Russian Journal winkoimacdos
15.09.98		 Содержание
www.russ.ru www.russ.ru
Пересмотры архивпоискотзыв

17 августа - время посмотреть на себя всерьез

Яков Паппэ

События, начавшиеся 17 августа, долго еще будут будоражить страну. Тем более что к экономическому кризису 23 августа добавился кризис политический. И даже для неискушенного наблюдателя стало очевидным, что Россия находится в тяжелейшем положении. По мнению многих западных политиков, возникла реальная угроза отхода России с пути реформ и демократии. Со всех сторон звучат советы, как нам сохранить рыночную экономику, но реальной помощи не предвидится. Ситуация напоминает старый анекдот про страну Советов и страну баранов.

Внутри страны громко зазвучали голоса, призывающие вернуться к старому доброму мобилизационному варианту развития, иначе-де нам не выжить. Одни приводят многочисленные доказательства изначальной нереалистичности и порочности курса реформ. Другие ведут разговоры о том, что был нам открыт прямой и легкий путь в цивилизованнный рынок и мировое сообщество, а мы в результате ошибок в проведении реформ им не воспользовались и теперь отброшены на много лет назад.

Что до меня, то я прежде всего не понимаю, почему говорят о реформах в России. На мой взгляд, ни в 80-х в СССР, ни в 90-х годах в России никаких реформ не было, а был процесс спонтанной трансформации. Согласитесь, что для проведения реформ в наличии должны быть как минимум: объект, субъект и программа реформ. А теперь попытайтесь проанализировать ситуацию с наличием этих трех составляющих в отечественной истории последних десятилетий.

Итак, объект реформирования. Он должен на протяжении преобразований хотя бы в каком-то смысле оставаться самим собой. Это исключает преемственность реформ в нашей стране 80 - 90-х годов, так как в 80-е годы их объектом был СССР, а в 90-е годы - Россия.

Реформатор, он же субъект реформ. Это тот, кто способен не только действовать, но и анализировать свои действия, сохраняя при этом контроль над ситуацией. Хорошим примером субъекта реформ в новейшей истории является китайская правящая элита. Она никогда не стояла перед угрозой потери власти, всегда контролировала темп осуществления преобразований и при этом всегда оставалась над обществом, не сливаясь ни с массой коммунистов, ни с массой чиновников, ни с массой рабочих или "новых китайцев". В 80-х годах казалось, что и субъект реформ был и у нас - верхушка КПСС напоминала китайскую. Но на поверку основная часть усилий партийных реформаторов ушла на борьбу за власть в самой партии. Горбачев и его соратники всегда были частью партийной машины и судорожно искали свое "место под солнцем" в ее границах. Как только машина сломалась, тут же ушел и Горбачев. Трудно назвать шофером человека, который, вместо того чтобы вести, все силы тратит на то, чтобы усидеть на месте.

В 1991 году к власти пришло правительство Ельцина, представлявшее второй эшелон той же партийно-советской номенклатуры, позаимствовавшей у интеллигенции антиимперские, антисоциалистические лозунги и постоянно мечущейся в поисках союзников, сливающейся в экстазе то с чиновниками, то с банкирами. Это столь же далеко от понятия реформатора.

Программа реформ. Она станет работающей, если реформатор не просто будет знать, каковы конечные цели, но и выучит последовательность шагов, которые он должен предпринять. Он должен все время держать ситуацию под контролем. Быть одновременно и внутри нее, и над ней. Отслеживать, на каком этапе находится страна, каковы настроения народа, не надо ли ускорить или замедлить темпы и скорректировать цели. С такими программами на Руси, как известно, трудности были всегда. Цель поставить еще можно, но анализ средств ее достижения - это уже перебор, а об анализе ситуации и контроле над ней даже и говорить не стоит. Все помнят, что первоначально программой Горбачева было "ускорение", предполагавшее изменение приоритетов в плановой экономике и совершенствование самого планирования. И только когда стало ясно, что усиления планового начала в рамках социализма не получилось - обратились к поискам в области демократии, рынка и т.п. Постоянно меняющиеся представления о желаемом и возможном - это уже не реформы, а плавание по бурной и порожистой реке с бесконечными попытками не перевернуться.

