10.03.1998

Приспущенный оргазм столетья

Э. Семирадский

Фрейду не везло с учениками. Самые талантливые из них, вместо того чтобы развивать и уточнять идеи мэтра, уходили в сторону от проложенного им пути. Так случилось и с Вильгельмом Райхом. Начав как восторженный поклонник Фрейда, он довольно скоро стал высказывать еретические с точки зрения ортодоксального фрейдизма идеи. В течение 20-х годов Райх публикует ряд работ, вызвавших резкое неприятие и насмешки коллег, а в 1934 году его изгоняют из Международного психоаналитического объединения.

С тех пор Райх предпочитает избегать термина "психоанализ", называя собственный подход "вегетотерапией", "оргонотерапией", "терапией с помощью оргазма" и т.д. В чем, собственно, состояло размежевание Райха со школой Фрейда?

Прежде всего, в понимании сути психоаналитической работы. Райх настойчиво стремился превратить психоанализ в науку. Психотерапии надлежало обрести методическую и процедурную строгость, сопоставимую со строгостью естествознания. Во Фрейде, на взгляд Райха, чересчур много от "метафизика". А уж о Юнге и юнгианцах и говорить не приходится. Если им следовать, научный концепт - "либидо" - теряет всякие очертания, растворяясь в поэтико-мифологических фантазиях.

Райх пришел к психоанализу от сексологии. Именно в сексологической практике сформировались интеллектуальные новации Райха, обрекавшие его на маргинальность по отношению к сложившемуся вокруг Фрейда сообществу. Если Фрейд и его последователи имели дело с выходцами из образованного класса, то пациенты Райха в большинстве своем - представители низших слоев. Райх посвятил себя лечению, как он сам выражался, неврозов трудящихся, проработав восемь лет в Венской психиатрической амбулатории для бедных. Это означает, между прочим, что за свои сеансы Райх не мог брать денег (и тем самым соответствовать этосу психоаналитика), а также что психические расстройства, с которыми сталкивался Райх, были вызваны чем угодно кроме самокопания "испорченных культурой" индивидов. Из своего практического опыта Райх вынес убеждение, что неврозы - это "не каприз дам из буржуазного общества", а массовое заболевание. Райх ставит вопрос о его причинах. Ответ Фрейда его не устраивает. Указание на неосознаваемые (подвергшиеся вытеснению) влечения оставляет проблему в плоскости психического конфликта, тогда как невроз затрагивает человека в целом. Он имеет не психическое, а психосоматическое происхождение. Тело как организм живет своей собственной жизнью, и Фрейд допустил непростительную ошибку, психологизировав телесное.

Критика Райхом Фрейда за спекулятивность ("метафизичность") очень напоминает критику Плесснером Хайдеггера. Райх упрекает психоанализ за то же, за что Плесснер упрекал экзистенциальную феноменологию: за психофизический дуализм, или, говоря проще, за отрыв души от тела, за отделение "духовного", "культурного" от "материального", "природного".

Поиск связующего звена между телесным и психическим приводит Райха к теории оргона. Оргон - единый источник всех человеческих импульсов, имеющий (не пугайтесь) электрическую природу. В своем стремлении к последовательности Райх позволял себе самый экстравагантный радикализм. Если человек есть существо естественное, т.е. часть мира живого, то он может и должен быть понят естественным (естественно-научным) образом. Если человеческому индивиду присущ определенный биоэнергетический потенциал, то последний должен поддаваться измерению. Мы, стало быть, вправе изучать индивида как машину. Ассоциации с Ламетри вполне уместны. У Ламетри машины были механические, у Райха - электрические. Энергия оргона в отличие от расплывчатого "эроса" (которому поздний Фрейд уподобил либидо), может быть измерена.

Но не стоит спешить причислить Райха к законченным материалистам. "Электричество" понимается им скорее в духе постшеллинговой натурфилософии, чем в смысле современной физики, а "живое" и "жизнь" - скорее в бергсоновском, чем в позитивно-научном ключе. Между прочим, Бергсона Райх высоко чтил, изрядно, правда, приправляя бергсонианство буддизмом.

