Впервые на русском языке издан самый большой по объему труд Аристотеля - трактат "История животных", остающийся на протяжении двух тысячелетий одной из самых читаемых книг в иноязычном научном и литературном мире.

"История животных" не просто объемнее хрестоматийных "Метафизики", "Политики" или "Никомаховой этики". По мнению автора предисловия и примечаний Б. Старостина, в этом труде философ после теоретических изысков возвращается к подходу досократиков, наполняя его более "деятельностным" содержанием. А это открывало путь к принципиально новому виду философствования, "соединяющему в себе конкретное видение природных объектов с проникновением в их сущностную сторону, выявлением их реальной иерархии, "лестницы" по степени сложности, организованности или приближению к тем или иным "энтелехийным" или "энергийным" вершинам животного мира, одной из которых является человек". Это аристотелевское начинание могло бы изменить пути развития европейской философии и науки, однако позже во взглядах Аристотеля стали всё заметнее элементы спиритуализма и дуализма. "Поэтому такого рода, как в "Истории животных", синтез теоретической основы с богатством деталей вновь появился в учении о живой природе только в эпоху Возрождения".

Как знать, не вернись Аристотель в метафизические лабиринты - и само название для синтетического свода познаний было бы другим: не философия, а, скажем, биософия. А если бы "софия" стала другой, так и био- (социо-) действительность пошла бы по другому, менее путаному пути, без "Скотных дворов" и ГУЛАГов...

Из аристотелевской классификации животного и еще отнюдь не "скотского" мира:

"11) В отношении же образа жизни и действий существуют различия такого рода: одни из животных стадны, другие одиночки, - [это относится и] к ходящим, и к летающим, и к плавающим, - некоторые же могут быть и стадными, и одиночными. <...> Из плавающих многие роды рыб, которых называют проходными: тунцы, пеламиды, амии; человек же бывает и тем и другим.
12) Общественны те животные, у которых все выполняют какое-нибудь единое и общее [для всех] дело, что происходит не у всех стадных. Такими являются человек, пчела, оса, муравей, журавль. И одни из общественных животных находятся под властью вождя, <...> а муравьи и бесчисленное множество других безначальны".

Возможно, сама попытка поставить человека в один ряд с пчелой или журавлем покажется какому-нибудь представителю поствозрожденческого мышления неким биоГУЛАГом или унизительной постмодернистской метафорой. Автора же этих строк подкупает несхоластический познавательный пафос памятника как античной науки, так и словесности.

Александр Люсый