Но в 1991 году мы все-таки перевернулись. Произошла национальная катастрофа той общности, которая именовалась "советский народ", и государственная катастрофа империи Россия-СССР, существовавшей на протяжении как минимум 300 лет. Это была катастрофа не только политическая и социальная, но и экономическая. Народнохозяйственный комплекс существовал в масштабах Советского Союза. Суверенная же Россия оказалась экономически неким во многом бессмысленным обрубком, к которому отошли зачастую не самые лучшие куски хозяйства бывшего СССР. Сейчас нет смысла обсуждать, какая из советских республик кого кормила и кто кого эксплуатировал. Но факт остается фактом: последние десятилетия существования СССР очень много инвестиций вкладывалось в развитие территориальной периферии. Там строились многие самые современные предприятия, там создавался высокотехнологичный сектор. Это имело вполне прозаическое объяснение - ситуация с трудовым потенциалом и демографией там была лучше, чем в центральной России, поэтому экономически осмысленней было строить новейшие предприятия в Белоруссии или Узбекистане. Лучший советский нефтехимический комплекс был построен в Новополоцке, а один из крупнейших авиа-заводов - в Ташкенте.

Такой была ситуация в стране в 1991 году, когда к власти пришел Ельцин. Ни о какой реформе тогда речь не шла. Если первый эшелон партийной номенклатуры провалился в конце 80-х годов в значительно более благоприятных условиях, то почему второй эшелон должен был работать с большим успехом? К счастью - на мой взгляд, и к несчастью - по мнению многих других, под рукой у Ельцина оказалась команда (слой, страта -называйте как хотите), состоявшая из:

Насколько глубоко все они понимали экономические реалии России - другой вопрос. Степень их осведомленности в тонкостях рынка - третий. Но именно на эту разношерстную компанию и оказалась возложенной задача текущего управления хозяйством.

Был ли у них план реформ? Конечно, не было. Но было представление о том, как функционирует рыночная экономика, и вера в то, что любая экономика может так функционировать. И еще некое ощущение реальности, стучавшейся в их кабинеты.

На мой взгляд, российские власти в течение последних семи лет в подавляющем большинстве случаев просто плыли по течению, пытаясь регулировать процесс спонтанной трансформации экономики в приемлемом для них русле. Реформы же заключались в том, что они отдавали на волю рынка те процессы, которые не могли удержать под своим контролем. И начинались, и продолжались, и идут до сих пор российские реформы по сценарию "отдаю то, что не могу сделать сам".

В чем состояли самые решительные шаги российского правительства в 1992 году? В либерализации цен и объявлении свободы торговли. Но это всего лишь официальное признание невозможности регулировать отношения, возникающие между людьми в процессе купли-продажи, и отказ от попыток делать это. То есть государство отказалось от тех управленческих воздействий, которые уже не могло осуществлять.

Открытие частных банков еще в советское время и развитие их системы в постсоветской России. Это было элементарным признанием того, что государство не может брать на себя обязательства по прохождению денежных потоков между предприятиями и гражданами.

Ваучерная приватизация - вершина реформ 1993 - 1994 годов. Она была специально спланирована так, чтобы юридически закрепить собственность за теми, кто ею и так к тому времени фактически обладал. Если реальным хозяином был директор - контрольный пакет ваучеров оказывался у него, если трудовой коллектив - у работников, если кто-то другой - вроде бы неожиданно появлялась фирма "Мумба-Юмба", скупавшая акции. Список реформ, родившихся от "не могу", можно продолжать достаточно долго.

Таким образом, все наиболее значительные "реформаторские" действия являются, на мой взгляд, не сознательным выполнением программы, а отказом от управления тем, чем управлять не могли.

Залоговые аукционы стали единственным исключением из общего правила. Здесь государство тоже действовало под диктовку, но не объективных процессов, а разумных субъектов - крупнейших банков.

На мой взгляд, у нас изначально было слишком мало оснований для надежд на быстрое и эффективное формирование рыночной экономики. Эйфория, возникшая по этому поводу в годы перестройки и продолжавшаяся недопустимо долго, базировалась на мифе о громадном потенциале советской экономики. Считалось, что у нас прекрасные заводы, высокообразованные инженеры и рабочие, передовые наука и технология, но все портит КПСС, которая всем плохо управляет. Нужно только найти хороших управленцев и правильные методы - и тогда из великой социалистической державы мы сразу станем великой капиталистической. При этом не учитывались разные "мелочи", а именно:

Не оправдала возлагавшихся надежд и высокая образованность нашего населения. Она оказалась совсем нетождественной профессиональной квалификации, необходимой для работы в условиях рынка и современных технологий. У старших поколений практически полностью отсутствуют такие необходимые составляющие современного профессионализма, как компьютерная грамотность и владение латиницей. И конечно же очень многие оказались психологически не готовы к работе в условиях рынка. Мы все привыкли слишком сильно рассчитывать на государство и слишком мало на себя. Что же касается активной, современно образованной и выросшей уже после краха социализма молодежи, то она требует за свой труд оплату мирового уровня.

