Русский Журнал
Win
24.11.1997
Отзывы
Архивист
Майкл Чеж Африка: между полюсами


Первоначально опубликовано в Journal of Democracy, 1995, vol. 6, # 1, p. 44-51.

Майкл Чеж - исследователь, работающий по приглашению Центра международных отношений при Гарвардском университете. В прошлом представлял одну из программ Фонда Форда в восточной и южной Африке и был директором Института международных исследований университета Найроби. Его эссе по вопросам африканских моделей управления и развития публиковались в журнале Foreign Affairs и других периодических изданиях, а также во многих сборниках статей под редакцией разных авторов.

В кратких строках, которые посвящены части африканского континента вокруг Сахары в книге о "третьей волне" демократизации, Сэмюэль П. Хантингтон крайне пессимистично высказывается о перспективах либерального конституционализма в этом регионе 1. В то же время, несмотря на широко освещавшиеся в прессе (и вызванные внутренними причинами) политические бедствия, которые обрушились на континент, события последних четырех лет оказались более разнообразными, чем можно было бы ожидать, исходя из комментариев Хантингтона.

С 1990 года попытки перехода от авторитаризма к демократии предпринимались в большинстве из 45 государств присахарского региона. Судьба этих попыток варьирует в диапазоне от полной катастрофы до относительного успеха, с патовой ситуацией как частым вариантом исхода (как это произошло в Нигерии, Заире, Того, Кении и Камеруне). Спектр результатов самым радикальным и впечатляющим образом расширился весной 1994 года, когда Нельсон Мандела прошел инаугурацию как первый президент демократической ЮАР - невероятное историческое событие, отпразднованное демократами всего мира, - а в это же время страшные межплеменные распри уже сеяли смерть по всей территории Руанды, начиная парад ужасов, напоминающий ночной кошмар.

Эти два события представляют собой два полюса вероятности для одной и той же фундаментальной проблемы. Хотя политическая и историческая пропасть, разделяющая ЮАР и Руанду, шире чем полторы тысячи лежащих между ними миль, оба государства пытались разрешить, по сути, одну и ту же политическую проблему, оказавшуюся наиболее неподатливой в масштабах всего региона. Проблема эта заключалась в создании репрезентативных общественных институтов на социальном фоне глубоко укоренившихся этнического соперничества и экономического неравенства.

Ключом к пониманию результатов в обоих (равно как и во многих других) случаях является качество политического руководства, будь то в правительстве или в оппозиции, и его способность приводить обычно враждебные избирательные округа к взаимоприемлемому компромиссу. Становится все более очевидно, что счастливый переход ЮАР к демократии был кульминацией продолжительных закулисных переговоров между лидерами африканских националистических движений, владеющими искусством заключения трудных сделок и знающими, когда пойти на компромисс, и либеральными белыми, стремившимися разрушить уже обложенную со всех сторон систему апартеида во имя блага страны в будущем. По резкому контрасту руандийская трагедия началась тогда, когда находившаяся под сильным давлением военных этнократия хуту отказалась от переговоров, упорствуя в стремлении сохранить свою гегемонию посредством квази-нацистского "окончательного решения", целью которого было уничтожение этнической группы тутси, а также продемократических активистов в среде самих хуту.

Говоря в более широком контексте, пути, избираемые большинством африканских стран, зависят от стратегий, принятых должностными лицами авторитарной системы, и от реакции на эти стратегии со стороны конкретных граждан и оппозиционных групп. Некоторые из должностных лиц избрали компромисс с демократическими или потенциально демократическими противниками, тогда как другие решили добиваться исчезновения или хотя бы серьезного ограничения оппозиционных движений. В обоих случаях, новые продемократические группировки и "внешние" участники событий находились в это время на важных "вторых ролях", продвигая или предвосхищая положительные политические перемены.

Настало время разобраться в том, как зарождаются эти противоположные варианты развития процесса политических и конституционных трансформаций в Африке - отличая успехи от ситуаций, которые питали репортажи мировых средств массовой информации о событиях, разыгрывавшихся по слишком широко очерченным сценариям судного дня - и идентифицировать актеров, стоявших за сценой в каждой из конкретных ситуаций. Кроме всего прочего, если мы надеемся оценить перспективы демократической формы правления в Африке, нам нужно глубже понять, какие политические силы находятся в игре в каждой из рассматриваемых стран. Ведь с каждым уходящим годом те, кто изучает проблемы этого континента, сталкиваются со все более горькими напоминаниями о том, как трудно насадить и вырастить функционирующие демократические институты на изменчивой социальной почве Африки присахарского региона. Осознание фундаментальных проблем управления и гражданского общества, часть которых коренится в самих основаниях современного государства, постепенно умерили доминировавший в 1990 году оптимизм.


Неуловимый консенсус

Институционализация свободного народовластия требует взаимного приятия демократических принципов, активного среднего класса и преданных своему делу демократических лидеров, причем все эти факторы должны действовать одновременно в сравнительно упорядоченном и процветающем государстве. Минимальный консенсус в отношении необходимости сохранения целостности государства, ненарушимость личных свобод, равенство перед законом и уважение к его власти являются предпосылками прогресса. Та эйфория, которая с 1990 года сопровождала подъем многопартийной демократический системы в Африке, основывалась на предположении о наличии жизнеспособных государственных структур и ожидающего за сценой демократического электората. Все ждали - с достаточно вескими основаниями - ликвидации зловещих диктаторов и их фаворитов. И все же оптимисты переоценили силу факторов либерализации, при этом фатально недооценив способность облеченных властью автократов манипулировать государственными институтами - вплоть до умышленного разжигания анархии с целью заранее купить демократию.

Несколько хрестоматийных примеров политических катастроф в Африке демонстрируют мрачную реальность. Сомали, Либерия, Судан, Ангола, Сьерра-Леоне и Руанда пережили не поддающиеся описанию бойни и грабежи, инициаторами которых были оказавшиеся в осаде диктаторы. Свою лепту в обострение проблем вносили непримиримые движения сопротивления, не более преданные демократическому процессу, гражданским свободам или власти закона, чем надоевшие автократы, которых они стремились заменить. Военный режим Сиада Барре в Сомали (1969-1991) опустошил страну задолго до того, как в Могадишо появились генерал Мохамед Фаррах Айдид и его антагонисты. Отступающая руандийская армия не только убивала ни в чем не повинных граждан, но и разоряла фермы и фабрики на своем пути в Заир. Сходные зверства совершались повстанческим Национальным союзом за освобождение Анголы (УНИТА) в этой стране и выраставшими как грибы вооруженными фракциями этого фронта в Либерии. На территории всех этих пришедших в упадок африканских стран, заполненных ныне невероятным количеством легкого вооружения, которое щедро поставлялось Соединенными Штатами и их соперниками из советского блока на пике холодной войны, стихийное формирование армий и полицейских сил и отсутствие легитимной монополии на применение силы привели к бесконечным войнам всех против всех. В этих странах первоочередной задачей является установление гражданского порядка и уже после этого - постепенное строительство фундамента дееспособных институтов государственной власти. Демократия как таковая еще не стоит здесь на повестке дня.

Эту стадию уже давно прошли такие страны, как ЮАР, Малави, Эфиопия и Уганда, где приоритетной задачей изменения политической системы являлось укрепление целостности государства. Метод, которым это было достигнуто, состоял в обновлении конституции и был результатом переговоров между правительством, оппозицией и социальными группами, преследовавшими те или иные исторически обусловленные интересы.

В Южной Африке, например, новой демократической конституции, разделению власти между партиями и отсрочке в исполнении приговора в отношении бывших мучителей и угнетателей предшествовали в значительной степени свободные и справедливые всеобщие выборы, где удалось избежать породившей столько проблем во всех прочих местах схемы "победитель получает все".

