Русский Журнал
Win Mac
Содержание Unix
Dos
26.12.1997
Отзывы
Архивист
Иринг Фетчер Геббельс  и Сталин.
Goebbels: Mastermind of the Third Reich


Рецензия на Tagebuch von Joseph Goebbels, Teil II 1941 bis 1945, K.G. Saur Verlag, Munchen 1994 bis 1995.

Знакомство со ставшими теперь полностью доступными дневниками Иозефа Геббельса за 1941-1945 годы убедительно подтверждает тезис французского историка Франсуа Фюре о том, что тоталитарные идеологии фашизма и коммунизма и их политические выражения в сталинизме и национал-социализме боролись друг с другом, подражали друг другу и друг друга взаимно возбуждали. Их связывало "столь же тесное, сколь и извращенное сущностное родство". За внешними противоречиями скрывалось много общего. Многочисленные высказывания Геббельса и его ссылки на слова Гитлера позволяют судить, что ведущие наци весьма смутно представляли себе это родство. Они ненавидели Сталина как могущественного врага, но восхищались им и нередко ему завидовали.

Не случайно восхищение и зависть проявились лишь во время восточного похода. В первые недели эйфорической уверенности в победе преобладала чистая страсть к уничтожению, которую Геббельс, ссылаясь на высказывания фюрера, описывает следующим образом: большевизму "будет теперь нанесен уничтожающий удар. О мирных переговорах с кремлевскими большевиками не может быть и речи... От большевизма не останется следа. Фюрер намерен распорядиться о том, чтобы стереть с лица земли города, такие, как Москва и Петербург".

Вскоре, однако, выяснилось, что война против Советского Союза не окончится такой скорой и однозначной победой, как походы против Польши и Франции. Пренебрежительные высказывания о Сталине, который "открыто проявил себя лакеем плутократии" (15.07.1941), сменяются недоуменными размышлениями о внушительной способности "вождя" мобилизовать силы сопротивления русского народа. "Трудно понять, как большевики оказались способными к столь упорному сопротивлению. Система воспитывала их четверть века. Нынешние русские ничего не знают об остальном мире, поэтому кремлевским властителям было нетрудно дать народу единообразное воспитание и направление. Во многом можно упрекнуть большевистских руководителей, в одном их упрекать невозможно: в том, что они не смогли продемонстрировать упорство в решающем военном столкновении с рейхом" (04.11.1941). До этого на Геббельса произвел глубокое впечатление допрос старшего сына Сталина, высказывания которого, однако, не могли быть использованы в целях пропаганды (22.07.1941).

Хотя первые поражения на восточном фронте как Геббельс, так и сводки вермахта списывали в первую очередь на действия "генерала Зимы", все-таки даже Гитлер пришел к выводу, что в Сталине он нашел противника, к которому следует относиться всерьез: "Его танковые резервы кажутся пока что просто неисчерпаемыми. С удивлением спрашиваешь себя, что Сталин сумел сделать из своего народа. Автократическая власть может очень многого добиться от русского народа, особенно если она настроена на войну и революционное наступление..." (20.05.1942).


"Крупная фигура"

Все чаще Геббельс и Гитлер сравнивают относительно легкую войну на Западе с войной против Советского Союза, требующей "всех сил немецкого народа и прежде всего немецкого вермахта" (15.11.1941). Однажды в разговоре с Геббельсом Гитлер размышляет об отношении национал-социалистической Германии и советской России. В восточном походе вермахт впервые "столкнулся с противником... имеющим мировоззренческую позицию". В Сталине Гитлер видит "крупную фигуру, как башня возвышающуюся над демократическими лидерами англосаксонских стран". "Евреи полны решимости при любых обстоятельствах довести войну до победы, потому что знают, что поражение означает для них физическую ликвидацию". Сталин же - "предводитель евреев".

Несмотря на глубинную враждебность, оба - Геббельс и Гитлер - вновь и вновь восхищаются советским "фюрером". Геббельса прежде всего впечатляет пропагандистский талант противника, о чем свидетельствует его отзыв на книгу о Сталине: "Надо признать, что большевики кое-что понимают в пропаганде. Сталин показан здесь с такой приятной и симпатичной стороны, что мировоззренческая позиция человека, если она недостаточно прочна, может легко пошатнуться. Мы должны быть предусмотрительными в отношении Советского Союза и большевизма. Тамошние господа также понимают и в делах. С простоватыми демократами мы уже разобрались. Большевики же как в их теории, так и в практике исключительно опасны именно для нас, национал-социалистов" (07.01.1943).

