Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / < Вы здесь
Конец интеллигенции и массовое чтение
Дата публикации:  9 Декабря 1999

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

В последние годы мы наблюдаем процесс быстрого развала советской организации культуры (в широком смысле слова, включая и литературу, и искусство), сопровождающийся деградацией слоя ее носителей - интеллигенции, государственной бюрократии культуры и образования.

В самом начале перестройки мне и некоторым моим коллегам представлялось, что речь идет о трансформации советской интеллигенции как класса госслужащих в своеобразное сословие специалистов-интеллектуалов, носителей прагматического знания и компетенций, интеллектуальных критиков общества, обеспечивающих определенный уровень социальной и культурной саморефлексии. Мы ожидали, что либерализация посттоталитарного общества будет сопровождаться появлением новых форм гражданских ассоциаций, в том числе и выходом на рынок людей, готовых предложить в ответ на соответствующие запросы различных социальных групп свои умения, основанные на обладании социальным, культурным, психологическим, литературным и т.п. знанием и компетенциями. Это означало, что с развитием рыночной экономики будет усиливаться специализация и функциональная дифференциация внутри этого слоя. Некоторые основания для подобных ожиданий были: так, интеллектуальные элиты в других странах Восточной Европы - в Словении, Польше, Чехии, Венгрии - сумели (кто хуже, кто лучше) ответить на такого рода вызовы времени, которые в целом сводились к завершению процессов модернизации, реализации скрытого продуктивного потенциала, рационализации существующих в обществах напряжений. При этом слой образованных людей и интеллектуалов в этих странах опирался как на собственные ценностные, культурные и прочие ресурсы, подавленные или сдерживавшиеся коммунистическим режимом, так и на работы, опыт западных коллег, открывшиеся возможности обмена информацией и взаимодействия, которыми эти группы сумели воспользоваться. Сразу же скажу, что по отношению к российской (и шире - советской) интеллигенции наши ожидания были не чем иным, как чистыми иллюзиями.

Интеллигенция, потеряв свою прежнюю жесткую государственную организацию и обеспечение, очень скоро фактически оказалась в глухой оппозиции по отношению к идущим изменениям. Слабые усилия сохранить прежнюю идеологию - принудительное массовое просвещение и государственный контроль над культурным процессом и образованием, исходя из приоритетов национальной культуры, коллективной солидарности, социального равенства и справедливости, почитания истории и т.п., - не имели успеха, поскольку никак не были связаны с потребностями и интересами, нуждами других слоев и групп общества. Вместе с эрозией собственной авторитетности и необходимости интеллигенция начала терять и собственное положение, не сознавая, что ее прежняя социальная роль в новых условиях должна существенно измениться. Разваливалось само тоталитарное государство, долгое время претендовавшее на поддержку национальной культуры, а фактически осуществлявшее принудительную цензуру и контроль над культурными процессами в целях консервации собственной базы легитимности. Упорные попытки сопротивляться этому быстрому процессу распада государственной культуры и просвещения со стороны прежних носителей образования привели к потере общественной поддержки их деятельности. Публицистические и литературные выступления писателей в средствах массовой информации, сводящиеся к довольно однообразному "плачу" о погибели русской духовности и приходу коммерциализированного искусства масс, равно как и их новая, "чернушная" литературная продукция не встречали никакого интереса со стороны прежней благодарной публики.

К 1993 году интеллигенция окончательно оказалась в явной самоизоляции. Более того, проявились и очевидные признаки ее разложения и деградации, свидетельством чего стало резкое усиление циничного или ернического тона при обсуждении любых проблем настоящего положения дел.

