Русский Журнал
26.12.1997
Отзывы
Архивист

60-е. Мир советского человека
Петр Вайль, Александр Генис. 60-е. Мир советского человека.

Послесл. Л. Аннинского. - М.: Новое литературное обозрение, 1996. - 368 с.; тираж 5000 экз.; ISBN 5-86793-012-2.

 


Петр Вайль и Александр Генис за последние годы стали известными не только на Западе - поэтому о них я говорить не буду, а перейду сразу к их книге "60-е. Мир советского человека". Ее, на мой взгляд, постигла странная судьба. Вышла книга в России еще в 1996-м и при этом не только не вызвала особенных откликов, но даже не была раскуплена, хотя это, наверное, лучшая из совместных работ Вайля и Гениса, а тираж у нее такой же мизерный, как и у прочих хороших книг.

Книга, как легко догадаться, посвящена истории СССР шестидесятых годов. Выбор периода понятен - это, безусловно, одна из важнейших эпох советской истории. Но авторов занимает не столько история страны, сколько история формирования особого типа людей, ее населявших (и населяющих, так как если кто-то думает, что советских людей уже не существует, то он сильно заблуждается и при этом не особенно самокритичен).

Сейчас много говорят о бездуховности советского человека. Это неправда - напротив, трудно представить существо более духовное. Нет и не было ни одной страны, где ценности идеологические так превалировали бы над ценностями материальными. "Отцы-основатели" марксизма считали, что человека от прочих животных отличает целенаправленная деятельность по преобразованию мира. Если так, то советский человек уже не был человеком в старом смысле этого слова, поскольку основной для него всегда являлась целенаправленная деятельность по преобразованию мифа. Советский человек был героем внутри им же сочиненного пространства, и любая другая деятельность осуществлялась лишь постольку, поскольку в это пространство вписывалась.

В формировании советского мифа шестидесятые были переломной эпохой. Сталинская мифология устарела, и не потому что стала непопулярной - она довольно популярна и в наше просвещенное время, - а потому что требовала слишком больших, даже для России, человеческих жертв. Новый миф нуждался в новых героях и в новых ориентирах. Тогда даже Евтушенко был героем и считался талантливым поэтом. "Это было время самородков. Стихийные бунтари темпераментом и напором искупали недостаток поэтического мастерства и образования. Мог же Евтушенко написать - да еще для французского журнала! - что Артюр Рембо перестал писать стихи, потому что стал работорговцем. Мало того, что Рембо торговал не рабами, а кофе, но и причина здесь перепутана со следствием" (с. 35). Евтушенко, кстати, посвящена целая глава, где анализируются причины его немыслимой популярности в 60-е годы. Причем авторы его творчество не склонны переоценивать:

"Моя поэзия, как Золушка,
забыв про самое свое,
стирает каждый день, чуть зорюшка,
эпохи грязное белье.
В этой декларации все честно и верно - в первую очередь удручающее качество стихов" (с. 32).

Героев искали повсюду, даже за рубежом, что прежде было немыслимо. Хрущев, по меткому выражению Зиновьева, просверлил дырку в Европу. Но для советской мифологии важна была не столько Европа, сколько Америка (не только Штаты - весь континент). Героем официальным стал Кастро, кубинская революция воспринималась как метафора русской - и октября 1917, и той, которая, как казалось, происходила в шестидесятые. Здесь авторы снова вспоминают Евтушенко, чья поэзия ценна именно как "конспект" эпохи: "И совсем уже мешая все на свете, писал Евтушенко:
Но чтоб не путал я века
и мне потом не каяться,
здесь, на стене у рыбака,
Хрущев, Христос и Кастро!
Расположившиеся, как два разбойника по сторонам Иисуса, бородатый кубинский партизан и лысый советский премьер сливались воедино в порыве преобразования общества" (с. 55). Героем неофициальным стал Хемингуэй. Российский читатель был вполне подготовлен к восприятию его прозы, поскольку "для него писатель - автор определенного образа жизни, а не определенного литературного произведения" (с. 64).

И даже этот раскол, появление мифологии, так сказать, негосударственной, -тоже характерная черта шестидесятых.

Именно тогда наметилось некое противостояние правительства и населения, в первую очередь интеллигенции, которого просто не могло быть десятилетием раньше. Но и представители оппозиции оставались советскими людьми, продолжая творить миф, создавая собственную мифологию в противовес официальной. Все значимое было мифом, даже если за этим стояли какие-то реальные дела. Мифом являлось не только то, что "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме", - с этих слов, по Вайлю и Генису, начинается история шестидесятых, - мифом были и политика, спорт, искусство, наука, даже юмор, счастливо переживший страну, в которой возник.

Все эти ключевые понятия в структуре мифа о советском человеке анализируются в книге подробно и остроумно. И непредвзято, что необычно просто постольку, поскольку многие деятели современной культуры начинали именно в шестидесятые, а время своей молодости мало кто может оценить объективно.

"Быть может, история 60-х - это история трансформации метафоры "коммунизм" в метафору "империя"" (с. 278). История шестидесятых, которую авторы заканчивают взятием Праги, - это грустная история поражения. И ее нужно сейчас читать даже не потому, что между той и нашей эпохой можно провести массу параллелей, не потому, что это повод поучиться на ошибках, - никто никогда не учится на чужих ошибках. А потому, что эта история хорошо написана. К тому же никто до Вайля и Гениса не применял методы раннего Барта к отечественному материалу.

Прочие достоинства книги - послесловие Л. Аннинского, комментарий и удачный графический дизайн.

Иван Давыдов

Книга на вчера:




В начало страницы
Русский Журнал. 26.12.1997. Иван Давыдов.
Петр Вайль, Александр Генис. 60-е. Мир советского человека.
http://www.russ.ru/journal/zloba_dn/97-12-26/david.htm
Пишите нам: russ@russ.ru