Энергия оргона имеет космическую природу (и здесь нельзя не вспомнить об антиподе Райха - Юнге). "Электрические машины" , каковыми являются человеческие существа, не просто "по особому организованы", но еще и "взаимодействуют с космической энергией". Характер и способ этого взаимодействия Райх, к сожалению, не уточняет. Неясным остается и то, как он собирался связать электричество с космосом, соединив тем самым научное, т.е. опирающееся на клинические наблюдения и эксперименты, исследование человека с космологией.

Источником невроза, по Райху, является застой энергии. Застоявшаяся сексуальная энергия влечет за собой не просто переформирование психики индивида, но и изменения в его организме. Психотравма неизбежно сопровождается поражением того или иного органа. Невроз может привести, например, к горловому спазму и, соответственно, к немоте (действительный случай из клинической практики Райха). Или к мышечной блокировке других органов (сердца, в частности). Наконец, болезнь века - рак - представляет собой, по Райху, прямое следствие мышечных зажимов, вызываемых хроническим застоем сексуальной энергии. Поэтому оргонотерапия лечит, наряду с сексуальными, органические расстройства.

Характеризуя различные случаи сексопатологии, Райх настаивает на органической неспособности пациента испытывать удовольствие. Именно в органической сфере следует искать препятствия к выздоровлению от невроза. Там, где Фрейд говорит о неосознанном желании (т.е. о психических процессах), Райх ведет речь о биологических процессах - о таких, в частности, моментах функционирования живого организма, как "расширение под воздействием наслаждения" и "сокращение под воздействием страха".

Читателя ждет немало веселых минут, если он дойдет до пассажей книги, относящихся к практическим опытам Райха, например, научению пациентов путем снятия зажимов в области таза направлять свою сексуальную энергию в русло, ведущее к оргазму. Над райховской простодушной прямолинейностью много иронизировали. Но прямолинейность - прямолинейностью, а результаты - результатами. А они у Райха были.

Демократический гуманизм Райха подкупает. Нельзя без симпатии отнестись и к его озабоченности социальной функцией психоанализа. Психоаналитики, подчеркивал теоретик оргонотерапии, боятся отвечать себе на вопрос, каковы социальные последствия их метода. Ведь сама психоаналитическая ситуация изначально заключает в себе конфликт. Больного принуждают перестать быть тем, чем он был. Его заставляют поверить в истинность того, что говорит о нем другой человек, о котором известно только одно, а именно: это субъект, который знает.

Здесь Райх подходит к проблеме, эксплицитно поставленной уже после него - в "антипсихиатрии". Это проблема властных отношений, продуцируемых самим психоанализом, и психоанализа как части репрессивной машины современного общества. Когда Р. Лэйнг (а чуть позже и Ф.Гваттари) стали утверждать равноценность психотика и психиатра, они лишь сделали следующий шаг в направлении, каким шел в свое время Райх. Именно Райх впервые заявил, что невротик в известном смысле не менее значим, чем пресловутый "нормальный" индивид. "Человек, тяжело пораженный душевным заболеванием, в человеческом отношении более ценен, чем мещанин с его национальными идеалами! Первый по крайней мере чувствовал, что такое космос!".

В этой связи показательна роль, которую в интеллектуальном становлении Райха сыграла ибсеновская пьеса "Пер Гюнт". Пер Гюнт имеет для Райха метонимическое значение. Он есть воплощение творческого индивида, вступившего в конфликт с не терпящим творчество обществом. Пациенты психиатрических клиник - своеобразные пер гюнты, мятежники, восставшие против "убийства души". Больной прав: мир враждебен индивиду. Он ломает всякого, кто отказывается подчиниться навязанным извне правилам.

Если глубинная причина болезни - страх, то лечение должно быть нацелено на освобождение от страха. На обратный перевод энергии страха в энергию возбуждения.