Несмотря на мажоритарный характер избирательной системы, Малави недавно приняла аналогичную стратегию, а после ноябрьских 1994 года выборов то же самое вынужден был сделать Мозамбик. В Уганде преданность правительства президента Йовери Кагута Мусевени идее проведения выборов по беспартийной системе и реставрация монархической формы правления в районах Буганда, Торо и Буньоро являются частью политики, направленной на обретение новыми структурами управления широкой и стабильной народной поддержки. В 1993 году правящий в Аддис-Абебе Революционно-демократический фронт эфиопских народов (РДФЭН) принял решение смириться с отделением Эритреи, а также одобрил новую, признающую этническую автономию схему федерального устройства. И это дает благотворный пример того, что переопределение внешних и внутренних границ посредством взаимного компромисса может оказаться более позитивным и гуманным путем создания устойчивого национального правительства, нежели гражданские войны и этнические чистки. К этому могли бы прислушаться разоренные войной Судан и Мавритания, равно как и большинство других государств этого граничащего с пустыней региона.

На сегодняшний день Уганда и в особенности Эфиопия показали себя менее способными к формированию культуры политической терпимости и уважения к свободе человеческой личности, чем ЮАР и Малави. Непрекращающиеся преследования говорящих на языках амхарик и оромо противников РДФЭН в Эфиопии и насилия на севере Уганды могут поставить реформы под угрозу. С другой стороны, мирное решение проблем могло бы дать этим странам возможность войти в число государств, уже переживших опыт трансформаций посредством избирательного бюллетеня - а это Замбия, Бенин, Сан-Томе и Принсипи, Центрально-Африканская Республика, Нигер, Мали, Мадагаскар и Лесото, не говоря уже о таких "действующих" демократических государствах Африки, как Ботсвана, Намибия, Маврикий, Сейшелы и, возможно, Сенегал.

В своей книге Хантингтон поздравляет Джозефа Шумпетера с триумфом его определения демократии, согласно которому демократия есть "институциональное образование для принятия политических решений, в рамках которого индивиды обретают право на принятие решений посредством конкурентной борьбы за голоса избирателей".

Этому определению Хантингтон противопоставляет классические формулировки, сводящие демократию главным образом к благотворительному режиму, основанному на воле народа 2. Главный акцент в определении Шумпетера делается на выборах как основе власти. И все же если мы правы в том, что наиболее распространенная политическая проблема Африки состоит в отсутствии консенсуса по отношению к фундаментальному содержанию демократии и незыблемости большинства базовых институтов государственной власти, то активисты демократического движения на континенте должны в первую очередь культивировать электорат, поддерживающий содержание и цели либерального правления и признающий, что исполнение его законов несет в себе социальные блага. За последние четыре года мы должны были убедиться в том, что многие страны сделали слишком сильный акцент на многопартийных выборах как фундаменте демократии и соответственно пренебрегли основными принципами либерального правления. В настоящее время Африка служит пристанищем многим режимам, без руля и без ветрил дрейфующим между успехами и катастрофами и претендующим на электоральную легитимность без того уровня народной поддержки, который заслуживал хотя бы малейшего упоминания. При плохом обращении эти суденышки могут опрокинуться, как уже стало ясно из опыта.


Несовершенство выборов

На сегодняшний день многопартийные выборы состоялись в 27 из 45 государств присахарского региона. Африканские диктатуры уже проявили большую сноровку в манипулировании этими выборами, чем могли предвидеть их внутренние и внешние критики. Хотя старинные методы подтасовки результатов голосования уже вышли из моды, большая часть недавних выборов проходила по таким законам и в таких политических условиях, которые извращали сам дух демократической конкуренции. Многопартийные всеобщие выборы в Кении, Камеруне, Гане, Кот д'Ивуаре, Гвинее, Того и Габоне, равно как и июньские 1994 года выборы в конституционное собрание Эфиопии, были в корне фальсифицированы. Военные сбросили первое демократически избранное правительство Бурунди, в октябре 1993 года казнив президента Мельхиора Ндадайе. Но, возможно, крупнейшее фиаско в истории всех африканских выборов произошло в июне 1993 года, когда нигерийские военные аннулировали результаты самых честных всеобщих выборов, произошедших в этой стране с момента обретения ею независимости в 1960 году. Летом 1994 года военные узурпаторы отдали под суд Мошуда Абиолу, предъявив ему обвинение в измене родине. В результате власть в Нигерии - как и в других странах, где итоги выборов были оспорены, - оказалась на длительное время парализована бесконечными разборками между должностными лицами и оппозиционерами. Исходя из допущения, что наполовину честные выборы лучше, чем их полное отсутствие, внешние наблюдатели часто с неохотой обозначали их как первый, хотя и не самый удачный шаг на пути к демократическому режиму. Таков был вердикт, вынесенный по поводу выборов в Кении секретариатом Содружества (Британского содружества наций) в Лондоне, и такова была позиция французского правительства в отношении Камеруна. Даже произошедшее к концу 1994 года, по следам руандийской трагедии, смягчение режима Мобуту в Заире получило вознаграждение в форме внешней помощи от Франции и Бельгии. И тем не менее автократические правители последовательно завинчивали гайки репрессий, стремясь раздробить и запугать легитимные оппозиционные движения.

К несчастью, некоторые из новых оппозиционных партий сыграли на руку автократам. Двухпартийная система создана для того, чтобы в любой момент дать избирателям альтернативу сегодняшнему правительству. Большое число мелких конфликтующих партий, сколь бы антиавторитарными они ни были, не составляет подлинной демократической оппозиции. В то же время в Африке - будь то Гана, Кения, Камерун, Танзания, Заир или Зимбабве - уже проявилась примечательная неспособность оппозиционных сил объединиться под знаменем общей борьбы с авторитаризмом 3. Скорее наоборот, оппозиционные партии имеют тенденцию постоянно дробиться по этническому и личностному признакам. Более того, часть лидеров оппозиции уже продалась правительству, обратившись против былых союзников. Сегодняшний премьер-министр Того Эдем Кодье, например, порвал с победителями состоявшихся в июле 1994 года парламентских выборов, чтобы вступить в правительство человека, на протяжении долгих лет бывшего автократическим правителем страны, - генерала Гнассингбе Эйадема. В Нигерии один из кандидатов на место вице-президента, Баба Гана Кинджибе, стал министром иностранных дел в военном правительстве Сани Абача. В Кении с десяток парламентариев переметнулись на сторону правящей партии - по слухам, потому, что им за это заплатили. Фактически в ситуации экономического упадка региона значительное число африканских интеллектуалов, журналистов и профессионалов продали свои знания и опыт диктаторам, таким образом ослабив импульс к экономической и политической либерализации. Такое аморальное, эгоистическое поведение было названо Жаном-Франсуа Байяром историческим грехом африканской государственности 4.

Но тем не менее было бы ошибкой не обращать внимания на то, что сильнее всего поддерживает надежду на потенциальную возможность развития демократии на Африканском континенте. Это - политически стойкие и хорошо образованные члены гражданских и оппозиционных группировок, питающие неколебимую уверенность в способности африканских стран обрести лучшую форму правления. Хотя их немного, но численность их постоянно растет. К этих пионерам демократического движения можно отнести членов Кампании за демократию и многих их союзников в Нигерии, продемократически настроенных юристов и священнослужителей Кении, несговорчивых парламентариев от оппозиции, подобных Хава Якубу-Огеде в Гане и Марте Каруа в Кении, а также профсоюзных и религиозных лидеров, ученых с академическими званиями и независимых журналистов Эфиопии, Сенегала, Кении, Мозамбика, Зимбабве и многих других стран. Все они служат живым опровержением нарисованного Байяром портрета африканского лидера - человека без принципов и убеждений. Структура социума и цели продемократических коалиций по всему континенту аналогичны тем, которые характеризовали движение, сломавшее хребет режиму апартеида в Южной Африке, - а это факт, о котором не забывают враги открытого общества во всех африканских странах.


Потенциал - и пределы гражданского общества

Готовя себя к трудной задаче внедрения многопартийной демократической системы, эти лидеры и организации должны считаться с сильными и слабыми сторонами африканского гражданского общества, проявившимися в последнее время с большей очевидностью в результате уже проведенных ограниченных политических реформ. Тщательный анализ этих аспектов даст таким структурам большие шансы сохраниться в долгосрочной перспективе, обеспечив соответствие новых принципов правления чаяниям народа и реалиям его жизни.