В первую очередь это выражается в утрате престижа интеллигенции в широких слоях населения, отказе признавать не столько ценности и символы ее культуры, сколько ее социальную роль и претензии на авторитетное положение (в системе государственных институтов) для обеспечения массового просвещения и воспитания, организации массового чтения, массового потребления кино и т.п. На вопрос, содержащийся в анкете одного из регулярных исследований Всероссийского Центра изучения общественного мнения (ВЦИОМа) - "В какой степени нынешняя интеллигенция выражает интересы большинства народа?", - самая большая доля опрошенных (45 процентов) ответила, что "ни в какой мере" (характерно, что среди них более высокий процент подобных ответов дали опять-таки люди с высшим образованием, представители традиционных интеллигентских занятий).

Следующим признаком можно считать развал и сужение сферы действия прежней советской системы организации культуры, в том числе и литературного процесса (упадок государственной системы, литературной бюрократии, кризис государственных издательств, их приватизация, утрата интереса к прежним лидерам литературного процесса - "толстым" и массовым журналам и т.п. Сегодня практически мало что осталось от старой издательской системы, состоявшей из 180 очень крупных государственных издательств, выпускавших только то, что планировалось и определялось органами идеологического контроля - КПСС, министерствами и другими им подобными. Государственные книгоиздательства, за небольшим исключением, почти растворились в частном книгоиздательском бизнесе, представленном более чем 7 тыс. частных издательств, самостоятельно определяющих свою деятельность, политику, тематику. В отличие от прежней государственной распределительной бюрократии культуры нынешние издательские структуры оказались едва ли не сами успешными и эффективными из новых рыночных институтов, поскольку они, стараясь максимизировать свой коммерческий успех, в наибольшей степени ориентированы на запросы общества, на спрос и интересы прежде дискриминированного потребителя. Естественно, это потребовало радикального изменения тематической политики. Сегодня основу издательского репертуара составляет (если отвлечься от развлекательной литературы - дамский роман, боевик, фантастика, приключения и т.п., о которой надо сказать особо,) деловая и справочно-учебная книга, небывало разнообразная детская литература, а также -всякого рода руководства и пособия, способствующие рационализации проблем повседневности и человеческих отношений. Никаких иных ресурсов, кроме умения гибко адаптироваться, у новых издателей не было (тогда как оставшиеся государственные структуры пытались и пытаются по инерции прожить на ренту государственно охраняемой культуры, сохраняя прежнюю распределительную идеологию "руководства" и воспитания масс. В наибольшей степени это относится к музеям, театрам, крупным библиотекам, кинематографу. Эта переориентация особенно заметна в сфере СМИ. Прежние лидеры, такие массовые журналы, как "Огонек", "Работница", "Здоровье", "Крестьянка", оказались слабыми конкурентами новым изданиям типа "Спид-Инфо", "Мегаполис-Экспресс", "ТВ-Парк" и прочие. Более того, через некоторое время массовые издания даже были вынуждены мимикрировать "под них". Появились и другие масскоммуникативные формы, подражающие западным образцам изданий, пришло новое поколение журналистов и издателей, принесшее дух консьюмерства и демонстративного потребительского поведения. Соответственно, изменились и тиражи, и тематика, и формы подачи литературы. Остатки прежней организации, например "толстые" литературные журналы, могут вести сегодня только призрачное и номинальное существование, находясь на искусственном питании - ежегодных дотациях спонсоров разного рода, среди которых, безусловно, выделяется Институт "Открытое общество" (Сорос). Последний обеспечивает от 30 до 40 процентов их тиражей, финансируя подписку на эти издания массовых или специализированных библиотек.

Наконец, упомянем изменение состава и функций самого слоя образованных, в первую очередь - носителей и представителей культуры, и его отношений с властью и государством. Вместе с государственными издательствами и цензурой исчез и слой редакторов, методистов и других подобных работников пропагандистско-воспитательного и культурного фронта. Идет отток занятости из этих профессиональных сфер, поскольку интеллигенция сегодня - одна из наименее обеспеченных в материальном плане группа государственных служащих (уровень ее доходов составляет 65-75 процентов от среднего показателя по стране).

Утратив даже тот двусмысленный престиж и авторитет, который интеллигенция имела при коммунистах, этот слой, судя по нашим социологическим опросам, отличается наибольшим уровнем фрустрированности, растерянности, социальной и политической дезориентированности; здесь самый высокий уровень страхов, напряжений, обид и зависимости от высших государственных инстанций (по данным показателям этот слой сопоставим лишь с пенсионерами и работниками больших предприятий ВПК), наибольший разрыв между аспирациями и собственными возможностями достижения. Сегодня среди людей с высшим образованием, занятых на государственной службе, отмечается и наивысший уровень ксенофобии, агрессии в отношении всего иностранного, нового, наблюдается навязчивое стремление к редукции сложности, консерватизму, короче - характерное действие невротических защитных механизмов.

Этот процесс деградации практически ничем не компенсируется, и не только потому, что прошло сравнительно немного времени (если учесть длительность циклов репродукции культуры и образования, в первую очередь - системы высшего образования, почти не затронутой принципиальными изменениями, так как преподавательско-профессорский корпус остался прежним). Утрата своей роли вызывает у интеллигенции своеобразное состояние дезориентированности, навязчивой склонности к повтору давно известного (эхолалии), гальванизации или оживлению давно прожитых идеологических банальностей и представлений, характерных для предшествующих фаз исторического развития. Эта культурная и интеллектуальная анемия целого слоя (а другого здесь нет - вторая культура самиздата и диссидентства оказалась лишь дополнительной и зависимой от официоза, она фактически умерла вместе с ним после выплеска в момент социальной мобилизации 1989-1991 годов всего того, что было наработано в неподцензурной прессе и литературе) проявляется на фоне стремительного распространения массовой (отечественной и переводной или сделанной под переводную - своего рода "самопал") культуры и литературы, отвечающей чрезвычайно сильной тенденции дегероизации повседневности, усиления ориентаций на сферу частного, повседневного, бытового, деидеологизированного существования, прослеживаемой нами в самых разных сферах жизни.

Чтобы не быть голословным, приведу данные о динамике издательской продукции за последние годы.

Число названий книг за время реформ сократилось на 40 процентов, их тиражи - в 2,6 раза. В 1990 году общий тираж журналов насчитывал 5 010 млн. экз., в 1994 году тиражи журналов составляли всего 6 процентов от уровня 1990 года. В известном смысле подобное падение - благо, поскольку сокращение шло преимущественно за счет, во-первых, идеологической, во-вторых, ведомственной литературы, никогда не пользовавшихся спросом, в-третьих, благодаря уменьшению "черной дыры" государственного книгоиздания - громадных объемов переиздаваемой классики. Но это объяснение частичное или одностороннее, поскольку одновременно прекратился выход и многих ценных научных изданий. Так, например, с остановкой или закрытием издательства "Наука" перестали выходить 130 научных периодических изданий.

В наибольшей степени пострадали в результате падения интереса к ним именно литературно-художественные журналы, в первую очередь - центральные, столичные, имевшие несколько лет назад, на пике социально-политической мобилизации, месячные тиражи в 1,5 - 2,5 млн. экз. ("Новый мир", "Дружба народов", "Знамя" и др.). Сегодня их тиражи- от 15 до 35 тыс. Тиражи областных литературных журналов, которые существовали в соответствии с номенклатурным рангом писательской организации автономной республики, края или области, упали с 15-20 тыс. экз. до 1-3 тыс.

Число массовых библиотек сократилось по сравнению с 1986 годом на 17 процентов (с 63 до 55 тыс.), число читателей в них - на 26 процентов (число читателей в массовых библиотеках в 1986 году - показатель мало изменявшийся с начала 70-х годов - составляло порядка 81,7 млн. человек, в 1994 году - 59,5 млн. человек) и, соответственно, примерно на столько же - книговыдача (на 24 процента).

Но парадокс заключается в том, что реальное потребление книг не только не уменьшилось, но и постоянно растет. С исчезновением прежнего хронического книжного и информационного дефицита структура книгоиздания стала гораздо в большей степени отвечать запросам массового общества, его реальным потребностям и интересам, о чем свидетельствует рост домашних библиотек и книгопокупки.

То же можно сказать о чтении газет и телесмотрении. Прежняя единая система пропаганды и массового образования, воспитания, "руководства чтением и смотрением" разваливается и децентрализуется. Сегодня в эфире представлены не прежние 58 телестудий (центральных и областных), а свыше 650 самостоятельных телекомпаний, различающихся по объему и характеру передач, рамками свободы и самостоятельности. Это уже не советская система директивного управления. Тем более что мы фиксируем стремительное распространение таких технических средств, которые обеспечивают децентрализацию коммуникации и культурного потребления: число видеомагнитофонов в семьях за несколько лет увеличилось в несколько раз и составляет сегодня 18 процентов (кабельным телевидением в городах пользуется только 5 процентов опрошенных).

Приведу еще данные недавнего опроса москвичей (май 1997 года). Понятно, что эти результаты нельзя экстраполировать на население России в целом, но значимость типологических распределений в целом сохраняется:

Структура массовых литературных предпочтений - в % к числу опрошенных, # - 1532*

Детективы, боевики - 36

Книги по истории, исторические романы - 35

Старые русские и зарубежные романы - 24

Фантастика - 23

Романы о любви, женские романы - 21

Энциклопедии, справочники - 15

Биографии великих людей, мемуары - 13

Книги о старой и новой Москве - 13

Книги по домашнему хозяйству, о саде, огороде - 13

Сборники анекдотов - 12

Поэзия - 9

Книги по йоге, нетрадиционной медицине, оккультизму - 9

Современная зарубежная проза - 7

Религиозные книги - 5

Книги о сексе, эротические романы - 3

* Данные ВЦИОМ

Иначе говоря, мы фиксируем нарастающий разрыв между инерцией прежнего культурного и литературного производства и запросами массового читателя, массового потребителя символически-экспрессивных форм.

Кризис интеллигенции, уход ее как специфического образованного сословия советского общества выражается и в тематике, и в жанровых особенностях той литературы, которую она предлагает публике и которая в свою очередь публикой отвергается или оказывается ей неинтересной.

Как государственная бюрократия интеллигенция озабочена, с одной стороны, поддержанием проблематики коллективной идентичности (но, в отличие от массовой культуры, - ориентированной на идеологизированное и мифологизированное прошлое), с другой - тематизацией собственного существования. Последнее охватывает несколько тематических комплексов:

1. Инфантильный опыт униженного и задавленного существования "изнасилованного" интеллигента в советское время, раздвоенного, зависимого, вынужденного приспосабливаться и постоянно испытывать разлад между собственной совестью и требованиями лояльности к среде. Это наименьшая по объему, но преобладающая в центральных журналах и пользующаяся некоторым признанием за рубежом (что обеспечивает шансы на скромное существование) продукция таких авторов, как В.Сорокин, В.Пьецух, Е.Попов и др., "чернуха", абсурдистская или нигилистическая литература, которую можно назвать своего рода перверсией высоких образцов русской городской прозы (Ю.Трифонова, Б.Окуджавы, Ю.Казакова, В.Аксенова и др.). Это различные вариации на темы негативной коммуникации и негативной идентификации, поданные в тех или иных разновидностях шоковой поэтики. Можно добавить к этому и различные формы и фантазмы интеллигентской непродуктивности, провоцирующие разные формы смещенной культурной и социальной агрессии (как правило, это уже "патриотическая" - Ю.Бондарев со товарищи - или, напротив, постмодернистская литература - В.Маканин, Д.Пригов и др.).

2. Рутинная поэтика коллективной идентичности (фантомная история страны - культурная мифология национальной идентичности и ее героев), продолжающая линии русской исторической эпопеи или романов "почвы", а также "секретарскую" литературу.