Эмансипаторский потенциал райховской теории остро чувствовали "новые левые", придавшие студенческому бунту 60-х характер "сексуальной революции". "Болезни молодежи вызваны конфликтами вокруг онанизма. Здоровью не вредит только самоудовлетворение без чувства вины. Молодежь имеет право на счастливую жизнь в оптимальных условиях. Продолжительное половое воздержание, безусловно, вредно. Болезненные фантазии исчезают только при половой жизни, приносящей удовлетворение. Боритесь за это право!". Это не студенческая листовка мая 68-го. Это фрагмент антифашистского резюме, составленного Райхом в начале 30-х. Освобождение от вины и "новая чувственность", критика патриархальных основ буржуазных порядков и идеализация матриархата - все это неомарксисты той поры почерпнули или непосредственно у Райха, или у вдохновленного им Маркузе.

Но Райху не суждено было порадоваться ренессансу своих идей. Он умер в 1957 году (кстати, от рака), не увидев попыток практического воплощения собственной сексуально-революционной утопии.

Расцвет теоретической активности Райха приходится на 30-е и 40-е годы, в связи с чем, не убоявшись банальности, заметим, что Райх - дитя своего времени. Пиетет, с каким он относится к естественным наукам, его недоверие ко всякого рода "метафизике" вполне созвучны чрезвычайно модным тогда исследованиям в области этологии (Конрад Лоренц). Типично для той эпохи и внимание к телесности. Первые десятилетия ХХ в. в Австрии и Германии (а начало 20-х - и в России) отмечены бурным протестом против "буржуазной морали". Союзы гимнастов и молодежные спортивные организации (к слову, весьма активные и влиятельные) имели своей идейной основой культ тела и телесного здоровья.

Как ни парадоксально, в некоторых пунктах своего мировоззрения Райх перекликается с идеологией, ярым критиком которой он был, - с фашизмом. И Райхом, и ранними идеологами фашизма культура понимается в качестве своего рода порчи, как институт, враждебный здоровому инстинкту, биологической сущности человека.

Биологический редукционизм Райха как нельзя лучше просматривается в том, что он сводит желание к удовольствию. Желание интересует его лишь постольку, поскольку оно составляет момент "оргастической потенции" и "оргастического возбуждения". Желание, таким образом, есть лишь функция удовольствия. В этом утверждении он, между прочим, отказывается замечать то, что было очевидно многим его коллегам, а именно: сфера, называемая желанием, не может быть адекватно описана в сексуальных терминах. Не зря Фрейд избрал для характеристики базовых импульсов латинское слово. Не случайно в лексиконе последующего психоанализа наряду с термином Lust (немецкий эквивалент "либидо") появляется Begehren (соответственно desire и desir в английском и французском). Begehren - это желание как таковое. Желание власти, например, или честолюбие, или стремление к славе. И мы не много продвинемся в объяснении человеческого поведения, пытаясь найти основу всех этих вещей в генитальной сфере.

Райх, кстати, не просто дитя, а именно сын своего времени. Как бы много ни говорил автор о женской сексуальной эмансипации, его текст явно принадлежит мужскому дискурсу. Символ оргазма, витающий перед его мысленным взором, - это семяизвержение (хотя, повторимся, Райх много раз подчеркивал, что говорит о человеке как таковом, а не о мужчине только).

Когда в конце прошлого века был открыт феномен женской сексуальности, возникла новая идеологема. С одной стороны, с женского влечения был снят запрет. Было громогласно заявлено, что женщина есть субъект удовольствия, а не его объект, не пассивный инструмент удовлетворения мужчины. Женщину наделили правом на удовольствие и, соответственно, правом на оргазм. С другой стороны, это право было мгновенно идеологизировано. Оно сделалось своего рода обязанностью, принудительной необходимостью. Новый императив требовал от женщины, во-первых, непреложного хотения и, во-вторых, столь же непреложного переживания оргазма. Все, кто этому требованию не соответствовал, тут же попадали в разряд не совсем полноценных. Не хотеть или хотеть не так, как то полагалось новым представлением о здоровом и правильном, означало отклоняться от нормы. Дискуссии вокруг вагинального (как нормального) и клиторального (как ненормального) оргазма - характерное тому подтверждение. Понадобилось несколько десятилетий упорной борьбы, чтобы вскрыть идеологическую подоплеку такой постановки вопроса и дезавуировать сами эти дебаты в качестве элемента механизма власти.

