Жанр интеллектуальной биографии, давно утвердившийся на Западе, у нас до сих пор в диковинку. Одним из немногих отечественных образцов остается биография Пушкина, написанная Лотманом, разошедшаяся миллионным тиражом и принесшая кабинетному, казалось бы, ученому, основателю и лидеру советского структурализма, подлинную славу. В книге о Пушкине Лотман с блеском реализовал концепцию биографии "не как суммы внешних фактов (что и когда случилось), а как внутреннего психологического единства, обусловленного единством личности, в том числе ее воли, интеллекта, самосознания". Подобный концептуальный стержень, придающий аморфному, на первый взгляд, биографическому материалу трагический (как, думается, в случае с Лотманом) смысл и динамику, в книге Б.Ф.Егорова, к сожалению, отсутствует. Автора связывают с Ю.М.Лотманом десятилетия доверительных дружеских отношений, но ошибкой было бы считать это основание достаточным для успеха первого в России посвященного Лотману биографического труда. Как всякий вменяемый деятель культуры ХХ века, Лотман, несомненно, выстраивал свой биографический текст, проецируя историко-литературные штудии на собственный путь в жизни и в науке. Книга Б.Ф.Егорова никак не разрешает лотмановскую биографию в качестве, говоря словами самого Лотмана, "историко-культурной проблемы", напоминая по характеру и стилю изложения раздутую до трехсот страниц ординарную статью для виртуальной Большой Российской Энциклопедии. Отсутствие организующего материал смыслового начала роковым образом сказывается на восприятии текста: если сам Лотман, лишенный, в сравнении, например, с В.Н.Топоровым или М.Л.Гаспаровым, выдающегося писательского дара, неизменно компенсировал заурядность стиля основательностью и изяществом концепции, то полная, с одной стороны, удручающего духа советской канцелярии, а с другой - неуместного житийного пафоса, книга Б.Ф.Егорова оказывается напрочь лишена интеллектуального обаяния. Подлинно увлекательным чтением служит в ней Приложение - надиктованные незадолго до смерти мемуары самого Лотмана. Читать его по-прежнему стоит.