На фоне авторитаризма и внутренней порочности правительств большинства стран присахарского региона концепция жизнеспособного и в высокой степени автономного гражданского общества, недавно открытая заново, пробудила надежды на то, что рядовые граждане могут играть большую роль в принятии решений на местном уровне - в особенности решений по вопросам общественного развития 5. В литературе, пропагандирующей расширение "полномочий народа" (в целом заслуживающей некоторой доли признания), появились статьи, проникнутые тем же восхищением по поводу этой перспективы, какое в шестидесятых годах этого века вызывали африканские модели сельского социализма и которое в конечном итоге оказалось неоправданным; Томас Кэллахи и Рене Лемаршан уже указывали на потенциальные недостатки этой точки зрения с позиций анализа 6.

Исходя из анализа проблем демократического государственного строительства в Африке, двумя из наиболее распространенных атрибутов африканского гражданского общества можно назвать особый акцент на этнической принадлежности и недостаточное развитие "гражданского" духа, который Роберт Путнэм назвал ключевым фактором создания действующей демократии в северной Италии 7.

В большинстве случаев выборы в африканских странах характеризовались группировкой голосов избирателей по этническому признаку - иногда при полном безразличии к предмету голосования. На выборах 1992 года в Гане, например, регионы с населением, говорящим на акан, голосовали преимущественно против правительства Джерри Ролингса, несмотря на возрастание доходов от выращивания какао-бобов, что явилось следствием политики экономической либерализации, проводимой правительством. Схемы разделения голосов в Кении, Малави, Замбии и Гвинее-Бисау также отражают картину этнического раскола. Клод Аке отмечал, что причиной такого разультата выборов является не столько существование глубокого этнического конфликта, сколько намеренное влияние на избирателей 8.

Несмотря на привычные для нас представления о необходимости устранения этнического момента из африканской политики, совместить культурное разнообразие с конституционной демократией, безусловно, возможно. Это ясно видно на примере Швейцарии, а также той политики, которую крупные американские города реализовывали на протяжении большей части этого века. Для этого нужны формальные и неформальные правила разделения полномочий, которые должны прийти на смену принципу "победитель получает все", отраженному в большинстве современных конституций и поддерживаемому рядом политических деятелей.

В равной степени нереалистично продолжать сбрасывать со счетов роль средних африканских граждан в острой политической борьбе, раздирающей континент на части. Их поведение достаточно часто вступало в противоречие с публиковавшимися в популярных полемических брошюрах рассуждениями, превозносившими добродетели обиженных, но по большей части ангелоподобных "рабочих и крестьян". Любой внимательно следивший за ходом руандийской трагедии подтвердит в основном добровольное участие крестьян хуту в массовых кровопролитиях, не говоря уже об их готовности прятаться за спины друг друга. И в Кении, и в Малави не менее четверти электората голосовало за чиновника-автократа просто потому, что он был любимым сыном их этнической группы. В Сомали генерал Айдид всегда может рассчитывать на поддержку своего клана Хабр-Гедир, причем даже в тех случаях, когда он не выражает его кровных интересов. Следует тем не менее отметить, что в некоторых африканских сообществах уже набирает силу рациональное гражданское отношение к стоящим проблемам. Во многих случаях эта сила уже достаточно велика, как показывает реакция избирателей на кампанию Абиолы за пределами его родины в Йорубе, в особенности в штате Кано - на родине его конкурента. В то же время подобные различия, как и их социальные корни, остаются "терра инкогнита" для большинства социологов, которые любят делать обобщения по любому поводу, невзирая на то что на континенте проживает около двух тысяч этнических групп.

Пора начинать замечать эти различия и фиксировать их политические последствия, поскольку гражданская добродетель есть решающий фактор долгосрочного выживания либерально-демократических институтов.