Высказывания самого Райха в этой связи показались бы теоретикам феминизма 70-х весьма реакционными. Еще бы: к двадцатым годам среди психоаналитиков утвердилось положительное отношение к клиторальному типу возбуждения. Райх же воюет с этим подходом, поскольку он противоречит его генитальной теории.

Бросается в глаза огромный социально-критический пафос книги Райха. В ее авторе больше говорит просветитель и гуманист, чем ученый. Очевидно, что райховские панегирики оргазму имели скорее политическое, чем научное значение (см. выше о сексуальной революции). Нельзя не заметить и того, что своей апелляцией к чистой чувственности Райх усиливает дихотомию, которую намеревался преодолеть: дихотомию естественности и искусственности, природного и культурного. Он хотел бы освободить ("правильную") человеческую природу от ("неправильных", извращающих эту природу) социальных предписаний и условностей. Но условностей полно уже в природе. Любое существо животного мира (если, конечно, это не одноклеточное) живет по правилам. Его поведение регулируется - как инстинктом, так и образцами, прививаемыми ему сородичами. Львенок научается правильно вести себя благодаря урокам воспитания, которые ему дает сначала мать, а потом взрослые львы. Иными словами, формы социальности, свойственные животным, показывают, что удовольствия абсолютно естественного не бывает. Его нет в природе. Тем более это относится к человеку, удовольствие которого всегда культурно нагружено. Нет наслаждения как такового. Есть пользование наслаждением - в зависимости от представлений о том, что может, а что не может служить удовольствием.

Отголоски теории Райха ощутимы по сей день. К числу его радикальных приверженцев относятся, например, полурелигиозные секты, исповедующие тождество жизни и секса. Leben ist ficken, ficken ist leben - так звучит их лозунг на родине Райха. Это, так сказать, практики перманентной сексуальной революции. Но если последняя и не изменяет своей перманентности в эпоху СПИДа, то ее значение теперь принципиально иное. Открытие, которое она с собой несет, заключается не в преодолении отчуждения человека от его биологического естества, а в обнаружении фундаментальной связи сексуальности и биологической жизни. Связь эта, однако, уже не может быть приемлемым образом выражена формулой "сексуальное удовлетворение есть жизнь". Робкая коррекция этой формулы "только моногамный секс есть жизнь" не скроет того факта, что начиная с 80-х годов всякий половой акт - и особенно тот, что заканчивается оргазмом - несет с собой прямую угрозу жизни индивида. Встает вопрос: может ли сохраниться, и если да, то в каком виде, сексуальное влечение в эпоху (без)опасного секса? Естественная ценность этих отношений и их кульминация в оргазме поставлены под сомнение самой практикой этих отношений. Биологический пол и половая идентификация разделены. Неконвенциональные сексуальные идентичности почти получили социальное признание. Гомосексуалы выбрались из медицинских пространств, и обратно их не загнать. Не только "другой пол" (женщины), но и множество "других полов" (геи и лесбиянки, трансвеститы и транссексуалы) требуют социального признания. Волны дискуссий на эту тему, не говоря уже о проблеме лавинообразного роста числа адептов опосредованного (телефонного или виртуального) секса, докатываются через масс-медиа и до так называемого нормализованного индивида.

Новое время - новые неврозы. И все же выносить окончательное суждение относительно шансов Райха в современной России было бы преждевременно. Истории известны случаи, когда авторы, казалось бы, безнадежно отодвинутые на периферию, перемещались в центр общественного внимания. Количество невротиков среди "новых русских" так велико, а доморощенный отечественный психоанализ отличается таким дилетантизмом, что райховская оргонотерапия вполне может обрести второе дыхание.

---

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru