Вошли, наследили... Исследователи.

Уроки истории состоят в том, что никого ничему не учат - это мы тоже много раз слыхали. Некоторые мудрецы, правда, говорят, что историей нельзя называть то, что еще не кончилось, что началось и все еще продолжается. О прошедшем наука невозможна - на нет, как известно, нет и суда, - а потому история это всегда наука о настоящем, о живых корнях живого, о многолетних наслоениях и напластованиях в многосложной структуре того, что еще не отошло в прошлое; тем она и интересна, так как интерес - это (по-латыни) существование внутри чего-то, среди чего-то. История - наука о продолжительных процессах, в течение которых мы вовлечены нашим существованием, нашей судьбой. История не имеет дела со смертью. Исторические события, личности, памятники - бессмертны. С одной стороны, все это как будто бы трюизмы. А с другой - именно об этом забывают, когда говорят об исторической науке. Наука имеет дело только с мертвым. Она требует жертв и ставит им памятники. Она служит жизни, но посредством смерти. "Музыку я разъял, как труп".

Мастер - умер или жив? Если умер, то забыт историей. Если бессмертен, значит, есть, значит, мы можем с ним встретиться - конечно, если мы тоже существуем, что, опять-таки, по утверждению мудрецов, равносильно тому, что мы способны ворочать что-то внутри себя, в пространстве, условно именуемом головой. То, что человек обнаруживает внутри собственной головы, традиционно называется информацией. Так вот, придирчиво инспектируя залежи этой самой информации, мы должны констатировать, что круг источников ее поступления непрерывно расширяется. Сначала чувства, опыт, сказания, книги, а теперь еще и экстрасенсорика, карма, астрология, алхимия - с нами говорят космос, виртуальная реальность, хронотопы, архетипы, антимиры, - какая же теперь история может быть без всего этого?

Борьба классов, борьба идей, столкновение партийных интересов - вот была история, о кармах не слыхали, над гороскопами издевались, холеру соглашались принять только как форму эксплуатации правящими классами - угнетенных. А уж если быть материалистами, то почему же мы должны отрывать истмат от диамата? А как же взаимосвязь всех материальных образований, а открытость всех систем? И почему бы не учитывать влияние Меркурия наравне с телефонными звонками? Другое дело, как все это совместить, на каком пространстве, в какой форме.

С легким налетом самоиронии и несколько отстраненного недоумения монтирует свой библиофильм А. Кораблев, автор трехтомника, вернее, трехтетрадника "астрального романа" под названием "Мастер" - понятным образом, о Булгакове, чернокнижнике и человеке. Никакой это, разумеется, не роман, это опыт новой истории, реальной истории человека в том мире-море бумажных справок и сплетен, пересудов и предрассудков, мистических и не мистических совпадений, роковых случайностей и роковых тайн, житейских мелочей и судьбоносных решений.

"Читателю, верующему в научное знание, хочу сказать отдельно: уважаемый коллега, закрой и не читай мою книгу, не трать попусту время". Это не потому, однако, что сам автор не верит в научное знание. Просто у него наука - это умение читать "звездную книгу судьбы", а знание - "память мира", в отличие от памяти человечества, которая "недостоверна и прихотлива". История состоит из вопросов, сакраментальных вопросов, на которые "мы попытаемся так и не ответить". Ответить на них нельзя, из чего, однако, не следует, что и отвечать на них не нужно. "О том, что должно было совершиться, мы судим по тому, что уже совершилось".

Возможно, автор несколько запутывает читателя, и не без умысла: замутить воду, а уж в мутной воде, как известно, что-нибудь да поймается. А с другой стороны, львиную долю материала в книге составляют все-таки проверенные временем документы: письма, дневники, цитаты из самого Булгакова - это, так сказать, монологи. Но есть еще и диалоги: их ведут два персонажа, непосредственно в события жизни М. А. не включенные, - автор книги и ясновидящая. По просьбе автора последняя задним числом составляет энергограмму персоны, поименованной Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. От зачатия до последнего вздоха, от психофизической характеристики до культурно-исторических соотнесенностей и включенностей; дом, семья, школа, чтение, профессия, революция, мастерство, жизнепонимание - все это, оказывается, мистически просчитывается, да к тому же - представьте себе - в процентах, для вящей убедительности. Да это не роман - отчет!

Но прочтем отчет - и выяснится, что это все же роман, увлекательное чтение с интригой, с детективно-аналитической работой, с живо обрисованными персонажами. Романом книга может быть названа еще и в том старомодно-жеманном смысле "у Наташи романчик с Протопоповым" - как любовная, тайная, не освященная законом связь. Автор много говорит о своей любви к Булгакову - мог бы и не говорить, это и так заметно. Не столь любовно выписанная биография Мастера, даже по тем же самым материалам, могла бы стать совсем другой. У Кораблева биография сбивается на агиографию. Булгаков, на титульном листе названный чернокнижником, там, под обложкой, постепенно обволакивается все более и более сияющим ореолом святости и мученичества. В противоречии автора уличать не следует - это не противоречие, это нерасчлененность сознания, синкретизм гностики, йоги, соцреализма, православия, самодержавия, народности, Шамбалы, статистики, - лишь бы в Дом, не из дома, лишь бы во славу, во здравие и в строку. Что бы ни происходило в этой истории, все заранее оправдано и искуплено, все неотвратимо к лучшему. Кармическая связь и шашни с Иосифом Виссарионовичем - геройство, а не конформизм.

Здесь Гений и злодейство - две вещи несовместные в том смысле, что когда злодейство совершает Гений, это уже не злодейство, а гениальность. Впрочем, зачем художнику наш суд? Это нам нужен его суд или тот высший суд, который явлен нам в судьбе Мастера. Сколько их уже было - и биографий, и воспоминаний, и документов - но все вытянуты по линеечке, с неотвязной тенденцией. А Кораблев меняет линию на сеть, последовательность на соотнесенность, его девиз: все может быть, ничего не "было", все еще только может быть, а что и как будет - это мистическая тайна, любовная тайна романа. Книгу А. Кораблева хорошо держать под подушкой как новейшего Мартын Задеку, по ней можно гадать, ее можно разглядывать, ибо это то, что сам автор мимоходом окрестил очень точно - ТЕАТР АНАТОМИЧЕСКИЙ.

Александра Горячева