Напротив, массовая культура, в данном случае - массовая литература, теле-, радио-, видеокультура, переживает буйный расцвет неподцензурной, нерепрессивной игровой реальности. Ее функция - через фикциональную игру воображения внести новые актуальные представления о ценностях современного модернизированного общества (индивидуалистической этике, включая трудовую мораль и достиженческие мотивы, гедонистические ценности), являвшихся откровениями для принудительно депремированного, аскетически-уравнительного общества, ханжеского в силу своей хронической бедности. Отсюда такой интерес к формам, облегчающим психологическую колонизацию душевного мира, - расширению сенсуальности, эротике как основе нерепрессивной социальности и порядка, принятие литературных образцов толерантности - (этнической, национальной) терпимости к социальному неравенству, идеологическому безразличию или "инаковости", короче - быстрое усвоение новых типов и горизонтов социальности. Массовая литература - дамские романы, мелодрама, фантастика, боевики и пр., а также телесериалы ("мыльные" оперы), важнейшая составляющая которых заключается в трансляции фоновых значений другой повседневности, другого мира, - оказывает огромное воздействие на культуру повседневности, в том числе и на рафинирование потребления, ритуалы социальности, основанные на культивации непосредственности, комфорта, домашности, отказе от коллективного миссионерства и коллективных ценностей. Ее дух в целом отвечает общему направлению наиболее значительных изменений постсоветского общества. Вот основные из них:

- Разгосударствление, разидентификация с властью, проявляющиесяся в крайне низких оценках респондентами всей сферы политического - лидеров, деятельности политических институтов, реформ (в частности - приватизации), в представлении о криминальности и мафиозности государства и экономики.

- Усиление ориентаций на дом, семью, частное существование в неформальной сфере, рост потребительских интересов и ценностей свободного времени. Значимость последних, в первую очередь семьи, и до того выделявшаяся на фоне других ценностных преференций, в последние два-три года возросла на 15-25 процентных пункта.

Литература в этом плане отвечает запросам более активных и продвинутых групп, потребителями старой культурной продукции оказываются более пассивные и зависимые группы (пенсионеры, люди с невысоким уровнем образования и доходов, жители села и малых провинциальных городов, с ограниченным доступом к культурному разнообразию). Поэтому именно эти категории склоняются в большей степени к телевидению, чем к чтению, а среди разных программ они выбирают старые советские фильмы и ретропередачи, то есть продукцию все той же уже ушедшей интеллигенции.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Борис Дубин, Литературная классика в идеологиях культуры и в массовом чтении /09.12/
Если выйти за пределы чтения школьников, "классические авторы" никогда не преобладали в круге чтения каких бы то ни было читательских групп. Индексом социальных перемен на протяжении последних веков всегда была литература, современная по проблематике и массовая по характеру обращения к читателю.
Денис Бычихин, Плоды рефлексии второго уровня. Выпуск 2. /08.12/
О центропупкизме, литературном маргарине и новом псевдониме Владимира Сорокина
Денис Бычихин, Плоды рефлексии второго уровня /02.12/
Первый выпуск еженедельного обозрения-рейтинга книжных рецензий в оффлайновой прессе
Евгений Горный, Игорь Пильщиков, История личной жизни
(Лотман в воспоминаниях современника)
/02.12/
Продолжение расследования книги Б. Егорова о Лотмане. Миф об Ученом и Интеллигенте, нашедший предельное выражение в монографии, был сотворен самим Лотманом.
Псой Короленко, Кот внутри /02.12/
Все спрашивали, "why Lawrence..." Почему оставил свой "бункер" в Нью-Йорке? За 16 лет до смерти приехал в местечко, сел на чистяк, написал свою лучшую книгу: "Кот внутри". Приход в Ясной Поляне. "Cat Inside".
предыдущая в начало следующая
Лев Гудков
Лев
ГУДКОВ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100