Серия "Цветы Зла", учрежденная питерским издательством "ИНАПРЕСС", уже довольно известна. Миллер, Жене... Но представьте себе, что в этой серии выходит Керуак! "Бродяги Дхармы"? А так оно и есть. Что ж, где бы ни выходило, хорошо, что вышло.

Объяснять российскому читателю, кто такой Джек Керуак, кажется, нет никакой необходимости. Он, как трагический символ "разбитого" поколения, почитаем настолько, что над ним уже посмеиваются и издеваются. Дескать, пресловутый "рулон туалетной бумаги" (карикатура на то, как он модернизировал процесс написания "В дороге", склеив листы для пишущей машинки в рулон и печатая марафонскими "забегами" по многу часов без перерыва, периодически меняя промокавшие от пота майки) и все в таком духе. Меня же в свое время сильно поразило то, как, оказывается, невероятно тяжело дался Керуаку самый известный его роман, как годами он его переписывал, почти теряя надежду и вновь укрепляя ее, пока не обрел наконец свой характерный легкий и немного грустный стиль. Эта отчаянная изнуряющая "борьба за искусство", в которую так трудно поверить (настолько непринужденно и искренне протекают керуаковские повествования), невероятно восхищает меня.

"Бродяги Дхармы" появились, когда к Керуаку уже пришло заслуженное признание, можно сказать, "на волне популярности". К середине пятидесятых он серьезно углубился в буддизм ("я... не дзен-буддист, я серьезный буддист, старорежимный мечтатель...") и, продолжая путешествовать, а точнее говоря, странствовать, старался воспринимать мир как загадочную и печальную мелодию этой древней религии. Впрочем, как истинный искатель (или как истинный буддист?), Керуак в данном романе панрелигиозен, и дождь из лепестков роз на молитвы Святой Терезы для него так же символичен, как и золотой дождь Будды.

Если герой "Дороги" отправляется в путь, очень и очень смутно представляя себе, что же именно он хочет отыскать, то странствия "Бродяг" направляются трогательной, от сердца религиозностью. "Ты украшаешь мир своей искренностью", - говорит Керуаку (Рэю Смиту в данном случае) "бродяга Дхармы номер один" Джефи Райдер - эта фигура вдохновляет автора и ориентирует его духовные поиски; вскоре после их первой встречи Керуак обнаруживает вдруг, что движется в несколько ином, нежели он изначально рассчитывал, направлении.

Что всегда характеризовало Джека Керуака и отличало его от других авторов "битнического" поколения - это отсутствие эпатажа и непривычная для "громкой" литературы скромность. А также мягкость натуры, проступающая в каждом его произведении. Он упрекает себя в циничности, но разве можно сравнить его цинизм с цинизмом Гинзберга, Берроуза? (Кстати, они появляются в "Бродягах", как всегда, "закодированные". Гинзберг, например, сменил "имя" с Карла Маркса на Альву Голдбука.) Керуак выглядит наиболее человечным во всем это человечном поколении, литературную силу которого не смогло затмить ни одно последующее.

Подражатели Керуака всегда упускают из виду одну его черту: он никогда не скрывается, не прячется. Он не лукавит. При этом его нелегкая жизнь была куда тяжелее, чем она описывается в романах: сочиняя, писатель следовал своим особенным убеждениям. И задуманное удалось - сопровождая его в странствиях, вместе с ним преображаются, каждый по-своему, миллионы читателей.

Керуак, как мало кто еще, поразительно чуток к миру. "...Прежде всего меня интересует первая из четырех благородных истин Шакьямуни: "Жизнь есть страдание". А также до некоторой степени третья: "Преодоление страдания достижимо", во что мне тогда не очень-то верилось..."

Эта "новая" (1958 год все-таки) американская литература всегда вызывает затруднения у переводчиков. "Перевод с американского" - так назвала свою работу Анна Герасимова. Почему бы не написать "перевод с керуаковского"? "Перевод с берроузовского"? Совсем ведь другой язык. Или, скажем, следом за ними появился в Америке томвэйтсовский язык, тоже непростой.

Тем не менее, за исключением мелких моментов, когда А. Герасимова бесподобным образом соединяет в одно выражение русский и английский сленг: "торчу высоко, как наркоман..." - к переводу вряд ли можно придраться и посоветовать преподнести Керуака как-нибудь по-другому.

Порадуйте себя чтением этой книги.

Александр Зайцев