Книга имеет подзаголовок "Японская лирика "веселых кварталов"", что лишний раз подчеркивает, насколько японская цивилизация отличается от европейской. Европейские проститутки - давние спутницы легкомысленных литераторов, воспетые впервые Вийоном ("толстушка Марго") или даже раньше (продажные женщины порой упоминаются в жизнеописаниях трубадуров). Однако сами жрицы любви в Европе стихов не писали, в то время как в Японии это было делом обычным. Лирика завсегдатаев веселых кварталов и их подружек и представлена в этом сборнике.

Традиционная японская лирика хокку и танка, благодаря трудам многих замечательных переводчиков известная и популярная в России, создавалась, как правило, аристократами и для аристократов. Философский контекст поэзии классиков этого жанра - от Сайгё и более ранних поэтов до Басё и Бусона - в учении буддизма Чань (или Дзэн в японской транскрипции). Об этом коротко, но интересно пишет В.С. Санович в своем послесловии к сборнику "Летние травы" (М., 1995). Суть эстетики Дзэн - в попытке через фиксацию "грустного очарования вещей" проникнуть в тайны иного, увидеть нирвану за сансарой, вернее, понять, что они - одно. Но трагическое мировоззрение буддизма, ставшее в Японии официальной идеологией и неизбежно опошленное, вызывало и другую, вполне понятную реакцию. Высшими ценностями для многих оказались наслаждения бренного мира. Так возникла философия укиё, некий аналог европейского гедонизма. Дома терпимости, составлявшие целые кварталы, а с начала семнадцатого века, когда правительство, заботясь об общественной нравственности, вынесло их за черту городов, и настоящие мегаполисы, были своего рода необходимым приложением к культуре укиё.

Японские проститутки, которые должны были, помимо виртуозного исполнения прямых обязанностей, уметь поддержать беседу интеллектуалов или написать письмо взыскательному клиенту, получали воспитание, достойное аристократок. И то, что они писали стихи, неудивительно. Тем более искусством писать стихи должен был владеть всякий образованный человек. Впрочем, несмотря на культ наслаждений, жизнь этих женщин в любое время и в любой стране вряд ли кто-то решится назвать счастливой, отсюда и пронзительный трагизм некоторых коута (так называются эти стихотворения):

Вот и колокол рассветный
Говорит: "Пора!"
Все равно не будет завтра
Лучше, чем вчера (с. 93).

В сочетании с укиё традиционные верования порождали порой явления, на взгляд европейца, непонятные и пугающие. Жизнь, благодаря вере в переселение душ, особой цены не имела. Двойные самоубийства в веселых кварталах не были редкостью, так как японцы верили, что любящие, совершившие двойное самоубийство, возродятся счастливыми супругами. Существовали и другие мрачные обычаи:

"…в "веселых кварталах" Эдо и Киото было принято обмениваться залогами любви, отстригая волосы, вырывая ногти, отрубая кончик мизинца и т. п." (с. 152).

Вообще, если европейский поэт пишет, что умирает от любви, то он, по слову классика, на самом деле умирает от туберкулеза. Или просто использует литературный штамп. Если же это говорит японец, то он и на самом деле умрет. Такое внимание к буквальному смыслу слов, наверное, упрощает жизнь.

Ночь весенняя на ложе,
Твой горячий шепот…
Ах, любовь, утраты множа,
Умножает опыт (с. 96) -

Вот бы шерстку - да на кисти,
О любви писать… (с. 105)

Сборник, появившийся на свет благодаря трудам переводчика Александра Долина (он же - автор предисловия и примечаний), открывает целый мир культуры маргинальной Японии семнадцатого-восемнадцатого веков. Это отличный повод познакомиться с японской поэзией для того, кто с ней не знаком, и просто подарок для того, кто следит за русскими переводами японских поэтов. К тому же книга богато иллюстрирована рисунками Хасэгава Сэттан, изображающими Эдо - город, рядом с которым располагался крупный район домов продажной любви.

Иван Давыдов

Книга на вчера: