15.09.1997

Коктебель как писательская Каносса

Виктор Топоров

Женщина указывает мужу на карадагский "профиль Волошина":

- Погляди, это Пушкин. Видишь: лоб, видишь: нос, видишь: борода...

Бородатый Пушкин... Едва ли не единственный разговор на литературную тему, услышанный или подслушанный мною за месяц на прославленном литературном курорте. Еще, пожалуй, песня - "Зацелована, околдована", - хотя никто и не подозревает, что она на стихи Заболоцкого, - изредка доносящаяся из бесчисленных приморских харчевен. "Из репертуара Звездинского". А хит сезона - "Мальчик хочет в Тамбов".

Что бы мы ни говорили о конце литературоцентрической цивилизации (и ликуя, и негодуя), о падении интереса к журналам и книгам, о померкнувшем ореоле и уныло поникшем рейтинге самого писательства, что бы и сколько бы мы ни говорили на эту тему, а пока не побываешь в теперешнем Коктебеле, масштаба и, возможно, необратимости происшедшего по-настоящему не прочувствуешь. Сюда, только сюда - в былую литературную Мекку - нужно идти (ехать или лететь, но последнее очень дорого), как в Каноссу, сегодняшнему писателю - но нет папы римского, который отпустил бы ему грех недавней гордыни... Однако не идут. Не едут. Не летят... Дорого - или горько?

- Что это за мужик? Я его часто вижу по ящику, - спрашивает у меня об Андрее Битове молодой художник. - Битов? А что он написал?

Художники перестали стилизовать акварели под Волошина: спросом не пользуется. Да и кто такой Волошин? Раньше, разглядывая на дом на набережной, завистливо вздыхали: хорошо жил мужик. Но теперь чуть поодаль от моря поднялись такие дворцы и замки (принадлежащие, конечно же, бандитам) - куда там Волошину. Да и "секретарские" корпуса Дома творчества меркнут перед "немецким", воздвигнутым бывшими гэдээровцами пять лет назад. А у причала смонтировали ресторан с бассейном: принял стакан "белого крепкого" - и ныряй!

Интеллигентные лица? В исчезающе и пренебрежимо малом количестве. Не поехал писатель, не едет и читатель - так, что ли? Или наоборот? Человек с "толстым" журналом в руках столь же нелеп, как натуральный толстяк на нудистском пляже. Из газет - "Мегаполис-экспресс". Из журналов - "Семь дней" и "Лиза". Из писателей (и "переплетов", и "обложек") вне конкуренции Александра Маринина.

В библиотеке Дома творчества журналы есть. Самые свежие - "Знамя" за позапрошлый год. Под шум прибоя хорошо идут Владимир Шаров и Сергей Гандлевский. Но перечитывают (да и предпочитают) Маринину.

Переводные романы спросом не пользуются. Чейз, Гарднер, Шелдон. Разве что - Желязны (во всех транскрипциях) и Хмелевская. Кивинов, Петров, Доценко, даже Лариса Васильева с лотков не раскупаются. На втором месте за Александрой Марининой держится бессмертный Морис Дрюон.

Украинская гривна лукаво самоидентифицируется с немецкой маркой. На самом деле она все-таки подешевле. Называют же ее по старой памяти рублем.

Самая дешевая Маринина стоит на лотке четыре гривны. Самая дорогая - девять с полтиною. "Люди лунного света" В. В. Розанова - те же четыре. Все берут Маринину.

Отбивная - четыре гривны, проезд на шаланде до Феодосии - шесть, морская яхта на час - пятнадцать долларов. Стакан семечек, "Литературная газета" и "Книжное обозрение" стоят одинаково - гривну. Журнал "Итоги", кукурузный початок и журнал "Огонек" - уже по две. Впрочем, "Огонек" - подальше от моря - "рупь с полтиною". На поэтические вечера пускают бесплатно. Пешая прогулка по Карадагу - двенадцать гривен. Сто граммов водки - пятьдесят копеек.

Золотистого меда струя из бутылки текла... Есть (правда, не в продаже) и интеллектуальные бестселлеры: "Хазарский словарь" Павича и "Бессмертие" Кундеры. Обе книги выпущены питерской "Азбукой" и почти ничего не весят, а это удобно в дороге. Но взявшие их с собой на курорт (и я в том числе) как бы расписываются в том, что журнал "Иностранная литература" они не читают тоже.

На смену интеллигентным шахматам пришли плебейские нарды. На пляже перестали "писать пулю". Люди на теннисном корте слишком подтянуты и атлетичны, чтобы сойти за писателей.

Когда-то мы, люди литературные, сетовали: пение под гитару вытеснило из массового сознания звучащее поэтическое слово. Теперь не стало и пения под гитару: только музыка из харчевен.

Трое писателей решили провести творческий вечер в кафе "Богдан". Музыканты взяли почтительный тайм-аут - и в "Богдане" загремела музыка из соседней "Тамары".

Мальчик хочет в Тамбов.

Музыка не умолкает до шести утра. В прошлом сезоне (писала "Литературка") это обстоятельство осложнило творческий процесс лауреату Государственной премии Александру Кушнеру. Самый мелодичный голос принадлежит одной из бесчисленных пляжных торговок: глубокое и чистое меццо-сопрано.

- Козинаки в вафельном стаканчике! Козинаки в вафельном стаканчике!

Неожиданно на лотке разошелся весь Незнанский. Зато навалом Тополя. В том числе и "Россия в постели", в самой России вроде бы запрещенная как порнография. Спросом и здесь не пользуется.

Суха теория, мой друг...

Целую локоть загорелый.

Мальчик хочет в Тамбов.

Козинаки в вафельном стаканчике.

"Знамя" за позапрошлый год.

Бородатый Пушкин.

Александра Маринина.

Люди лунного света скользят неразличимыми тенями в полуночной тьме.

Бандиты объявили Коктебель зоной "водяного перемирия" (как, бывало, литераторы разных направлений), сформулировав это, правда, как-то по-своему, по-бандитски. Писателям следует идти сюда на покаяние, как в Каноссу. Вот только нет папы римского, который бы отпустил им грех недавней гордыни.

СПб., июль 1997

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru