05.03.99

Оладьи - мужу, варенье - Антону Павловичу

Елена Мулярова

Я родилась в 64-м году, она - в 65-м, а он - в 60-м. Мне легко писать об этих людях, потому что всегда можно сопоставить их хронику со своей. Познакомились они в 89-м. Но сначала немного о ней самой...

Лида, молодая женщина, ничего особенного. Довольно красивая, но считает, что старшая сестра лучше. Вообще завидует сестре. У той муж известный издатель, а у нее - обычный клерк. У сестры дома собирается модная литературная тусовка, а Лида сама с детства мечтала стать писательницей, да и сейчас пытается что-то сочинять, вот только времени нет - дома годовалый ребенок. Однажды совершенно случайно знакомится у сестры в гостях со знаменитым писателем, можно сказать, культовым персонажем - молодым, красивым, похожим на певца Мурата Насырова и тоже в очках, а главное, жутко талантливым, даром что по образованию и не филолог вовсе.

Вспоминая их первую встречу, Лида напишет: "Мы просто взглянули близко в глаза друг другу. Но как это было много! У меня в душе точно взорвалась ракета. Я ничуть не сомневалось, что с ним случилось то же, и мы глядели друг на друга удивленные и обрадованные." О том, что эти радость и удивление называются простым словом любовь, Лида поймет позже.

Но сперва будут: ревность мужа, спекуляции на материнских чувствах, мучительные метания между семейными обязанностями и желанием писать. Три года Лида не встречалась с писателем, но часто и с грустью вспоминала о нем. Жизнь казалась ей полной и часто, когда дети не болели, счастливой. Было только скучно.

Потом опять начинаются редкие встречи, которые проходят довольно нервно. То Лида так смеется, что боится расплакаться, то жалуется писателю, что семья совсем в оборот взяла. Их разговоры носят до смешного невинный характер. Ну разве что оба как-то позволили себе некоторую вольность, несли эзотерическую чушь о том, кем они были друг другу в прошлой жизни. И вот однажды Лидин муж уезжает в командировку, и Лида на свой страх и риск приглашает писателя поздно вечером к себе домой. Нервничает страшно, готовит легкую закуску, планирует показать ему сперва своих очаровательных детишек (которых уже трое), потом уединиться, а там... Между ними могло произойти что угодно, но увы. К Лиде буквально вламываются гости - чета математиков, причем жена представляет собой самый неприятный из всех возможных типов женщин.

Шумная, неприятно хохочущая, задающая невозможные вопросы, заполнившая весь дом звуками пронзительного голоса. Представим состояние Лиды, ее раздражение, страх, ожидание. Звонок в дверь, приходит писатель. Математичка в восторге набрасывается на него со своими дурацкими вопросами, он, как Штирлиц в известном сериале, отшучивается. Пойди, черкни пару формул. Наконец, гости уходят. Лида и писатель остаются наедине, но вечер безнадежно испорчен. Он признается, что когда-то очень любил ее, но теперь она уже не та, отяжелела, отсырела как-то и вообще... Лида сидит в полном оцепенении.

В ее голове ровно одна мысль, равная одному слову: Кошмар. Он уходит. Она не сдается.

Посылает ему сувенир в виде книги, на которой написаны номера страницы и строк. Это строки из его недавно вышедшего сборника, и написано там следующее: "Если тебе понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее". Он никак не отзывается, а она все думает и думает о нем. Вспоминает один их разговор о праве на ошибку в выборе мужа. Лида тогда сказала, что любой разрыв повлечет жертвы, пострадают прежде всего дети, и думать надо в первую очередь не о себе, а о жертвах. А к себе жалости не нужно. Писатель задумался тогда и сказал ей: "У вас врожденная нравственность. Это много." Много, думает она, но разве достаточно для того, чтобы ее полюбил он? Да и вообще, можно ли любить за то, что так мешает любви?

Следующая их встреча происходит совершенно случайно и смешно сказать где - чуть ли не в ночном клубе, на маскараде, куда Лида нехотя едет про просьбе скучающего брата. Зал был переполнен нелепо разряженной толпой, которая кажется Лиде то ли сказочной, то ли кошмарной. Все эти люди в масках, пьяные мужчины и женщины. И вдруг среди них... он. Ее любимый писатель, просто ее любимый. Оба делают вид, что не узнали друг друга, но это не мешает им уединиться в укромном месте. Там, благодаря маскам и бутылке шампанского, они наконец говорят друг другу о своих чувствах. Лида, наивная душа, уезжает, так и не удостоверившись до конца, что услышанные слова предназначались именно ей. Но уже потом, в театре, где она смотрит спектакль по его пьесе, понимает, что да, он узнал ее и даже ответил. Актер на сцене раскрывает подаренный ему женщиной медальон и произносит номера страниц и строк.

Уже дома, после судорожных поисков, Лида читает: "Молодым девицам быть в маскарадах не полагается". Она понимает, что он узнал все: и кто тогда прислал брелок с книгой, и кто пил с ним шампанское на маскараде.

Еще несколько случайных встреч, письма до востребования, чтобы муж не узнал. Впрочем, от мужа она не очень-то и скрывает, потому что скрывать-то и нечего. Обычные отношения писателя и его хорошей знакомой, тоже уже писательницы. Как-то по семейным делам Лида выезжает в Москву, и он назначает ей встречу. Но не приходит. Она ничего не понимает, обижается, недоумевает. Но потом все выясняется: оказывается, он попал в клинику с приступом болезни, которая и сведет его со временем в могилу. К нему никого не пускают, но для Лиды делают исключение. Ему не разрешают говорить, и их короткие встречи происходят в трепетном молчании. Чуть ли не знаками он умоляет ее остаться еще хотя бы на денек, но она отказывается - муж требует возвращения. Он все понимает, но легче ему от этого не становится. В поезде Лиде снится страшный сон про них обоих и еще какого-то ребенка с окровавленным ртом. Она с болью и раскаяньем вспоминает его слова: Одинокому везде пустыня.

