24.11.98

Странствия по континентам

Интервью Марка Печерского с Пико Айером.
pech@russ.ru

В конце июля известный путешественник и писатель Пико Айер представлял в Сан-Франциско новую книгу очерков "The tropical classical". Все стулья в аудитории на 100 - 150 человек были разобраны, в проходах стояли люди самых разных возрастов и внимательно слушали зачитываемую автором главу об истории великого тибетского монастыря Потала. Все, включая автора, в чем он признался, едва закрыв книгу, с нетерпением ожидали дискуссии. Популярность, увы, не всегда равнозначна пониманию. Интеллигентные люди, собравшиеся послушать (и отдать должное) одного из самых вдумчивых и энергичных исследователей экзотического в мире, похоже, не попадали в ногу с писателем. Пико Айера волнуют взаимопроникновения культур, столкновения современного с традиционным, американского гамбургера с японским суши, экспериментального театра Питера Брука с индийскими религиозными действами. Как водится всегда и везде, своя повседневность ассоциируется с банальным, размышления Айера о влиянии Макдоналдса на древние цивилизации вызвали у публики иронические улыбки. И хотя любой человек, прочитавший хотя бы пару страниц из "Видеоночи в Катманду", по-прежнему самой популярной из книг Айера, должен был понимать, что автор говорит о сердцевине своих интересов, нормальному калифорнийскому интеллигенту трудно представить, будто наш Макдоналдс кому-то может быть в диковинку. Так жителю Манилы чудно, что у кого-то могут вызвать любопытство, а то и интерес какие-то тривиальные жареные бананы! Между тем как раз способность остраниться, увидеть свое как чужое и чужое как свое отличает Айера от многих путешественников.

"...Мир вокруг нас меняется быстрее, чем мы думаем. Десять лет назад, в Киото... - тут Айеру протянули записку, он заглянул в нее и, засмеявшись, продолжил: - Кто мог подумать, что... мною заинтересуется русский журнал?!"

Записку послал я, приглашая дать интервью "Пушкину". На следующий день Айер позвонил. Сколь я мог судить по его тону, он был заинтригован не меньше моего.

"Почему я?" - спросил он. Я мог бы честно сказать - потому что он, интересный и знаменитый писатель, практически не известен в России и пора представить его одной из самых больших читательских аудиторий мира, но дружеский зачин, кофе располагали к откровенности, и я ответил по существу: после стольких лет взаперти русский человек в растерянности, что ему делать с окружающим миром, на что он ему, как на него смотреть, как к нему относиться. Его, Айера, отношение - чистое, бескорыстное любопытство - в этом смысле представляет немалый интерес.

Что движет им в странствиях по континентам?

Он скрестил ноги в кресле, задумался... "В сущности, та же проблема: сопротивление, вызов внутренне угнездившимся стереотипам. Когда я в последний раз был в Китае, меня интересовало, как китайцы переживают новообретенную открытость, что происходит в стране после Тяньаньмыньского побоища? Знакомые помогли договориться об интервью с профессором Пекинского университета. Я подготовил вопросы, позвонил, приглашая встретиться в любом ресторане на его выбор. Профессор выбрал Kenny Rogers' Fried Chicken - говорят, самое большое общепитовское заведение в мире. Наблюдая его реакцию на этот ресторан, отвечая на вопросы об устройстве тех и иных его элементов, я неожиданно осознал, что он отвечает на добрую половину вопросов, которые я намеревался задать. Меня интересуют пересечения своего с чужим, старого с новым, обживание незнакомого и постороннего".

В каком из путешествий он столкнулся с самым большим сопротивлением своему жизненному опыту, представлениям?

"Пожалуй, в Северной Корее... Запрет на случайное: встречи, контакты, передвижение. Такое жизнеустройство отвергало большинство выработанных в процессе жизни навыков, спонтанность, которая всегда была основой моего путешественнического метода. Я ведь просто хожу по улицам, наблюдаю, заговариваю с людьми - и думаю.

