что вы! Я совсем недавно видел Евтушенко!")

Логично было бы предположить, что нынче в Киеве просто стихов не читают, что мода на постклассическую философию ("Ad Marginem") и разного рода постфрейдистские учения - это реальность, с которой считается и которую в конечном итоге демонстрирует наш "книжный рынок". В известном смысле так оно и есть, однако существует и другая реальность: в Киеве в огромном количестве издаются поэтические книжки и альманахи - все они дешевые и малотиражные, по преимуществу "за свой счет", продают их редко, чаще дарят, проблема же состоит в том, что между количеством и качеством в этом случае нет известной диалектической зависимости.

Некая подвизающаяся в литературной критике молодая дама принесла в киевский журнал "Зоил" статью о местной "женской поэзии", где в один ряд выстраиваются киевские поэтессы A, B и C, а также Золотой и Серебряный века и заодно Борхес с Кортасаром. На резонный редакторский скепсис она столь резонно же возразила: "Как! Вам не нравятся A, B и C? А какие же поэты вам нравятся?" В самом деле - где вы берете других поэтов? И где их берут наши поэты A, B и С, которые читают (если судить по тому, что пишут) друг друга и все тех же Борхеса с Кортасаром? Литературная история стоит на том, что сначала является читатель - он читает чужие книги, потом некоторые читатели становятся писателями - сами пишут книги. Но между тем, что читают, и тем, что пишут, в самом деле существует зависимость, достаточно сложная и опосредованная, но безусловная. "И вот литературный процесс..." - скажем мы, впадая в интонацию известной пушкинской героини.

Издатели - "для чайников"

Литературный процесс подразумевает журналы, критику, открытую суету вокруг литературных премий (а не закрытую возню вокруг грантов и фондов), наконец читательские ожидания и издательскую политику. Ничего подобного сегодня в Киеве нет. Ни на одном из двух реально функционирующих здесь языков. Не все, однако, так плохо, потому хотя бы, что существуют несколько журналов (один из которых - "Сучасність" - даже регулярно выходит), есть критики и иногда выходит журнал под таким названием - "Критика"; есть, наконец, несколько литературных имен, вполне безусловных.

Другой вопрос - насколько благотворна протекционистская культурная политика нынешних украинских властей и функционеров соросовского фонда, который на Украине называется "Відродження" и признает в этом пространстве лишь один язык и одну культуру. По крайней мере ни властям, ни Соросу не удалось породить здесь некоторое реальное количество читателей, позволяющее тем же грантовым издательствам ориентироваться на рынок, а не заниматься поисками складских площадей, подобно монополизировавшим соросовские гранты киевским "Основам". Видимо, потому, что рыночные механизмы не работают, немногочисленные украинские книги (та же "Перверзія" Андруховича или "Квіти в темній кімнаті" - сборник современной украинской новеллы, изданный в прошлом году киевской "Генезой") стоят непомерно дорого. Издатели понимают (и они правы), что украинские книги покупают или не покупают вовсе не по соображениям их дешевизны-дороговизны, поскольку рыночной стоимости эти книги не имеют.

Другое дело - русские книги и русские издательства. Наша "Петровка" говорит по-русски, и коль скоро с "московским валом" мы уже некоторым образом определились, полистаем эту часть "лоточного" ассортимента.

Правит бал здесь, вне всякого сомнения, киевская "София", наводнившая книжный рынок СНГ Кастанедой и иже с ним - откровениями всякого рода медиумов, "контактеров" и создателей "кармических практик". Примечательно, что она развернулась в городе буквально сразу после того, как он с помпой отметил тысячелетие крещения Руси. "София" лишь однажды нарушила чистоту жанра, издав амбициозную и громоздкую "женскую версию" пресловутого "Хазарского словаря", и... прогорела, вчистую проиграв питерской "Азбуке", издавшей то же самое (только "мужскую версию"), но коммерчески грамотно - то есть дешево, непритязательно и без редакторских "художеств". Теперь понятно, что больше "София" подобной глупости не допустит: она нашла свою нишу и "будет пить из своего стакана". Но причины неудачного эксперимента на поверхности: коммерсантов-эзотериков соблазнил феноменальный успех другого, вновь образованного киевского издательства под названием "Фита" (она же "Ника-Центр" - все-таки византийские корни киевских издателей налицо, и юбилей крещения, очевидно, не прошел для них без последствий). "Фита" открыла золотую жилу, запустив собственную серию "700" - по правде говоря, дурную пародию на библиотечку "ИЛ". Однако первая же успешная книга этой серии - скандально известное переложение "Маятника Фуко" - определила коммерческую стратегию "Фиты"-"Ники": дешевые местные переводчики (им до сих пор платят от 20 до 40 у. е. за авторский лист, ставя при этом загрузочную норму - пол-листа в сутки: дешево и сердито), старые, опробованные десятилетия назад "Иностранкой" западные "бестселлеры" (Зюскинд, Ричард Бах и т. д.). Причем эта ретромода объясняется довольно просто: после скандала с "Маятником" "Фита" предпочитает поменьше связываться с копирайтными изданиями.

Других тиражных издательств с осмысленной и последовательной политикой в Киеве, похоже, нет (разве что компьютерная "Диалектика", славная своей знаменитой серией "для чайников").

Причудливым образом существует одно из самых известных и тиражных украинских издательств - харьковское "Фолио". Все в том же нашумевшем "Маятнике" Умберто Эко есть идеальная схема сосуществования под одной крышей двух кардинально разных издательских механизмов: элитарно-убыточного ("Гарамон") и коммерческого, работающего исключительно "на заказ" ("Мануцио"). "Гарамон" озабочен созданием, скажем так, имиджа, а "Мануцио" затем вульгарно зарабатывает деньги. Что и говорить, впечатляет. Похоже, "Фолио" - то самое издательство (единственное из известных нам в этом пространстве), которое некоторым образом эту схему воплощает. По крайней мере до недавнего времени, по признанию одного из функционеров "Фолио", знаменитые харьковские "многотомники" (от Кафки до Грасса) коммерческой погоды издательству не делали. Оборот давали коммерческие заказы и гранты: "Фолио" очень активно работало с украинскими грантами, но если б кто еще когда видел в продаже его украинские издания...

Не так давно на организованной Австрийской культурной миссией конференции, где собралась довольно представительная компания украинских издателей и переводчиков (что неудивительно: предполагалась раздача грантов от Kultur Kontakte), главный редактор киевских "Основ" (горячо поддержанный своими львовскими коллегами) стал бурно жаловаться на засилье русскоязычных книг. Пафос его понятен: австрийцы, как и прочие западные интеллектуалы, протекционирующие культуру в украинском пространстве, должны были лишний раз прочувствовать, кто здесь младший обиженный брат и кого следует поддержать материально. Предполагается, что "младший брат" проигрывает соревнование по причине своей заведомой "малости", но при этом как-то упускается из виду, что "старшего брата" уже почти десять лет как в этом пространстве не существует, и люди, которых среди украинских политиков принято называть "русскоязычным населением", а в правовой реальности - "русскоязычным меньшинством", рано или поздно сами осознают свою позицию minority и станут взывать все к тем же демократическим западным институциям. Как долго украинским функционерам от культуры удастся продержаться на инерции "імперського глуму і гвалту", сказать трудно, по крайней мере функционерам от политики - уже не удается. Что же касается собственно "засилья", то оно в самом деле, как мы уже убедились, имеет место - на "Петровке". При этом украинскому Витгенштайну (от "Основ") противостоит не какой-нибудь конкурирующий русскоязычный Витгенштейн от "Фолио", например (или от киевского "Порт-Рояля"), но московский же Витгенштейн. А от местной команды на этом ринге, наверное, должен стоять все тот же Лазарев-Лазорев со своими "кармическими практиками".

Вся сложность, похоже, вот в чем: "правовая реальность" упрямо расходится с действительностью: 50-миллионная страна продолжает в подавляющем большинстве говорить и читать по-русски, хоть ее настойчиво убеждают в том, что государственный и официальный язык у нее другой. В результате государственное "моноязычие", закрепленное Законом о языке, оборачивается реальным безъязычием. Искусственные запруды, разделившие традиционно многослойную и многоязычную в этом пространстве культуру на два официально непересекающихся потока, породили "дикую Петровку" - с одной стороны, и дистиллированно-лабораторную украинскую ситуацию - с другой. Настоящая культурная ситуация не подчиняется жестким законам рынка и в то же время не регулируется разного рода внешними (политическими и т. д.) подпорками и стимуляторами. Настоящая культурная ситуация - сложный механизм, работающий благодаря некоей разноречивой системе противовесов; ее пути и причины зачастую выглядят не столь однозначно, как это представляется все тем же функционерам-распределителям субсидий. Украинские интеллектуалы сегодня не без горечи иронизируют над "люмпенизированными русскоязычными массами", вкусы которых определяются той же Петровкой. В самом деле, "люмпенизированные русскоязычные массы" (равно как и нелюмпенизированные, но все равно русскоязычные) не стали читать украинского Витгенштайна и украинского Гайдеггера, они не проявляют ни малейшего интереса к "философско-культурологическим" украинским журналам, незаслуженно игнорируют новую украинскую прозу, они ленивы и нелюбопытны, но еще несколько лет (или поколений) существования "дикой Петровки" - и не исключено, что они перестанут читать и русских Витгенштейна с Хайдеггером. А тот самый чаемый, иллюзорный, лабораторный "украинский читатель-гомункулус", тот, что грезится из Гарварда какому-нибудь проф. Грабовичу, - в каких пробирках он произрастает? Где он покупает свои книжки? И если киевляне "из бывших" постепенно утрачивают приятные привычки заходить в свои - покойные ныне - книжные магазины, то откуда появятся такого рода привычки у киевлян "из новых"?


© Русский Журнал, 1998 russ@russ.ru
www.russ.ru www.russ.ru