|
|
Многие исследователи новых демократических режимов, возникших в последние пятнадцать лет, подчеркивают важность сильного и активного гражданского общества для укрепления демократии. Говоря о бывших коммунистических странах, и ученые и приверженцы демократии высказывают сожаления по поводу того, что в них традиция общественной деятельности не сложилась или прервалась, из-за чего повсеместное распространение получили пассивные настроения; при решении любых проблем граждане надеются только на государство. Те, кого обеспокоит слабость гражданского общества в развивающихся или посткоммунистических странах, обычно рассматривают развитые западные демократии, и прежде всего Соединенные Штаты, как пример для подражания. Однако, существуют убедительные доказательства того, что жизнеспособность американского гражданского общества заметно снизилась за последние несколько десятилетий.
С момента выхода книги Алексиса Токвиля "О демократии в Америке" Соединенные Штаты стали главным объектом исследований, рассматривающих связи между демократией и гражданским обществом. Во многом это объясняется тем, что любые новые тенденции американской жизни воспринимаются как предвестия социального обновления, но главным образом это происходит в силу сложившегося убеждения, что уровень развития гражданского общества в Америке традиционно необычайно высок (как мы убедимся далее, такая репутация является вполне оправданной).
Токвиля, посетившего США в 30-х годах XIX века, более всего поразила склонность американцев к объединению в гражданские ассоциации, в которой он увидел основную причину беспрецедентных успехов этой страны в создании действенной демократии. Все американцы, которых он встречал, независимо от их "возраста, общественного положения и характера" входили в различные ассоциации. Далее Токвиль замечает: "Причем не только в торговые и промышленные - их членами является практически все взрослое население - но и в тысячу других - религиозных и нравственных, серьезных и пустячных, открытых для всех и очень замкнутых, бесконечно огромных и совсем крошечных. ... Ничто, на мой взгляд, не заслуживает большего внимания, чем интеллектуальные и нравственные ассоциации в Америке" (1).
В последнее время американские социологи неотоквилианской школы собрали большое количество эмпирических данных, свидетельствующих в пользу того, что состояние общества и функционирование общественных институтов (и не только в Америке) действительно в большой степени зависят от норм и структур участия граждан в общественной жизни. Исследователи обнаружили, что меры, направленные на снижение уровеня бедности в городах, уменьшение безработицы, борьбу с преступностью и злоупотреблением наркотиками, развитие образования и здравоохранения, приносят лучшие результаты там, где существуют общественные организации и учреждения гражданского общества. Аналогично анализ экономических достижений различных этнических групп в США показали, что экономическое преуспевание зависит от наличия социальных связей внутри группы. Эти данные полностью согласуются с результатами исследований, проведенных в различных фоновых условиях, которые убедительно доказали, что в борьбе с безработицей и решении многих других экономических проблем социальные структуры играют решающую роль.
Исследования по социологии экономического развития, на первый взгляд не имеющие никакого отношения к вышеуказанной теме, также уделяют большое внимание социальным структурам. Некоторые из них касаются развивающихся стран, в то время как другие проливают свет на необычайные успехи "структурного капитализма" в Восточной Азии (2). Даже в не столь экзотических западных экономических системах были обнаружены отличающиеся высокой эффективностью и гибкостью "промышленные районы", основой которых служат разнообразные формы сотрудничества между рабочими и мелкими предпринимателями. Эти многочисленные межличностные и межорганизационные структуры, не имеющие ничего общего с палеоиндустриальными анахронизмами, поддерживают ультрасовременные индустрии, от высокой технологиии Силиконовой Долины до высокой моды Бенеттона.
Наличие нормативных основ фунционирования общественных организаций и существование разветвленной сети подобных объединений также повышают эффективность работы представительных органов власти. По крайней мере, именно к такому выводу я пришел в результате своих двадцатилетних исследований органов регионального управления в различных областях Италии (3). Хотя все эти органы на бумаге выглядели абсолютно одинаково, плоды их деятельности оказались очень разными. Систематическое изучение показало, что качество работы органов управления напрямую связано с имеющимися в данном регионе долговременными традициями участия населения в общественной жизни (или отсутствием таких традиций). Наиболее успешно управляющие органы работали именно в тех областях, где наблюдалась наивысшая активность избирателей, где население читало газеты и участвовало в хоровых обществах и футбольных клубах. На самом деле, исторический анализ позволяет предположить, что наличие такого рода взаимодействия и гражданской солидарности является скорее предпосылкой социально-экономического обновления, а не сопутствующим ему явлением.
Вне всякого сомнения, механизмы, посредством которых участие в общественной жизни и социальная связанность способствуют улучшению школьного образования, ускорению экономического развития, снижению уровня преступности и повышению эффективности органов управления, - многообразны и сложны. Хотя выводы, изложенные здесь кратко, требуют дальнейшего подтверждения и, возможно, некоторого уточнения, но уже то, что сотни эмпирических исследований в далеко не родственных научных областях дают сходные результаты, выглядит весьма показательным. Представители ряда общественных наук недавно предложили общую схему понимания указанных явлений, которая зиждется на концепции "общественного капитала" (4). По аналогии с понятиями материального и человеческого капитала - орудий, способностей и трудовых навыков, использование которых повышает производительность труда, - "общественный капитал" представляет собой элементы социальной организации, способствующие взаимодействию и сотрудничеству членов общества к их взаимной выгоде.
По самым разным причинам, жить в сообществе, имеющем значительный запас общественного капитала, намного легче чем там, где этот запас невелик. Прежде всего, общественные организации и учреждения способствуют установлению прочных норм взаимоотношений и возникновению общественного доверия. Когда экономические и политические переговоры проходят в рамках структур общественного взаимодействия, причин для проявления оппортунизма становится существенно меньше. В то же время, общественные организации и учреждения опираются на прежний опыт успешного сотрудничества, который может служить моделью для сотрудничества в будущем. И наконец, структуры взаимодействия, возможно, их участников, превращая "я" в "мы", или (на языке сторонников теории рационального выбора) развивают "вкус" участников к коллективным выгодам.
В настоящей работе я не собираюсь анализировать (и тем более развивать) теорию общественного капитала. Вместо этого, я хочу воспользоваться основной посылкой этой научной теории, заключающейся в том, что социальные связи и общественные организации сильно влияют на жизнь общества, а также на наши личные перспективы - в качестве отправной точки для обзора тенденций наблюдающихся в развитии общественного капитала в современной Америке. Я ограничиваюсь исключительно американским опытом, хотя описываемые мною явления могут оказаться в той или иной степени типичными для многих современных обществ.
Что случилось с общественной жизнью?
Обратимся в первую очередь к вопросу о снижении политической активности населения, поскольку политическая активность имеет самое непосредственное отношение к демократии в узком смысле этого слова. Общеизвестно, что активность избирателей на национальных выборах за последние три десятилетия заметно снизилась. По сравнению с относительно высокими показателями началв 60-х годов, количество принявших участие в выборах к началу 90-х сократилось почти на четверть; десятки миллионов американцев больше не желают участвовть в самом простом акте проявления гражданского самосознания столь привычном и обязательном для их отцов. Сходные процессы имеют место и при выборах на уровне штата и местном уровне.
Кабины для голосования - далеко не единственное место, которое американцы посещают все реже и реже. Серия общенациональных социологических опросов, проводимых Организацией Роупера десять раз в год в течение последних двадцати лет, показала, что с 1973 года количество американцев, ответивших, что "в прошлом году" они "присутствовали на собраниях общественности, где обсуждались общегородские проблемы или вопросы школьного образования", сократилось более чем на треть (с 22% в 1973 году до 13% в 1993 году). Сходным (или даже более) существенным образом уменьшился процент положительных ответов на вопросы об участии в политических митингах или собраниях, работе в комитете какой-либо местной организации или принадлежности к политической партии. Почти по всем показателям прямое участие американцев в политической жизни и государственном управлении и резко упало на памяти нынешнего поколения, хотя средний уровень образования за указанный период сильно повысился, а это, по прогнозам, напротив, должно было привести к росту политической активности. За последние десять-двадцать лет от участия в делах своих местных сообществ отстраняются ежегодно миллионы американцев.
Вряд ли можно считать случайным совпадением то, что за рассматриваемый период американцы отмежевались так же от политической жизни и государственного управления. Процент граждан, которые ответили, что они "доверяют правительству в Вашингтоне" только "иногда" или "почти никогда", плавно увеличилась с 30% в 1966 году до 75% в 1992 году.
Разумеется, все вышеперечисленные тенденции хорошо известны и, взятые в отдельности, поддаются объяснению чисто с точки зрения политики. Возможно, множество политических трагедий и скандалов, разыгравшихся с 1960-х годов (политические убийства, Вьетнам, Уотергейт, Ирангейт и т.п.), вызвали у простых граждан вполне понятное отвращение к политике и правительству, что, в свою очередь, стало причиной их отхода от участия в политической жизни. Несомненно, что это простое объяснение заслуживает внимания, но, если мы рассматриваем участие в общественной жизни в более широком смысле ограниченность его становится очевидной.
Наш анализ участия американцев в различных организациях можно начать с беглого обзора итогов Общего социологического опроса, проводившегося на научной основе 14 раз за последние два десятилетия. Самыми многочисленными организациями в Америке являются группы, связанные с церковью; они особенно популярны среди женщин. Среди других ассоциаций, в которые часто вступают женщины, можно назвать школьные (в основном совместные ассоциации учителей и родителей), спортивные, профессиональные и литературные общества. Мужчин предпочитают спортивные клубы, профсоюзы, профессональные общества, братства и мужские клубы, ветеранские организации и клубы по интересам.
Процент граждан принадлежащих к той или иной религии намного превышает процент американцев участвующих в любых других общественных ассоциациях. По некоторым показателям Америка может считаться (даже в большей степени, чем во времена Токвиля) обществом необычайно "религиозным". Например, в США молельных домов на душу населения приходится больше, чем в любой другой стране в мире. И все же проявление религиозных чувств в Америке становится все более индивидуальным и все менее связанным с какими-либо учреждениями.
За счет чего еще снизилось участие американцев в организованной религиозной деятельности? Общая схема довольно ясна: в 60-х годах наметился существенный спад регистрируемого еженедельного посещения церкви - от примерно 48% в конце 50-х годов до 41% в начале 70-х. С тех пор этот показатель остается на прежнем уровне или (по данным некоторых опросов) продолжает падать. Кроме того, данные Общего социологического опроса свидетельствуют об умеренном сокращении членства во всех "связанных с церковью группах" за последние двадцать лет. Это означает, что число американцев, участвующих как в церковных службах, так и в связанных с церковью группах сократилось за период с 60-х годов довольно незначительно (примерно на одну шестую).
На протяжении многих лет профсоюзы оставались одной из самых многочисленных организаций американских рабочих. И тем не менее, членство в профсоюзах сокращается уже в течение сорока лет, причем самый крутой спад пришелся на период между 1975 и 1985 годами. С середины 50-х годов, когда профсоюзы насчитывали в своих рядах максимальное количество членов, число несельскохозяйственных рабочих Америки, участвующих в профсоюзном движении, уменьшилась более чем наполовину, упав от 32,5% в 1953 году до 15,8% в 1992 году. Сейчас взрывной рост профсоюзов, связанный с "Новым курсом" Ф.Д.Рузвельта, практически сведен на нет. Идеи солидарности, провозглашаемые профсоюзными организациями, остались ныне лишь в тускнеющих воспоминаниях пожилых мужчин (5).
Ассоциации учителей и родителей в Америке ХХ века стали одной из самых важных форм участия граждан в общественной жизни, поскольку участие родителей в образовательном процессе является чрезвычайно продуктивной разновидностью общественного капитала. Поэтому, не может не вызвать беспокойства тот факт, что членство в таких ассоциациях сократилось от более чем 12 миллионов человек в 1964 году до 5 миллионов в 1982 году, хотя к настоящему времени эта цифра увеличилась до 7 миллионов.
Обратимся далее к данным о добровольном вступлении в гражданские организации и братства. Здесь можно выделить ряд заслуживающих внимания закономерностей. Во-первых, членство в традиционных женских объединениях более или менее стабильно сокращается начиная с середины 60-х годов. Например, количество членов национальной Федерации женских клубов с 1964 года уменьшилось более чем вдвое (59%), в то время как членство в Лиге женщин-избирателей сократилось на 42% с 1969 года (6).
Аналогично сокращается число волонтеров, вступающих в основные гражданские организации, такие как организация Бойскаутов (численность которой уменьшилась на 26% за период с 1970 года) и Красный Крест (численность сократилась на 61% за период с 1970 года). Но может быть, волонтеры просто предпочли другие организации? Данные о "регулярном" (в противоположность случайному) вступлении добровольцев в гражданские организации можно найти в Текущих опросах населения, проводившихся Министерством труда в 1974 и 1989 годах. Результаты этих опросов свидетельствуют о том, что количество убежденных волонтеров за эти 15 лет сократилось примерно на одну шестую, от 24% взрослого населения в 1974 году до 20% в 1989 году. Уход значительного количества активистов Красного Креста и командиров бойскаутских отрядов явно не был скомпенсирован вступлением такого же количества добровольцев в какие-либо другие организации.
Число членов различных братств также уменьшилось за 80-е и 90-е годы. Особенно заметно сократилась численность таких групп, как Львы (на 12% по сравнению с 1983 годом), Лоси (на 18% по сравнению с 1979 годом), the Shriners (на 27% по сравнению с 1979 годом), the Jaycees (на 44% по сравнению с 1979 годом) и Масоны (на 39% по сравнению с 1959 годом). В общем и целом, после стабильного роста на протяжении всего нынешнего столетия во многих крупных гражданских организациях за последние десять-двадцать лет произошел неожиданный, значительный и практически одновременный спад численного состава.
Наиболее любопытными, и тем не менее печальным, среди всех обнаруженных мною свидетельств отхода современных американцев от участия в общественной жизни является следующее: в настоящий момент увлечение игрой в гольф достигло невиданных ранее масштабов, но при этом в последнее десятилетие все меньше людей занимаются ею в клубах. В период между 1980 и 1993 годами общее количество игроков в гольф в Америке выросло на 10%, в то время как членство в соответствующих клубах сократилось на 40%. (Чтобы этот пример не выглядел слишком бытовым и несущественным, следует отметить, что почти 80 миллионов американцев в течение 1993 года хотя бы один раз играли в гольф, что почти на треть больше, чем количество избирателей, принявших участие в выборах в Конгресс в 1994 году, и примерно совпадает с числом американцев, утверждающих, что они регулярно посещают церковь. Даже после резкого сокращения членства в клубах игроков в гольф с конца 80-х годов почти 3% взрослого американского населения регулярно занимаются этим видом спорта организованно.) Растущее число игроков-одиночек вполне может лишить средств к существованию владельцев спортивных площадок, поскольку члены клуба потребляют в три раза больше пива и пиццы, чем независимые игроки, а ведь именно пиво и пицца, а не мячи и спортивные туфли являются основным источником доходов. Еще более важными факторами являются социальное взаимодействие и пусть даже случайные разговоры на гражданские темы за кружкой пива и пиццей, вести которые игроки-одиночки, разумеется, не будут. И хотя игра в шары ценится большинством американцев несравненно выше, чем участие в голосовании, забвение коллективной игры в гольф свидетельствует о постепенном исчезновении еще одной формы общественного капитала.