Сказанное приводит нас к трем коротким выводам:

1) говорить о смене курса реформ сейчас бессмысленно, так как ни курса, ни реформ просто не было.

2) наш путь в рынок не мог быть легким, а нынешняя партия власти не так уж и плоха, если мы все до сих пор живы.

3) тяжелый экономический кризис в какой-то момент был совершенно неизбежен.

Причины того, что кризис начался именно 17 августа 1998 года и что он сразу стал системным, лежат в области политики - не будучи человеком, искушенным в ее хитросплетениях, я эту тему затрагивать не буду. Но основную экономическую причину мне бы хотелось указать максимально жестко. Это неадекватность социальных обязательств российского государства реальным возможностям нашей экономики.

Как уже говорилось выше, за последние семь лет наше государство официально отказалось от подавляющего большинства старых обязательств в сфере экономики. И именно этим оно позволило ей стать рыночной или по крайней мере рынкоподобной. Совсем иначе было в социальной сфере. Здесь государство, напротив, постоянно заявляло о сохранении всех своих гарантий. При том что экономика требуемого объема затрат, совершенно очевидно, выдержать не могла. Во-первых, шел непрерывный спад производства, во-вторых, государство не собирало налоги в запланированных объемах.

Говоря о социальных обязательствах, я имею в виду не только то, что относится к ним во всех цивилизованных странах: образование, здравоохранение, пенсионную систему, поддержку наиболее нуждающихся. Расходы на эти цели у нас, кстати, в процентах к бюджету меньше, чем во многих других странах с переходной экономикой. Но что такое, например, государственные субсидии угольной промышленности и постоянные уступки шахтерскому шантажу? Я считаю, что это - правительственное обязательство по сохранению бессмысленных с экономической точки зрения отраслей. А отказ от запуска реального и крупномасштабного механизма банкротств в промышленности - это вообще чисто социалистическое обязательство по поддержанию занятости на предприятиях вне зависимости от их экономической эффективности. То же самое можно сказать и о ВПК. Закладываемые в бюджет каждый год нереальные объемы военного заказа, низкие темпы военной реформы, отказ от перехода к профессиональной армии, на мой взгляд, во многом объясняются попытками директората оборонных предприятий и высшего офицерства сохранить социальный статус и боязнью правительства эти попытки пресечь.

То, что все приведенные примеры относятся к социальным обязательствам, для меня подтверждается простым фактом: взамен власти не получают ничего - даже политической поддержки. Шахтеры требуют от президента лечь на рельсы, трудовые коллективы депрессивных предприятий и регионов дружно голосуют за коммунистов, офицеры небоеспособной армии довольно громко сожалеют о том, что в августе 1991 и в октябре 1993 годов оказались не на той стороне.

Итак, социальные обязательства властей не соответствуют возможностям экономики и государства. Поэтому с самого начала независимая Россия имела крупномасштабный бюджетный дефицит. Последствия этого явления хорошо изучены в экономической теории и неоднократно описаны в СМИ. Здесь я ограничусь лишь несколькими штрихами. До 1995 года с дефицитом справлялись с помощью кредитования правительства Центральным банком, то есть с помощью прямой эмиссии. Неизбежный результат - безудержная инфляция первых трех лет. В 1995 году появилась возможность использования более цивилизованного неинфляционного инструмента - государственных заимствований на рынке посредством пресловутых ГКО. То, что ГКО - типичная финансовая пирамида, хорошо известно, но тем не менее этот механизм применяется в течение многих лет во многих странах и в большинстве случаев не дает сбоев (до тех пор, пока соотношение между объемом займов и ВНП не превышает некоторой границы. Ее точное значение определить трудно, но, по общему мнению, мы ее пока не достигли). Государство, как правило, является самым надежным заемщиком. Гарантией выплаты займа служат налоги и нормально функционирующая растущая экономика. На это рассчитывало и наше правительство - на возобновление экономического роста и нормализацию сбора налогов.

Сначала займы брались только у отечественных юридических лиц (резидентов), в основном у коммерческих банков. Но в 1996 году стало ясно, что они готовы кредитовать государство только под очень высокий процент. Простейшим способом снизить его был допуск на рынок ГКО нерезидентов, что и было сделано. Однако в результате мы стали зависимы от иностранных покупателей ГКО, то есть от погоды на мировых финансовых рынках. Тем более что крайне трудно выяснить, какие именно нерезиденты какие объемы ГКО держат в каждый конкретный момент.

В 1997 году ситуация начала становиться угрожающей. Причем главными были факторы, от России не зависящие. Во-первых, это как минимум среднесрочное снижение цен на нефть и газ. Во-вторых, фондовый переходящий в общеэкономический кризис в Юго-Восточной Азии, приведший к отказу многих западных инвесторов от вкладывания денег в развивающиеся рынки вообще. (Надо отдавать себе отчет в том, что большинство западных инвесторов знают о России только то, что она является одним из развивающихся рынков и что там холодно.) Но были и внутренние факторы. Банковская война в России не прибавила нам авторитета в глазах иностранцев, а оттоку вкладов из страны поспособствовала. И самое главное: во второй половине 1997 года стало очевидным, что все надежды на рост российской экономики оказались преждевременными, да и налоги собираются всё хуже.

Однако спусковой механизм оказался политическим - отставка правительства в марте 1998 года.

С чисто технической точки зрения я не могу априори плохо относиться к правительству С. Кириенко. Наверное, оно было в чем-то более современным, мобильным и рыночно ориентированным, чем прежнее. Но парадоксальность ситуации заключалась в том, что тяжеловесное и, может быть, даже архаичное правительство Черномырдина было гарантом или по крайней мере символом политической надежности. Его отставка для нерезидентов стала доказательством того, что Россия не просто нестабильна, а непредсказуема. А у внутриполитических игроков она вызвала к жизни не только вопрос: "Кто вертел президентом?", но и вопрос: "А почему верчу не я?", что привело к открытой борьбе различных группировок за право верчения.

Видимо, борьба различных групп влияния и послужила причиной происшедшего 17 августа, причем, как у нас часто бывает, все произошло в самой идиотической из возможных форм. Любое из трех принятых в этот день решений само по себе имело и экономический смысл, и своих лоббистов и могло бы при определенных условиях сыграть стабилизирующую роль. Более того, в мире имеется определенное количество примеров успешного применения каждого из них. Но использование всех трех мер вместе оправдания не имеет. Я не отношусь к поклонникам Г. Явлинского ни как политического деятеля, ни как экономиста, но полностью согласен с ним, когда он говорит, что такого не должно быть в стране, где правительство хоть иногда думает о нормальном функционировании экономики.

В результате принятых 17 августа решений плохо стало всем.

Острый экономический кризис очень быстро дополнился политическим, а на горизонте маячит уже и конституционный. На мой взгляд, сейчас катастрофы еще нет, но ее опасность вполне реальна. Серьезно говорить о сценариях я не берусь и поэтому ограничусь лишь указанием на возможные варианты развития событий, предполагая сохранение существующего конституционного поля.

Положительный сценарий:

За счет девальвации, инфляции и прекращения выплат по ГКО долги государства снижаются до безопасного уровня. Экспортеры, довольные соотношением доллара и рубля, выплачивают налоги, что позволяет снять текущее напряжение в бюджетной системе и социальной сфере. Инфляционные ожидания удается сбить, и курс доллара оказывается между 9 и 15 рублями. Правительство и ЦБ с позиции силы восстанавливают мир в банковском сообществе, большая часть системообразующих банков выживает, а банковская система в целом сохраняет способность проводить платежи. Мне представляется, что вероятность такого сценария достаточно значима, если Дума утверждает правительство Черномырдина, и резко падает в противном случае.

Плохой сценарий:

Нынешнее положение воспринимается предприятиями и населением как ситуация слабости власти или полного ее отсутствия. Предприятия отказываются платить налоги. Долги по зарплате и пенсиям покрываются за счет эмиссии. Неконтролируемый спрос на доллары и раскручивание инфляционной спирали приводят к краху такого количества банков, что банковская система перестает выполнять свои расчетные функции. В этой ситуации возможность конституционного выхода из политического кризиса будет уменьшаться с каждым днем.

Средний сценарий:

Налоги платятся, но плохо. Банковская система работает, но только как механизм по проведению платежей. Инфляционная спираль неудержимо раскручивается, так как государству никто не доверяет. В этом случае в политике мы, наверное, получим полуконституционный - полуавторитарный режим образца 1994 года.

Ссылки:

Примечания:



Вернуться1 Статья была написана за день до внесения Ельциным кандидатуры Примакова.

© Русский Журнал, 1998 russ@russ.ru
www.russ.ru www.russ.ru