Также восхищен Геббельс пропагандистским фильмом "Один день в Советском Союзе", который он просмотрел в начале марта 1943 г.: "Это первоклассный агитационный продукт. Несомненно... он достигнет своей цели в нейтральных и враждебных странах, поскольку сделан с расчетом на их ментальность... В остальном мне еще раз стало ясно, что мы должны относиться к большевизму с исключительной осторожностью. Мы имеем здесь дело не с буржуазным, а с пролетарско-еврейским государством. Если мы не напряжем все свои силы, оно когда-нибудь нас раздавит. Громче, чем когда-либо, должен звучать лозунг: тотальная война - требование дня" (04.03.1943).

В речи перед руководителями рейха и захваченных областей Гитлер обозначает национал-социалистическую Германию и Советский Союз как "мировоззренческие государства", которые "потому имеют преимущества перед буржуазными государствами, что стоят на ясной духовной почве. Вырастающее из этого преимущество оказывало нам исключительную пользу вплоть до восточного похода. Теперь же мы столкнулись с противником, который тоже опирается на мировоззрение, хотя и ложное" (08.05.1943).


Решение "поповского вопроса"

В отличие от нацистского руководства Германии Сталин обладал тем преимуществом, что "у него кроме всего прочего нет оппозиции в обществе". Он настолько лишил влияния церковь, что ее представители подчиняются ему абсолютно. То же самое он осуществил по отношению к аристократии и старому генералитету. В разговорах с Геббельсом Гитлер неоднократно указывает, что Сталин "решил... и поповский вопрос". Он может себе позволить "снова демонстрировать уважение к церкви, которая теперь всегда к его услугам. Митрополиты едят у него с рук, потому что боятся его и хорошо знают, что, если выступят против него, получат пулю в затылок". И со скрытой завистью Гитлер добавляет: "Нам в этой области еще кое-что нужно доделать. Только война для этого неподходящее время. После войны мы займемся как офицерами, так и попами..." (04.03.1944)

К советским институтам, которые Геббельс считает образцовыми и достойными подражания, относятся комиссары. Теперь ему кажется ошибкой, что 30 июня 1934 г. были уничтожены не ведущие генералы, а руководители штурмовых отрядов. "То, к чему стремился Рем, было по сути правильно, только гомосексуалист и анархист не мог реализовать это на практике. Окажись Рем целостной и достойной личностью, 30 июня была бы расстреляна скорее сотня генералов, чем сотня руководителей СА... Это и было бы способом революционизировать рейхсвер" (28.03.1945). В этом высказывании отражен, естественно, и опыт неудавшегося государственного переворота 20 июля 1944 г. Но еще Геббельс считает, что на месте генерал-фельдмаршала фон Паулюса и других генералов "фанатичные национал-социалисты" не сдались бы в плен, но "продолжали биться до последней капли крови", а потом бы застрелились.

Книга о советских маршалах и генералах произвела на Геббельса огромное впечатление, показав, чем они отличаются от консервативного немецкого генералитета: "Эти маршалы и генералы, как правило, исключительно молоды, почти нет тех, кому за 50. За их спиной огромный опыт политико-революционной работы, они убежденные большевики, сильные и деятельные люди, и по лицам их видишь, что выросли они от доброго народного корня... Приходишь к горькому выводу, что военное руководство Советского Союза состоит из людей классом выше, чем наше собственное" (16.03.1945). Поэтому "фанатично убежденные" и столь же фанатично сражающиеся генералы побеждают. "Фюрер полон решимости еще в ходе войны так глубоко реформировать вермахт, чтобы он вышел из войны с глубокой национал-социалистической убежденностью..." (17.03.1945) Но для того чтобы добиться этой цели, Гитлеру оставалось всего лишь несколько недель.


Сепаратный мир на востоке?

Первая из "тридцати военных заповедей для немецкого народа", опубликованных Геббельсом в 1942 г., гласит: "В этой войне может случиться всякое, но одно не может произойти: мы не капитулируем и не попадем под власть врага. Кто говорит об этом или даже думает об этом, тот трусливый предатель". За самим собой и за "фюрером" Геббельс оставлял, однако, право вслух рассуждать о возможности сепаратного мира с западными державами или с Советским Союзом. При этом взгляды Геббельса в октябре 1943 г. были "диаметрально противоположны" взглядам Гитлера. "Фюрер считает, что можно было бы договориться с Советами на основе соглашения вроде того, что было в 1939 г. после польского похода" (27.10.1943).

Сам Геббельс, напротив, видит "массу фактов, которые должны показать фюреру, что объединение с англо-американской стороной принесет нам гораздо больше преимуществ". "Укажу прежде всего на пример 1932 г., - пишет он. - В борьбе за власть в стране мы не свергли плутократию, объединившись с коммунизмом, а свергли коммунизм, объединившись с плутократией. Фюрера эта мысль не совсем убедила, хотя он нашел в ней много верного". В марте 1945 г. Гитлер возвращается к своей идее сепаратного мира с Советским Союзом: "Фюрер убежден, что если какая-то из держав вражеского лагеря захочет войти с нами в переговоры, то это в любом случае будет Советский Союз. У Сталина с англо-американцами большие проблемы, и он так же относится к странам, которые рассчитывают унести с войны домой добычу, так же, как и мы..." Теперь Геббельс с Гитлером совершенно согласен; он замечает: "Фюрер правильно подчеркивает, что Сталин больше, чем другие, готов изменить курс, ибо ему нет необходимости брать в расчет общественное мнение у себя дома. Иначе с Англией. Трудно вообразить, чтобы Черчилль решился на другую военную политику, а если бы он решился, то не смог бы ее реализовать. Он слишком зависит от внутриполитических сил. Чего уж говорить о Рузвельте, который никогда не показывал даже малейшего намерения подумать о такой смене".

В объемистой памятной записке, направленной Гитлеру еще в сентябре 1944 г., Геббельс указывает на настоятельную необходимость избежать войны на два фронта, заключив перемирие с одним из противников. Уже в этой записке Геббельс характеризует Сталина как "холодного реалиста", способного "принимать далеко идущие решения, не поддаваясь давлению общественного мнения, каким оно было сформировано ранее" (21.09.1944). К тому же такой сепаратный мир стал бы шагом навстречу многократно выраженным пожеланиям японского союзника.

Разумеется, все эти размышления Гитлера и Геббельса о сепаратном мире не выходили на публику. Тот факт, что оба в конце концов охотнее "объединились" бы с Советским Союзом под руководством Сталина, чем с западными державами, вопиющим образом противоречил многочисленным утверждениям о том, что настоящая "мировоззренческая война" - это "война германского рейха против мировой опасности большевизма", о том, что (как формулировал Геббельс в своей знаменитой речи о "тотальной войне" 18 февраля 1943 г.) "национал-социалистическая Германия", сражаясь с восточным варварством, защищает "европейскую культуру". В многочисленных высказываниях о Сталине косвенно выражается вполне, впрочем, понятное ощущение родства обоих режимов. Геббельс вновь и вновь отмечает восхищенные высказывания Гитлера о Сталине: "Фюрер высказывает в отношении Сталина огромное уважение. Он видит в нем настоящего гения азиатства" (10.08.1943). "Фюрер испытывает по отношению к нему постоянно растущее восхищение. Он видит в нем единственного серьезного соперника" (27.10.1943).


Нацистам импонировал радикализм Сталина

"Сталин - реальный политик, действующий исключительно умно и хитро. То, как он одурачивает и переигрывает буржуазию, заслуживает глубочайшего восхищения" (05.02.1944). "Сталин демонстрирует явное величие как в политике, так и в военной стратегии" (19.03.1944). "Кроме того, Сталин ведет великолепную политику, как внутреннюю, так и внешнюю. Он издал закон о государственной помощи многодетным матерям и беременным, закон об охране материнства, он дает ордена многодетным матерям, он ввел значительный налог на бездетность, затруднил процесс развода и распорядился о запрете абортов. Все эти законы соответствуют скорее не коммунистическому, а национал-социалистическому подходу, но тот факт, что он его применяет, говорит, что он мыслит реалистически и использует в своих проектах все, что находит полезного. Эти законы так хорошо составлены, что их невозможно опубликовать в немецкой прессе - они обязательно окажутся пропагандой в пользу Сталина" (10.07.1944).

Прежде всего Геббельс завидовал Сталину потому, что тот полностью устранил три потенциально оппозиционные социальные силы, доставлявшие множество хлопот нацистскому руководству: церковь, аристократию и высший офицерский корпус. После войны, полагает Геббельс, эти "силы" должны быть полностью ликвидированы. Скрипя зубами, он вынужден был воздерживаться от преследования церкви. На аристократию тоже нельзя было напасть открыто, а консервативным генералам вермахта не было "фанатичной национал-социалистической" замены.

Между мировоззрениями национал-социализма и марксизма-ленинизма имеются значительные различия. Но во время войны в обоих режимах выступили на передний план общие для них черты. Геббельс и Гитлер это чувствовали, не признаваясь в этом, однако, даже самим себе. Близость нацизма и сталинизма обнаруживалась скорее бессознательно в оценках и замечаниях. Дневники Геббельса в этом отношении бесценный документ.

Первоначально опубликовано в Die Neue Gesellschaft/Frankfurter Hefte, 10 Oktober 1997, S. 934-938.




В начало страницы
Русский Журнал. 26.12.1997. Иринг Фетчер.
Геббельс и Сталин.
http://www.russ.ru/journal/peresmot/97-12-26/fetch.htm
Пишите нам: russ@russ.ru