Встречные тенденции
Однако, против выводов, следующих из вышеприведенных исследований, существуют некие контраргументы. Быть может, на смену традиционным гражданским объединениям, упадок которых мы описали выше, пришли новые, полные жизненных сил? Например, национальные организации по защите окружающей среды (типа Сьерра-Клуба) и феминистские группы (типа Национальной организации женщин) существенно выросли в 70-е и 80-е годы и сейчас насчитывают в своих рядах сотни тысяч членов, платящих членские взносы. Еще более ярким примером является Американская ассоциация пенсионеров, численность которой выросла экспоненциально от 400.000 участников с членскими билетами в 1960 году до 33 миллионов в 1993 году, в результате чего эта ассоциация превратилась в крупнейшую в мире негосударственную организацию (после Католической церкви). Руководители указанных организаций входят в число наиболее влиятельных лоббистов в Вашингтоне, в основном за счет огромных списков своих сторонников.
Вполне понятно, что эти новые массовые организации имеют большую политическую значимость. С точки зрения социальной связанности, однако, они настолько отличаются от классических "вторичных ассоциаций", что для них требуется совершенно новый термин - возможно, "третичные ассоциации". Для подавляющего большинства их участников сам факт членства заключается только в выписке чека в счет уплаты членских взносов или, может быть, крайне нерегулярного чтения информационных писем. Очень немногие из них хотя бы раз в жизни посетили собрание своей организации, а большинство никогда не встречались (по крайней мере осознанно) друг с другом. Взаимосвязи членов Сьерра-Клуба имеет мало общего с отношениями членов клуба садоводов-любителей, а напоминает скорее связи между болельщиками "Ред Сокс" (или, может быть, между владельцами "хонд", безраздельно преданными своим автомобилям): они поддерживают одну и ту же команду и имеют некие общие интересы, но даже не подозревают о существовании друг друга. То есть, они привязаны к общим символам, общим лидерам и, возможно, общим идеалам, но никак не друг к другу. Теория общественного капитала утверждает, что членство в ассоциациях должно, например, способствовать росту социального доверия, но этот вывод вряд ли применим к третичным ассоциациям. С точки зрения социальной связанности, Фонд защиты окружающей среды и клуб игроков в шары относится к разным категориям.
Если ссылки на рост третичных ассоциаций представляет собой лишь один из возможных (но, едва ли справедливый) контраргумент моему тезису, то другая встречная тенденция, выражающаяся в возрастающей роли некоммерческих общественных организаций, прежде всего некоммерческих агентств по обслуживанию населения заслуживает более пристального внимания. Этот так называемый "третий сектор" включает в себя самые разные объединения, от Оксфордского комитета помощи голодающим и Музея Метрополитэн до Фонда Форда и Клиники Майо. Однако, хотя большинство вторичных ассоциаций являются некоммерческими, далеко не все некоммерческие организации и учреждения можно считать вторичными ассоциациями. Отождествлять рост некоммерческого сектора, с ростом социальной связанности было бы существенной концептуальной ошибкой (7).
Третья возможная встречная тенденция гораздо более тесно связана с оценкой общественного капитала и степени участия граждан в общественной жизни. Некоторые исследователи утверждают, что за последние несколько десятилетий большое распространение получили "группа поддержки" самого разного вида. Согласно данным Роберта Уатноу, 40% американцев заявляют, что они "в настоящее время входят в небольшую группу, члены которой регулярно собираются вместе, а также помогают друг другу и заботятся друг о друге (8). Многие из этих групп имеют религиозную направленность, хотя и далеко не все. Например, 5% опрошенных Уатноу, заявили, что они являются постоянными членами той или иной группы "самопомощи", типа "Анонимные алкоголики", и почти столько же заявили о своей принадлежности к литературным обществам и клубам по интересам.
Группы, описанные респондентами Уатноу, безусловно представляют собой важную форму общественного капитала, и их необходимо учитывать при любом серьезном анализе тенденций в области социальной связанности. С другой стороны, их роль ни в коей мере не сопоставима с той, которую играют традиционные гражданские ассоциации. Как подчеркивает Уатноу, "Малые группы не могут способствовать развитию общественных связей в той мере, в какой этого хотели бы их сторонники. Некоторые малые группы просто предоставляют индивидам возможность сосредоточиться на самих себе в присутствии других. Соглашение, связывающее членов таких групп, накладывает на них только самые незначительные обязательства. Приходите, если у вас будет время. Говорите, если у вас есть настроение. Уважайте мнение каждого. Никогда никого не критикуйте. Уйдите потихоньку, если вы чем-то недовольны. ... Возможно, такие малые группы в действительности призваны заменить собой семейные, добрососедские и более широкие общественные объединения, которые требуют порой от своих членов пожизненных обязательств (9).
Все три описанные выше потенциальные встречные тенденции - образование третичных ассоциаций, некоммерческих организаций и групп поддержки - должны быть тщательно проанализированы, в качестве противовеса размыванию обычных гражданских организаций. Такой анализ может быть проведен, например, на основании данных Общего социологического опроса.
Внутри всех категорий, выделенных по уровню образования, суммарное членство в ассоциациях значительно уменьшилось в период между 1967 и 1993 годами. Среди выпускников колледжей показатель участия в различных группах сократился от 2,8 до 2,0 (на 26%); среди выпускников средней школы этот показатель упал с 1,8 до 1,2 (на 32%); а среди тех, кто имеет менее чем 12-летнее образование - с 1,4 до 1,1 (на 25%). Другими словами, на всех образовательных (а следовательно, и социальных) уровнях американского общества и с учетом всех видов членства в ассоциациях, средний показатель такого членства уменьшился примерно на четверть за последние 25 лет. Если не принимать во внимание уровень образования, эта тенденция прослеживается не так четко, и все же, основной вывод таков: в настоящее время американцев, социальное положение которых способствует участию в ассоциациях (высшее образование, средний возраст и т.п.), стало больше, и тем не менее, суммарное членство в ассоциациях остается на прежнем уровне или даже сокращается.
Если рассматривать отдельные типы объединений, нисходящая тенденция яснее всего прослеживается в ассоциациях, связанных с церковью, профсоюзах, братствах, ветеранских и школьных организациях. Наоборот, членство в профессиональных союзах за указанные годы несколько выросло, хотя и не так существенно, как можно было бы ожидать, принимая во внимание повышение общего уровня образования и занятости. Выявленные тенденции одинаковы для мужчин и женщин. Таким образом, данные социологических опросов подтверждают ранее сделанный нами вывод: американский общественный капитал в форме гражданских ассоциаций значительно сократился за годы жизни нынешнего поколения.
Добрососедство и общественное доверие
Я уже отмечал выше, что большинство наиболее очевидных свидетельств, касающихся тенденций в разитии такого явления, как социальная связанность, относятся к сфере исполнения формальных обязанностей, - в кабине для голосования, на профсоюзном собрании или в ассоциации учителей и родителей. Одно бросающееся в глаза исключение вряд ли требует особых комментариев в настоящей работе: самой фундаментальной формой общественного капитала является семья, и доказательств ослабления родственных связей внутри семьи более чем достаточно. Что, разумеется, вполне согласуется с нашим тезисом о размывании общественного капитала и даже может помочь объяснению этого феномена.
Другой формой неформального общественного капитала являются отношения между соседями. Начиная с 1974 года, каждый Общий социологический опрос включал вопрос: "Как часто вы проводите свободный вечер вместе со своими соседями?" Процент американцев, которые общаются со своими соседями чаще одного раза в год, медленно, но неуклонно падал в течение последних двадцати лет: от 72% в 1974 году до 61% в 1993 году. (С другой стороны, общение "с друзьями, которые не живут по соседству" делается более активным, что, скорее всего, отражает укрепление социальной связанности, в основе которой лежит совместная работа.)
Кроме того, американцы становятся все менее доверчивыми. Доля американцев, считающих, что большинству людей можно доверять, сократилась более чем на треть (58% опрошенных в 1960 году, и всего 37% в 1993). Эта тенденция одинакова во всех образовательных группах; в самом деле, поскольку общественное доверие коррелирует с уровнем образования и поскольку этот уровень резко возрос, в целом падение общественного доверия представляется даже еще более очевидным.
В своем рассуждении о тенденциях развития социальной связанности мы по умолчанию исходили из предположения, что все обсуждаемые нами формы общественного капитала логически связаны с поведением отдельных индивидов. Это действительно так. Члены ассоциаций с гораздо большей вероятностью будут участвовать в политической жизни, проводить время с соседями, проявлять общественное доверие и т.п.
Тесная корреляция между общественным доверием и членством в ассоциациях прослеживается не только на уровне отдельных индивидов, но и на уровне стран. Данные Всемирного обзора ценностей 1991 года свидетельствуют о следующем: (10)
1) Во всех 35 странах, охваченных Обзором, общественное доверие и гражданская активность тесно взаимосвязаны; чем больше членов общества входят в те или иные ассоциации, тем более доверчивы граждане в этом обществе в целом. Доверие и гражданская активность - это две грани одного и того же основного фактора - общественного капитала.
2) По международным стандартам, в Америке оба указанных показателя общественного капитала все еще достаточно высоки. Даже в 90-х годах, после нескольких десятилетий, в течение которых размывание общественного капитала происходило особенно быстро, американцы остаются более доверчивой и общественно активной нацией, чем жители многих других стран.
3) Однако за последнее четверть века, Соединенные Штаты по всей видимости, переместились на существенно более низкую ступень по международной шкале общественного капитала. Причем ситуация в Америке зв последние годы настолько ухудшилась, что (если ни одна другая страна не обнаружит в ближайшем будущем сходных тенденций) при сохранении нынешней скорости размывания общественного капитала за следующую четверть века США окажутся примерно в середине указанной шкалы, где-то на одном уровне с нынешней Южной Кореей, Бельгией или Эстонией. Если же ситуация не изменится в течение полувека, Америка опустится до уровня современных Португалии, Чили и Словении.
Почему размывается общественный капитал в США?
Как мы уже видели, за последние двадцать-тридцать лет в Америке произошло нечто, что привело к ослаблению социальной связанности и гражданской активности. Чем именно это могло быть вызвано? Ниже приводится несколько возможных объяснений.
1) Активное включение женщин в деловую жизнь. За рассматриваемые двадцать-тридцать лет миллионы американских женщин отказались от профессии домохозяйки и нашли себе оплачиваемую работу. Это является первостепенной, хотя и не единственной причиной того, что еженедельное количество рабочих часов среднего американца за эти годы значительно выросло. Вполне возможно, что подобная социальная революция привела к сокращению затрат времени и сил, необходимых для строительства общественного капитала. Для некоторых организаций, таких как ассоциации учителей и родителей, Лига женщин-избирателей, Федерация женских клубов и Красный Крест, указанная причина представляется почти наверняка основной. Самый заметный спад в гражданской активности женщин приходится на 70-е годы, когда членство в "женских" организациях, подобных перечисленным выше сократилось практически вдвое по сравнению с 60-ми годами; в то время как членство типичных "мужских" организаций на сегодняшний день сократилось примерно на четверть. С другой стороны, данные опросов показывают, что общее снижение общественной активности среди мужчин и среди женщин было практически одинаковым. Разумеется, возможно логически объяснить снижение гражданской активности среди мужчин последствиями освобождения женщин от домашнего труда, в результате чего у мужчин мытье посуды заняло место разговоров в мужских клубах, но исследования по распределению семейного времени и бюджета показали, что у большинства мужей практически не прибавилось обязанностей по хозяйству после того, как их жены устроились на работу. Таким образом, женская революция вряд ли является единственной причиной размывания общественного капитала.
2) Мобильность: гипотеза "пересадки". Многочисленные исследования показали, что оседлость равно, как и владение собственным жильем, напрямую связаны с гражданской активностью. Смена места жительства, подобно частой пересадке растения из горшка в горшок, ведет к разрушению корневой системы, и человеку, вырванному из привычной почвы, требуется определенное время для того, чтобы пустить новые корни. Вполне вероятно, что активное использование автомобилей, рост населения, живущего за чертой большого города, и миграция населения на крайний юг США ослабили социальные корни среднего американца. Однако, один существенный факт противоречит данной гипотезе: согласно надежным данным, показатели оседлости и домовладения в Америке несколько выросли за период с 1965 года и сейчас, без сомнения, превышают соответствующие показатели 50-х годов, когда гражданская активность и социальная связанность, по нашим критериям, были значительно выше.
3) Иные демографические изменения. Трансформация американской семьи за рассматриваемый период была обусловлена и целым рядом дополнительных изменений - сокращением числа браков, ростом разводов, уменьшением количества детей в отдельной семье, снижением реальных доходов и т.п. Каждое из указанных изменений могло внести свой вклад в общее ослабление гражданской активности, так как состоящие в браке и имеющие детей люди среднего класса обычно участвуют в общественной жизни активнее, чем все остальные категории населения. Более того, масштабные изменения, которые за эти годы глубоко затронули все аспекты американской экономики - например, замена бакалейной лавки на углу огромным супермаркетом, а затем, возможно, и электронной покупкой товаров на дому, или замена местных предприятий аванпостами далеких многонациональных фирм, - вполне могли подорвать материальную и даже физическую основу гражданской активности.
4) Технологическое изменение досуга. Существуют убедительные основания полагать, что глубоко укоренившиеся тенденции технологического развития ведут к существенной "приватизации" или "индивидуализации" способов проведения свободного времени, тем самым сокращая возможности строительства общественного капитала. Самым очевидным и, возможно, самым могущественным инструментом этой технологической революции является телевидение. Исследования по распределению семейного времени и бюджета в 60-е годы показали, что увеличение времени, проводимого перед телеэкраном, есть главная причина того, что американцы начисто забыли обо всех других способах времяпровождения. Телевидение сделало наши сообщества (или, скорее, то, что мы ощущаем как свои сообщества) более широкими и одновременно более ограниченными. Говоря языком экономики, электронная технология позволяет человеку более полно удовлетворить свои запросы за счет социальных внешних сторон жизни, связанных с более простыми формами развлечения. Говоря проще, на смену водевилям приходят кинофильмы, затем видеофильмы, а затем шлем "виртуальной реальности", который мы скоро на себя наденем, чтобы развлекаться в полной изоляции. Не вбивает ли технологическое развитие клин между нашими индивидуальными и коллективными интересами? Этот вопрос заслуживает более систематического изучения.
Что делать?
Последним прибежищем недобросовестного ученого-обществоведа остается призыв к проведению дальнейших исследований. Тем не менее, я все же не могу удержаться, чтобы не предложить некоторых возможных направлений будущих научных изысканий.
- Мы должны проводить измерения отдельных аспектов общественного капитала, который, разумеется, не является одномерной концепцией, несмотря на то, что его описание (даже в настоящем очерке), не предполагает ничего подобного. Какие типы организаций и структур наиболее эффективно воплощают в себе - или порождают - общественный капитал с точки зрения взаимодействия, разрешения дилемм о коллективных действиях и расширения социальных особенностей? В настоящем очерке я уделил основное внимание участию граждан в ассоциациях. В более ранней работе я подчеркивал важность структуры общественной жизни, стараясь доказать, что "горизонтальные" связи представляют более продуктивный общественный капитал, чем вертикальные (11).
- Другой комплекс важных проблем касается макросоциологических встречных потоков, которые могут коррелировать с описанными выше тенденциями. Каково, например, влияние электронных сетей на общественный капитал? Я подозреваю, что встреча в электронных конференциях не эквивалентна встрече на площадке для игры в гольф или вечеринке в баре, - но для подтверждения этого, тем не менее, нужны тщательные эмпирические исследования. А как насчет развития общественного капитала на рабочем месте? Растет ли он в противовес спаду гражданской активности, являя собой некоторый социальный аналог первого закона термодинамики - общественный капитал не появляется из ничего и не исчезает бесследно, а просто перераспределяется в пространстве? Или описанные в настоящем очерке тенденции отражают потерю мертвого груза?
- Примерная оценка изменений в структуре американского общественного капитала за последнюю четверть века должна принимать во внимание как выгоды, так и потери от гражданской активности. Не следует романтизировать гражданскую жизнь среднего класса в маленьком американском городке 50-х годов. Помимо негативных тенденций, описанных в данном очерке, за последние десятилетия также отмечено снижение уровня нетерпимости и открытой дискриминации, и вполне возможно, что эти благотворные тенденции каким-то образом связаны с размыванием традиционного общественного капитала. Более того, сбалансированное ведение бухгалтерских книг по расчету общественного капитала требует учесть выводы Манкура Олсона и других исследователей, которые предупреждают, что тесно связанные социальные, экономические и политические организации часто подвержены неэффективной картелизации и тому, что в политической экономии называют "стремлением к получению ренты", а в повседневной жизни - коррупцией (12).
- Наконец, необходимо творчески, и вероятно как можно скорее исследовать, каким образом государственная политика отражается (или может отразиться) на формировании общественного капитала. Известно, что государственная политика иногда приводила к разрушению высокоэффективных социальных структур и норм. Американская политика сноса трущоб в 50-х и 60-х годах, например, обновила физический капитал, но нанесла огромный ущерб существовавшему в то время общественному капиталу. С другой стороны, такие государственные инициативы, как введение системы сельскохозяйственных посредников в округах, организация местных колледжей и отмена уплаты налогов с сумм, потраченных на благотворительные пожертвования свидетельствуют о том, что правительство может способствовать развитию общественного капитала. Даже недавняя инициатива Сан-Луис-Облиспо, штат Калифорния, - ввести обязательное оборудование всех новых домов передним крыльцом, - является примером государственного влияния на формирование структур общественного капитала.
Концепция "гражданского общества" была в центре внимания в недавних международных дебатах о предпосылках демократии и демократизации. В недавно созданных демократиях эта концепция помогает осознавать необходимость полноценной гражданской жизни в условиях, традиционно враждебных идее местного самоуправления. В развитых демократиях, по иронии судьбы, все больше и больше граждан ставят под сомнение эффективность своих общественных институтов. Есть основания подозревать, что в Америке, по крайней мере, этот демократический беспорядок связан с повсеместным и продолжающимся снижением гражданской активности, которое началось четверть века назад. Вопрос о том, можно ли сейчас наблюдать сопоставимое размывание общественного капитала в других развитых демократических обществах, где оно может затрагивать совсем иные институты и модели поведения, еще ждет ответа. А перед Америкой стоит важнейшая задача: изменить описанные выше негативные тенденции в развитии социальной связанности, чтобы восстановить гражданскую активность и общественное доверие среди населения.
ПРИМЕЧАНИЯ
(1) Alexis de Tocqueville, Democracy in America, ed. J.P. Maier, trans. George Lawrence (Garden City, N.Y.: Anchor Books, 1969), 513-17.
Вернуться
(2) О социальных структурах и экономическом росте в развивающихся странах см.: Milton J. Esman and Norman Uphoff, Local Organizations: Intermediaries in Rural Development (Ithaca: Cornell University Press, 1984), esp. 15-42 and 99-180; Albert O. Hirschman, Getting Ahead Collectively: Grassroots Experiences in Latin America (Elmsford, N.Y.: Pergamon Press, 1984), esp. 42-77. On East Asia, see Gustav Papanek, "The New Asian Capitalism: An Economic Portrait," in Peter L. Berger and Hsin-Huang Michael Hsiao, eds., In Search of an East Asian Development Model (New Brunswick, N.J.: Transaction, 1987), 27-80; Peter B. Evans, "The State as Problem and Solution: Predation, Embedded Autonomy and Structural Change," in Stephan Haggard and Robert R. Kaufman, eds., The Politics of Economic Adjustment (Princeton: Princeton University Press, 1992), 139-81; and Gary G. Hamilton, William Zeile, and Wan-Jin Kim, "Network Structure of East Asian Economies," in Stewart R. Clegg and S. Gordon Redding, eds., Capitalism in Contrasting Cultures (Hawthorne, N.Y.: De Gruyter, 1990), 105-29. See also Gary G. Hamilton and Nicole Woolsey Biggart, "Market, Culture, and Authority: A Comparative Analysis of Management and Organization in the Far East," American Journal of Sociology (Supplement) 94 (1988): S52-S94; and Susan Greenhalgh, "Families and Networks in Taiwan's Economic Development," in Edwin Winckler and Susan Greenhalgh, eds., Contending Approaches to the Political Economy of Taiwan (Armonk, N.Y.: M.E. Sharpe, 1987), 224-45.
Вернуться
(3) Robert D. Putnam, Making Democracy Work: Civic Traditions in Modern Italy (Princeton: Princeton University Press, 1993).
Вернуться
(4) Первостепеной заслугой Джеймса С.Коулмана является разработка теории "общественного капитала". См. его работу "Social Capital in the Creation of Human Capital," American Journal of Sociology (Supplement) 94 (1988): S95-S120, а также работу The Foundations of Social Theory (Cambridge: Harvard University Press, 1990), 300-21. См. также Mark Granovetter, "Economic Action and Social Structure: The Problem of Embeddedness," American Journal of Sociology 91 (1985): 481-510; Glenn C. Loury, "Why Should We Care About Group Inequality?" Social Philosophy and Policy 5 (1987): 249-71; Robert D. Putnam, "The Prosperous Community: Social Capital and Public Life," American Prospect 13 (1993): 35-42. Насколько мне известно, первым ученым, применившим термин "общественный капитал" в его нынешнем значении, была Джейн Джакобс, в кн.: The Death and Life of Great American Cities (New York: Random House, 1961), 138.
Вернуться
(5) Любое чисто политическое толкование крушения американского профсоюзного движения противоречило бы тому факту, что самый резкий спад в профсоюзном движении начался за шесть лет до атаки со стороны Администрации Рейгана на PATCO. Согласно данным Общего социологического опроса, зарегистрированное членство в профсоюзах сократилось примерно на 40% между 1975 и 1991 годами.
Вернуться
(6) Данные по Лиге женщин-избирателей за значительный период времени выявляют интересную закономерность: резкий спад в годы Депрессии, сильный и устойчивый подъем после Второй мировой войны (в период между 1945 и 1969 годами членство в Лиге более чем утроилось) и последующий спад, который практически свел на нет весь послевоенный прирост и продолжается до сих пор. Точно такая же закономерность характерна и для мужских братств и клубов, - устойчивый подъем в первые семьдесят лет нынешнего столетия, прерванный только годами Великой Депрессии, и последующий обвальный спад в 70-е и 80-е годы, продолжающийся до сих пор.
Вернуться
(7) Сравните Lester M. Salamon, "The Rise of the Nonprofit Sector," Foreign Affairs 73 (July-August 1994): 109-22. Также см. Salamon, "Partners in Public Service: The Scope and Theory of Government-Nonprofit Relations," in Walter W. Powell, ed., The Nonprofit Sector: A Research Handbook (New Haven: Yale University Press, 1987), 99-117. Эмпирические данные Саламона не подтверждают его общих предположений о всемирной "революции ассоциаций", сравнимой по своей значимости с ростом наций-государств несколько веков назад.
Вернуться
(8) Robert Wuthnow, Sharing the Journey: Support Groups and America's New Quest for Community (New York: The Free Press, 1994), 45.
Вернуться
(9) Ibid., 3-6.
Вернуться
(10) Я признателен Рональду Инглхарту, возглавляющему уникальный международный проект, за то, что он предоставил мне эти чрезвычайно полезные данные. См. его работу "The Impact of Culture on Economic Development: Theory, Hypotheses, and Some Empirical Tests" (unpublished manuscript, University of Michigan, 1994).
Вернуться
(11) См. мою работу "Making Democracy Work", esp. ch. 6.
Вернуться
(12) См. Mancur Olson, The Rise and Decline of Nations: Economic Growth, Stagflation, and Social Rigidities (New Haven: Yale University Press, 1982), 2.
Вернуться
Первоначально текст опубликован в
Journal of Democracy, 1995, vol. 6, N 1, p. 65-78. Перевод выполнен группой переводчиков под руководством Веры Зелендиновой.
|