Переписка продолжается. Писатель сообщает Лиде, что в августовском номере одного журнала должна выйти его новая вещь. Она догадывается, что неспроста он написал ей об этом, и с нетерпением ждет номера.

Дождалась, вещь называется "О любви": долгие годы мужчина любит женщину, к тому же является лучшим другом ее семьи. Боясь разрушить счастье этой самой семьи, он держит свою любовь при себе, ничем не выдавая ее. Ну и женщина ведет себя примерно так же. И только при расставании навсегда, уже на вокзале, они бросаются в объятия друг другу и... расстаются. А потом он осознает, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви надо исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель, в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе.

Лида плача читает эти строки. Она не понимает, что это за высшее, из которого надо исходить.

Ей ясно лишь одно - ее душа разорвана пополам, потому что любовь мешала ей быть счастливой с семьей, а семья - с ним...

Последняя встреча Лидии Авиловой и Антона Чехова, а это были они, происходит тоже на вокзале, в 98-ом году, через 10 лет после знакомства. Только нет ни слез, ни объятий. Ничего не значащий разговор, обмен колкостями, после которого он просто пожимает ей руку и выходит из поезда, а она остается... В последнем письме он напишет ей: "Жизнь проще и не стоит мучительных раздумий", а ей покажется, что он горько улыбается, оглядываясь в прошлое на себя.

Эту историю я прочитала в книге "Чехов в воспоминаниях современников", изданной в Москве в 1954 году. Там было много чего интересного, но воспоминания Л.А.Авиловой показались мне самыми живыми. И вот о чем я подумала... А как бы сложилось у них, случись эта история сейчас? Мало ли у нас обремененных семействами писательниц? Всех и не сосчитать. Вот только знаменитых писателей, ради которых эти семейства захотелось бы послать куда подальше, маловато. Ну, кто там у нас считается культовым персонажем? Может, Виктор Пелевин? Или таинственный фантаст и сетевой персонаж Макс Фрай, который, по одним сведениям, является супружеской парой, а по другим - тоже парой, но мужчин. Что-то звуки этих имен не искушают ничье чувство врожденной нравственности. А может, все дело как раз в последнем? Нету у нас, современных писательниц, этого самого чувства. Мужей мы оставляем с легкостью, но не из-за великой любви к великим писателям, а так... чтоб нервы не трепали. Да и попробуй супруг какой-нибудь моей коллеги устроить скандал из-за плохо пропеченных оладий, как муж Лидии Авиловой, - страшно даже представить, что бы с ним стало. Ну а уж если замаячит на горизонте большая и чистая любовь, тут мы долго думать не будем. Что там муж и что там дети. Мужу: извини, дорогой, но я полюбила другого, так что давай, собирай вещички; детям: теперь у вас будет новый папа, не чета прежнему.

Вот только великая любовь что-то сильно упала в цене, примерно как арендная плата за квартиры в Москве после кризиса. Почти и нет ее больше, великой любви, а если и есть, то говорить и писать о ней не принято.

Разве я, родившаяся на год раньше и на столетие позже Лидии Авиловой, тоже почти многодетная мать, стану писать о любви такими словами? Наверное, - думаю я, - если сильно припечет. И пусть нет у меня чувства нравственности, ни врожденного, ни приобретенного, пусть нет у меня любимого писателя среди сограждан и современников, любовь - уж она-то может случиться с каждым. Нечаянно нагрянет, нечаянно пройдет...

А.П.Чехов умер в 1904 году, и к скорби по поводу его ранней кончины невольно примешивается радость. Не дожил до революции, не видел всех этих ужасов нового мира, о котором писал с надеждой, оказавшейся столь бессмысленной. Обстоятельства смерти Л.А.Авиловой нам неизвестны, только дата - 1942 год. Уж она-то, верно, хлебнула всего сполна. И муж ее, самодур, быстренько прекратил скандалить по поводу недопеченных оладий и кофе, купленного не в том магазине. Может быть, умерла она там же, где и жила - в Питере, вернее, блокадном Ленинграде. Старая уже была, никуда уезжать не захотела или не успела просто.

Умерла, а карточки ее еще некоторое время послужили детям, которые видели самого Чехова, или внукам, которым о Чехове рассказывали. Ведь были же у нее внуки. У таких женщин обычно бывает много. Живут где-нибудь среди нас, берегут ее портрет. Мне его разыскать не удалось, о чем очень сожалею.

А по MTV крутят клип певицы Шер, той самой, которая отказалась от двух ребер, чтобы сделать из себя другую женщину, лучше и краше прежней. Она поет: "Веришь ли ты в жизнь после любви?" Этот же вопрос мне хочется задать героям моей истории. Скажите, милая Лидия Алексеевна, скажите, многоуважаемый доктор Чехов, бывает ли жизнь после любви, или хотя бы вы-то верите в нее? Молчат, ничего не говорят. Или, может быть, я ничего не слышу. Плохой из меня медиум. Да и история, которую я рассказала, как будто и ни о чем. Хороший человек, прекрасный писатель, и хорошая женщина, прекрасная мать, любили друг друга и даже не поцеловались ни разу. Все в тексты ушло. Скучная история...

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru