У "Die Zeit" всего несколько корреспондентских бюро за пределами Германии. Одно из них находится в Москве. "Русская тема" практически постоянно присутствует на страницах еженедельника, причем и журналисты, и эксперты, выступающие с материалами о России, - профессионалы высокого уровня. В # 39 (сентябрь) опубликована статья с характерным заглавием "Старый чай в новом самоваре" немецкого историка Ютты Шеррер, работающей в парижском Институте по общественным наукам (Ecole des Hautes Etudes).

Обращение к проблемам культурной самоидентификации, пишет Ютта Шеррер, является уже на протяжении долгого времени симптомом кризисной ситуации в российском обществе. И в наши дни активное обращение к понятиям "культура", "гуманизм", "личность", "вера", "мораль" свидетельствует, что поиски выхода из сложившегося положения связываются прежде всего с духовными, а не социально-экономическими приоритетами. Об этом же говорит все более частое обращение к культурной тематике политиков, представляющих линию "радикального" решения всех проблем (при всех их различиях это объединяет Зюганова, Жириновского и Лебедя).

Обращение к культуре было в значительной мере реакцией на многолетнюю дисквалификацию культурной сферы как "надстройки" в советской идеологической доктрине. В последние годы культура переживает в России настоящий бум, об этом говорит и создание множества учебных заведений - от гуманитарных гимназий до гуманитарных университетов. Прилавки книжных магазинов заполнены оригинальными и переводными публикациями по истории и теории культуры. Наконец, культурология признана как специальность с соответствующей программой и возможностью защиты диплома.

При этом не так-то просто разобраться, что же стоит за всей этой активностью. Для русского уха "культурология" звучит так же основательно, как "социология"; по аналогии можно было бы сделать вывод, что речь идет о такой же или сходной науке. В то же время ни относительно содержания культурологии, ни относительно ее методов нет ни малейшей ясности.

Имеющиеся учебные пособия опираются в основном на устаревшие философские, социологические или исторические (а иногда и теологические) концепции от Шпенглера до Тойнби. Изложение культурной истории оказывается в большинстве случаев крайне упрощенным, а то и просто вульгаризаторским.

Первые кафедры культурологии появились в России в 1990-1991 учебном году. Возникали они, как правило, в результате "преображения" бывших кафедр по общественным дисциплинам (научному коммунизму, истории КПСС, философии). От старых кафедр был унаследован и статус обязательности преподаваемой дисциплины. Основная проблема заключается, однако, не в происхождении культурологии в российских университетах. При чтении выпущенных в последние годы пособий "у западного читателя часто возникает подозрение, что речь в них идет о замене марксистско-ленинского "метода" (то есть идеологии) с его претензией на универсальность, смене материалистической модели трактовки истории на духовную при сохранении исходного постулата, что метод может объяснить "все происходящее".

Утвержденная министерством программа по культурологии представляет собой последовательную иллюстрацию к тезису "культура определяет сознание". Такой подход оказывается просто карикатурой, вывернутым наизнанку старым марксистским тезисом о том, что бытие определяет сознание.

Все это объединяется со стремлением "опираться на богатое наследие русской религиозной философии"; модели культуры строятся в основном на исторической, точнее - "историософской" базе (термин и понятие "историософия" были извлечены из прошлого века, где он принадлежал романтическим тенденциям). Расплывчатое понятие "русской идеи" может включать все - от "духовности" до "державности" (с 1995 года "русская идея" как сочетание православия и державности принята на вооружение и Зюгановым).

Впрочем, поддержку подобные настроения в России получают и от зарубежных коллег. В 1995 году Сэмюэл Хантингтон, "американский Шпенглер", выступая в Москве в Дипломатической академии, заявил, что единственное реальное различие, оставшееся между народами после завершения холодной войны, - культурная принадлежность. Россия, как "наследница православия", должна войти в XXI век гарантом порядка и стабильности православного мира. Все это удивительно напоминает идеи русских мыслителей прошлого века, вроде Данилевского и Леонтьева. Реанимация псевдонаучных идей прошлого (которые уже тогда были достаточно архаичными) под маркой новой науки должна обеспечить России место на новой карте мировой цивилизации.

Впрочем, культурно-философские концепции, рассуждения о "самобытности" и "особом пути" России уже не раз выполняли компенсаторную функцию в общественном сознании. Утрата общественных ценностей и ориентиров, вызванная исчезновением коммунистической идеологии, кризис сознания, вызванный событиями, связанными с распадом Советского Союза, - все это создает своеобразный вакуум, всасывающий в себя эклектическую смесь старых российских и западных культурно-исторических концепций, дающих "простые" решения многих сегодняшних проблем.

В результате можно сказать, что "культурология" выполняет терапевтическую роль, являясь в то же время новым одеянием старого образа мысли. "Постсоветская культурология не имеет ничего общего с постмодернизмом (как это порой предполагается), а связана с фатальным - потому что превратно понятым - представлением об исторически обусловленном особом русском пути".

Впрочем, наряду с "официальной" культурологией в России существует ряд научных учреждений (философских и исторических), где ведется вполне серьезная работа в области теории и истории культуры. Она опирается либо на выработанный Ю. М. Лотманом и "московско-тартуской" семиотикой подход, либо на методику исторических исследований (А. Я. Гуревич, Ю. Бессмертный). Примечательно, что эти ученые в последнее время избегают самого термина "культурология", чтобы их не смешивали с тем движением, которое взяло себе это наименование.

Перевод Сергея Ромашко