 |
 |
|
 |
|
|
|
|
 |
    |
31.03.98 |
 |
 |
|||
 |
 |
 |
|||||
 |
 |
   |
|||||
|
 |
|
|
|
|
||
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
31.03.98 |
|
|
|||
|
|
|
|||||
|
|
|
|||||
|
|
|
|
|
|
||
Можно предположить, что волевое решение, предпринятое президентом, и его последствия будут оставаться новостью номер один в течение нескольких недель. Хотя нельзя сказать, что отставка правительства была очень неожиданной. Она назревала давно, и в целом общество восприняло ее спокойно. Причем не потому, что у нас было плохое правительство (хотя оно было и не особенно хорошим), а потому, что чувствовалось, что правительство погрязло в инерции стандартных решений. Чиновники делили бюджет, писали отчеты, принимали верные вроде бы решения, то есть соблюдали правила экономического поведения. Однако "вместо простой хирургической операции мы делали примочки", как сказал экс-министр экономики Евгений Ясин, а главное - вели нескончаемую склоку.
Были и другие причины. Лучше всего их высветил эпизод, связанный с интервью Бориса Немцова газете Wall Street Journal, в котором он якобы сказал, что после ухода премьера Виктора Черномырдина и его первого зама Анатолия Чубайса правительство будет свободно от прямого влияния олигархов, имевших отношение к избирательной кампании президента РФ Бориса Ельцина в 1996 году. Почти все враждебные Немцову средства массовой информации привели этот пассаж, интерпретируя его как быстрое и потому неэтичное отмежевание "молодого реформатора" от своих патронов. Вместе с тем, ничего не говоря плохого ни обо всем ушедшем кабинете в целом, ни о Викторе Черномырдине, ни тем более об Анатолии Чубайсе, Борис Немцов, по сути, сформулировал основную проблему исполнительной власти: правительство переставало управлять и само становилось объектом управления по крайней мере двух мощных банковских группировок - ОНЭКСИМа и Березовского и Ко. Последний откровенно пытался представить дело так, будто бы это он назначает и снимает президентов России. Естественный вопрос к избирателям: а зачем, собственно, тогда выборы?
Конечно, в словах Березовского и всегда было много от саморекламы, но факт остается фактом: Чубайс стал неудобен и его блокировали по всем направлениям как первого вице-премьера не тогда, когда он якобы совершал макроэкономические ошибки и "продавал родину за ваучеры", а тогда, когда попытался выйти из роли наемного крупным капиталом менеджера. Не в лучшем положении находился в последнее время и премьер Черномырдин: любое его решение обязательно вызывало недовольство одного из терпящих финансовые убытки кланов. Например, решение о месте размещения счетов таможенного комитета или условиях продажи "Роснефти".
Эта дилемма - управлять или быть управляемым - относилась и ко всему правительству в целом и вряд ли могла нравиться президенту, о котором пресса писала, что он старый, больной и мышей не ловит. Есть все основания полагать, что коллективный Ельцин очень хорошо эту дилемму понял. В более широком контексте: он понял, что, когда идут экономическая и политическая революции, а по времени - приближается третье тысячелетие, можно пытаться плыть вместе с исторической волной и выражать ничем не оправданную надежду, что она не принесет на скалы, а можно попробовать управлять парусами. Президент захотел второго. Вопрос: что дальше?
Но, как уже отмечалось, в целом общество, если соизмерять с масштабом события, восприняло происшедшее спокойно - никто особенно не болел душой за Черномырдина, которого СМИ время от времени представляли Гамлетом-реформатором. В реальности Черномырдин всегда очень темно говорил, темно думал и обладал лишь одним очевидным плюсом - был представительным мужчиной. Никто не болел за Куликова, который в последнее время все более становился похож на Пиночета и раздражал своим демонстративным нежеланием поставить под контроль закона подведомственные ему структуры. О беспределе, творящемся в органах, общество наслышано достаточно, а многие уже попробовали его на своей шкуре. Одна шизофреническая ловля японской "Аум Синрике" в московском метро на фоне того, что практически все рынки контролируются бритоголовыми мальчиками, находящимися к тому же в тесном контакте с местными отделениями милиции, многое говорит о состоянии правоохранительной системы.
Соответственно, никто не болел за Чубайса, и если быть честным, то никто не болел ни за одного представителя власти и вряд ли будет болеть за власть в будущем. Во-первых, потому, что это совершенно не в традиции российского общества, а во-вторых, потому, что демагогия "кто из них больше за реформы?" уже стала основательно надоедать. Ведь если есть на завтрак один бутерброд вместо ежеутренних двух, это тоже будет в определенном смысле реформа, но нам такая реформа не нужна.
Так что "китайская ничья", предпринятая Борисом Ельциным, вряд ли станет в один ряд с политическим противостоянием осени 93-го, как считает политолог Виталий Третьяков. Но, с другой стороны, есть более точные аналогии, когда правительства России отставлялись верховной волей, и интересно вспомнить, что было потом.
Как выяснилось, таких примеров всего два: отставка правительства Горемыкина в 1906 году указом монарха и опять же отставка правительства Горемыкина в 1914 году. Если даже не обращать внимания на какую-то странную похожесть - "ГоРеМЫкИН" и "ЧеРноМЫрдИН", беспокоит скорее то, что следующего после первой отставки Горемыкина премьера - Столыпина - попросту пристрелили, а вторая отставка правительства ввергла империю в управленческий хаос, закончившийся всепланетарной катастрофой.
Как писали по горячим следам исторические источники о том времени: "Растущей катастрофе царизм смог противопоставить только новые репрессии и усилие и без того каторжных порядков. Разогнали последние остатки профессиональных союзов. Промышленные города беспощадно очищались от подозрительных по революционности элементов. Тюрьмы были переполнены. Но министры не справлялись с разрухой. Их стали смещать. Началась министерская чехарда. За два года войны сменилось четыре председателя совета министров - И.Л.Горемыкин, Б.В.Штюрмер, А.Ф.Трепов, Н.Д.Голицын, - шесть министров внутренних дел, три - военных, три иностранных дел. Они появлялись, недолго маячили на поверхности и исчезали. Это называлось "министерской чехардой". Совет министров иронически именовали "кувырк-коллегией". Распределение портфелей зависело от темных проходимцев…"
Если история чему-то учит и все в ней повторяется, хотя и в смягченной форме, мы можем быть уверены по крайней мере в одном - в темных проходимцах. Так что и со стороны истории нам не следует ожидать непредсказуемости и какого-то особенного подвоха. В конце концов того горе-императора уже простили и даже собираются канонизировать, хотя его вина как управленца была куда как больше, чем Горбачева (кости которого пока не собираются помещать с салютом в фамильный склеп). Но ясно и то, что запоздалые решительные действия открывают шкатулку Пандоры, и нам остается лишь наблюдать за расстановкой политических игроков, участвуя в несравненном по увлекательности тотализаторе.
На самом деле назначение никому ранее не известного Сергея Кириенко, бросающее в мистическую дрожь рослых западных премьеров, на пост премьера открывает веер удивительных возможностей. Ясно одно, не успевший обрасти связями в Москве новый премьер (или исполняющий его обязанности) постарается заручиться поддержкой специалистов из многих областей и политиков как можно из более широкого спектра. Таким образом, недостижимый идеал - правительство народного доверия, о котором так долго и нудно говорили демократы, - получает шанс реализоваться, так сказать, в номенклатурном аспекте.
| © Русский Журнал, 1998 |  |
russ@russ.ru |