 |
|
IV
Сам о том не подозревая, Фукуяма встрял своей книгой в старый русский спор: что лучше - право или справедливость? Сутяги-адвокаты, ordnung, возы писанины - или полкило на двоих, по рукам, соборно? Сколько можно судить, позиция Фукуямы в этом вековечном споре проста: что работает, то и хорошо. Если принять за основу его гипотезу, что успешно работают только те экономические механизмы, которые подсажены к традиционным общественным устоям: гильдейской традиции в Германии, семейным производительным ячейкам на Тайване, в Италии и Франции, пчелиному рою религиозных, светских, профессиональных ассоциаций, сект, унаследованных современной Америкой из прошлого, - возникает естественный вопрос, к чему "подсажена" современная экономика России.
Для начала обратимся к двадцатистраничному библиографическому приложению, ссылкам на почти пятьсот монографий, журнальных публикаций, докладов, дискуссий. Среди них - ни одной русской. Отсутствие русских источников объясняется двумя фундаментальными причинами - каждая, как ни странно, имеет прямое отношение к предмету исследования.
Более основательная из двух: русские знают о себе меньше и хуже многих народов. Семьдесят с лишним лет советской власти совпали с самым бурным со времен Ренессанса ростом гуманитарного знания в истории человечества. Но было бы неверным списывать все убытки на покойника. Свою роль сыграла и загадочная страсть русских к операциям с фантомами. Десятки, сотни умных, образованных людей по-прежнему токуют - посреди разверзшейся пучины беспредела! - о присущей русским уникальной "соборности". "Евразийство" переживает второе рождение, хотя, видит Бог, ни тех "Европ", ни "Азий", о которых толковал князь Трубецкой, отродясь исторически не существовало. Да и что, спросим в контексте "тезиса Фукуямы", должно было бы следовать из русского "евразийства"? Голландско-ханьская экономическая реальность? Персо-венгерская, германо-пакистанская? "Третий путь"? Пожалуй, если бы даже в книге Фукуямы не было никаких других построений, кроме развернутой гипотезы, что каждый путь - третий, одним этим она бы заслуживала внимания русского читателя.
И, конечно, библиография! Из нее узнаёшь, как много знания накопили о себе, друг о друге многие цивилизации, какое гигантское сооружение сложилось из тысяч и тысяч муравьиных усилий, из описаний вроде бы совсем непрактичных исторических, экономических, этнографических, философских, лингвистических деталей и подробностей. Читая "Доверие", трудно отделаться от мысли, что этот аванс в "непрактичное" вернулся многим обществам с солидным процентом в виде товарного изобилия и гражданской стабильности.
Другая причина попроще, но не менее актуальна. В России были и есть глубокие, сложные умы, но беда в том, что у других народов почти нет шансов узнать о них. Что-то, сразу и не скажешь что именно, изменилось, но складывается впечатление, будто новая Россия и ее культура потеряли ключ к умам и сердцам тысяч (их немного, но всё ж тысячи) бескорыстных поклонников русской цивилизации.
Русской публике, может, небезынтересно узнать, что еще не так давно трудно было назвать современного русского писателя, чья хотя бы одна книга не была переведена на английский. Для интересующегося американского читателя Шукшин и Астафьев были такими же знакомыми авторами, как Кортасар и Ежи Зборовски. На каждого советолога приходился десяток-полтора рядовых читателей, для которых Ключевский и Бахтин были частью их культурного мироздания. Потеря этого читателя, этого интереса, долго и тяжело зарабатывавшейся открытости миру была бы непростительным и нелепым убытком.
Однажды в городе Утрехте, в Голландии, я спросил у булочницы, где она так хорошо выучилась говорить по-английски. "В школе, - отвечала она. - Мы маленький народ, трудно ожидать, чтобы кто-то специально учил голландский язык, поэтому мы учим чужие". И это говорил член одного из самых уникальных обществ на Земле!
Если гора не идет к Магомету, умный Магомет идет к горе. Глупый продолжает рассуждать о державности, уникальности, нежится в коконе своего языка и места. Сомнительно, чтобы слабое и своекорыстное современное государство радело о русском знании. Нужны посредники, коробейники, коммивояжеры, которые бы отбирали, переводили, ПРЕДЛАГАЛИ окружающему миру свежую продукцию русского интеллектуального рынка. За спрос тоже берут деньги, но, право, он обходится дешевле культурной одноколейки и культурной изоляции.
Не берусь судить, обогатилась бы книга Фукуямы включением в нее современного знания русских о себе, однако для русского (и, кстати, в не меньшей степени американского) читателя книга представляет интерес уже тем, что снимает вопрос о месте в мифической "мировой иерархии". Не важно быть первым, вторым или в первой дюжине: процветание, по мнению Фукуямы, начинается только тогда, когда общество находит свое место в мировом сообществе в соответствии со знанием о самом себе. Но чтобы найти это свое место, надо действительно знать о себе - в первую очередь о себе! - и окружающем мире очень много.
|