Перед лицом проблемы

Поразительное разнообразие африканского политического ландшафта в присахарском регионе предполагает соответствующее разнообразие как проблем либерализации политической жизни, так и их решений. Однако в связи с тем что большинство стран региона все еще не может выбраться из трясины политических неурядиц, на повестке дня у африканских демократов и их внешних союзников должно стоять создание концептуальных и институциональных основ народного правления 9. Перед ними возникли проблемы, которые в свое время пришлось решать пионерам европейской и американской демократии, чьи идеи находят резонанс в контексте процесса демократизации современной Африки. Реальная проблема, безусловно, состоит в адаптации этих классических идей к местным условиям. Не случайно, что переход к демократической форме правления произошел в Намибии, Южной Африке и Малави после длительных процессов реального конституционного строительства, в ходе которого был осуществлен подробный анализ сложностей социальной жизни этих стран.

Я не хочу сказать, что выборы, уже состоявшиеся в Африке, были проведены напрасно. Независимо от того, успешными они были или нет, они помогли расширить горизонты личной свободы до пределов, которые мало кто мог предвидеть в 1990 году. По мере того как целеустремленные отряды крестоносцев от демократии ускоряют свой марш по континенту, выборы эти вполне могли бы привлечь внимание к успехам на местах, получающим столь малое освещение в прессе по сравнению с и без того очевидными катастрофами. Тот же принцип применим и к исследованиям современной африканской политики. Перспективы гуманного и легитимного государственного управления в Африке будут зависеть от способности зарождающегося либерального руководства связать свежие и рабочие идеи со своевременными политическими действиями. И пока в этом регионе существуют мужчины и женщины, имеющие достаточно мужества для того, чтобы принять этот вызов, и существуют правительства, служащие доказательством того, что успех возможен, будущее демократической формы правления на континенте не столь мрачно, как на том настаивают эсхатологически настроенные пессимисты.

Перевод выполнен группой переводчиков под руководством Веры Зелендиновой



Вернуться1
Samuel P. Huntington, The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century (Norman: University of Oklahoma Press, 1991), 295, 315.


Вернуться2
Ibid., 6.


Вернуться3
Одним из первых этот негативный момент был отмечен Рене Лемаршаном. См. Rene Lemarchand, "Africa's Troubled Transitions", Journal of Democracy 3 (October 1992): 99.


Вернуться4
Jean-Francois Bayart, The State in Africa: The Politics of the Belly (London: Longman, 1992).


Вернуться5
См. John W. Harbeson, Donald Rothchild, and Naomi Chazan, eds., Civil Society and the State in Africa (Boulder, Colo.: Lynne Rienner Publishers, 1994); and Peter Anyang Nyong'o, ed., The Popular Struggle for Democracy in Africa (London: Zed Press, 1987).


Вернуться6
См. Thomas Callaghy, "Civil Society, Democracy, and Economic Change in Africa: A Dissenting Opinion About Resurgent Societies", in Harbeson at al., eds., Civil Society and the State in Africa, 231-253: and Rene Lemаrchand, "Uncivil States and Civil Societies: How Illusion Became Reality", Journal of Modern Africa Studies 30 (June 1992): 177-191.


Вернуться7
Robert D. Putnam, Making Democracy Work: Civic Traditions in Modern Italy (Princeton: Princeton University Press, 1993).


Вернуться8
Claude Ake, "Rethinking African Democracy", Journal of Democracy 2 (Winter 1991): 43.


Вернуться9
Хотя это осталось за рамками настоящего эссе, роль, которую может сыграть помощь международного сообщества в этом процессе, очень велика. Авторитетную оценку влияния внешнего финансирования на развитие демократии в Африке можно найти в Joel D. Barkan, "Can Established Democracies Nuture Democracy Abroad? Lessons from Africa" (доклад был представлен на Нобелевском симпозиуме "Победа и кризис демократии" в Университете Упсалы, Швеция, август 1994).




В начало страницы
Русский Журнал. 24.11.1997.
Майкл Чеж. Африка: между полюсами.
http://www.russ.ru/journal/predely/97-11-24/chege.htm
Пишите нам: russ@russ.ru