И Куба! В первую поездку (с тех пор я приезжал туда еще пять раз) я был поражен этим удивительным сплавом африканской, латиноамериканской и европейской культур... (Знаком ли он с современной кубинской литературой?) ...Нет, меня интересовали совсем другие вещи... Во-первых, редкая чувственность, разлитая в тропическом пейзаже, в людях, предельность эмоциональных реакций! Вы были на Кубе? (Нет.) Странный гомеостаз между людьми и властью - знаете, как между мужем и женой, которые за десятилетия совместной жизни смертельно надоели друг другу, уже видеть друг друга не могут, но и помыслить себя порознь - тоже. Двойственность - во всем! Симпатичный тебе человек вдруг во время беседы может признаться на полном серьезе, что готов хоть сейчас тебя убить, чтобы завладеть паспортом и удрать отсюда куда угодно. Мало кто из встреченных мною не презирал власть предержащую; рассказывали, некоторые женщины готовы переспать с иностранцами за так, из протеста против удушающей скуки, назло властям. Но я встречал и другие реакции, часто от тех же самых людей, но в другом контексте: не буду, не хочу, чтобы сукины дети получали меня как "кубинский трофей", революция сделала нас равными кому угодно в мире!"

В телефонном разговоре накануне он поинтересовался, какого типа вопросы я собираюсь задавать. К примеру, сказал я, меняются ли видение, образ, идея Америки, когда вы переезжаете из Исламабада в Дели или из Сингапура в Бангкок? "Занятно!" - воскликнул он. Я напомнил ему об этом сюжете...

"Определенно меняются. Как?.. Другие образы, формы американской современности, иначе инкорпорированы. Возьмите, к примеру, Бутан, одно из самых закрытых в мире государств, обществ, где жителям предписаны средневековая одежда, манеры, фасады домов. Я не раз наблюдал, как король в полном парадном облачении практикуется в бросании мяча в баскетбольную корзину. (Смеется.) По-моему, единственная функция бутанского представительства при ООН - записывать и срочно переправлять домой кассеты с матчами НБА!"

В эссе десятилетней давности "Empire strikes back!" Айер писал, что курс истории развернулся на 180 градусов: если раньше пресыщенные домашней обыденностью европейцы ездили "на Восток" увидеть "настоящую, первозданную жизнь", сейчас жители Сингапура или Токио едут за тем же в Нью-Йорк или Лондон - грязь, оборванные нищие возбуждают их больше, чем опера и музеи; сто лет назад европейцы нанимали индусов, малайцев работать на себя, теперь в Лондоне индусы и "прочие шведы" создают больше рабочих мест для англичан, чем наоборот.

Считает ли он по-прежнему, что историческая тенденция именно такова, не изменились ли его взгляды на сей счет?

"Абсолютно нет! Куда дальше, в Исландии, самом этнически гомогенном обществе, десять лет назад, куда бы я ни пришел, где бы ни появился, люди с изумлением смотрели на смуглокожего пришельца. В последний мой визит туда я видел на улицах пакистанских исландцев, китайских... В Токио, по официальным данным, сейчас проживают почти 40 тысяч иранцев. Раньше, когда я возвращался в Японию, меня довольно свободно пропускали через паспортный контроль, теперь совсем не то - начинается долгая волынка, пытаются определить, не иранец ли я... (Они обеспокоены, ибо местные иранцы, среди прочего, торгуют поддельными телефонными карточками собственного изготовления - за пять долларов вместо пятидесяти...)

Так ли универсальна эта тенденция, случайно ли, что большинство приводимых им в статьях примеров относятся к Соединенным Штатам, Англии и Германии, обществам сравнительно открытым, - и, стало быть, речь идет об эволюции открытых обществ?

"Универсальна! Я наблюдал ее даже в таких патриархальных, казалось бы не затронутых современностью местах, как Парагвай".

Куда теперь?

"В последние годы меня все больше влечет литература. Не рефлексия на увиденное, существующее, - но придумывание, создание. Начиная с какого-то момента любое занятие становится рутинным, взгляд, реакция притупляются, вы более-менее знаете, чего ожидать от новых мест... В повести, романе я могу создавать людей, ситуации и поверять ими накопленное понимание каких-то важных для меня идей".

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru