На следующую ночь он уже не знал, где он,
и не чувствовал холода.
Ветер задувал пыль ему в рот, пока он пел.
"Нежная добыча" (Delicate Prey), Пол Боулз.

В поле присутствовала какая-то зловещая тьма, как в недопроявленной пленке.
Уильям Берроуз

Не настоящий поэт

Кому только не говорила Гертруда Стайн, что он поэт не подлинный и писатель не настоящий? Известно также, что, в зависимости от обстоятельств и требований "законов композиции", ей ничего не стоило изменить точку зрения. В данном случае нас интересуют не столько литературные пристрастия Гертруды Стайн, сколько факт того, что после произнесенных ею слов с последующими рекомендациями молодой композитор - именно таковым считал себя в конце 20-х Пол Боулз (Paul Bowles) - почувствовал облегчение: никто никому ничего не должен, и потому время открывает ему врата сновидений. Совпадения зависят не столько от желания, сколько от тесноты существования.

Каждое путешествие - сновидение. Их дается ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы выстроить зеркальные карты нашего движения вспять, к "собственному началу". Можно лишь догадываться, почему и когда Танжер для Пола Боулза обозначил себя двойной точкой прибытия на границу Магриба, пунктом Б, в котором роль чужого дается бесповоротно, но не безвозмездно, и где две культуры, Европы и Африки, сходятся в земном разрыве Гибралтара.

Нечто вроде обыденной галлюцинации, на чьих подмостках разыгрывается наслаждение намеренного небытия. Такого рода галлюцинации прозрачны, лишены пафоса и подобны сиренам, обещающим терпеливым раскрыть секреты превращений.

Читающий Боулза при желании может отметить, что кратко перечисленные качества присущи также и его работам: письмо питается нежеланием говорить, слог скорее стерт, чем скуден.

Alcheringa¹

В 73-м (быть может, несколько позже) Пол Боулз начитывает нечто вроде краткого эссе, описывая свой метод или, точнее, географию своего письма, пространство чтения которого явно не совпадает со сценой страницы. И которое производит впечатление несвершаемого приближения к пониманию с одновременным от него отстранением. Создается впечатление, что ему нужно другое, нежели участие читателя. Но прикусим палец недоумения и запишем иглами изумления в углах глаз следующий вопрос: почему роман "The Sheltering Sky" (кстати, вошедший в пресловутый список ста лучших англоязычных романов) переводится на русский как "раскаленные небеса"? Очевидно, для Бертолуччи слишком важно было наличие эффекта "пустыни, зноя, пламени, песков" и блуждающих английских пациентов. Возможно, гибель нашей цивилизации таится все же в картинках как таковых.

Выслушаем, однако, самого Боулза:

"Марокканские курильщики кифа(ы?) не прочь поговорить о "двух мирах", один из которых управляем непреложными естественными законами, тогда как другой, мир кифа, открывается как "реальность", существующая сообразно проекциям его собственной сущности, состоянию его сознания, в чьем поле элементы материальной вселенной исподволь перестраиваются под воздействием каннабиса, чтобы совпасть с внутренними требованиями личности. По сути, эти вариации не представляют собой интереса, когда бы не были для проживающего это состояние неким указанием. К тому же, если он может руководить процессом деформации, то опыт, извлекаемый им, оказывается вполне пригодным в повседневной жизни. А если он доверяет точности своих истолкований, он принимает этот опыт как руководство к непосредственному действию. Стало быть, для посвященного/просвещенного курильщика переход в "другой мир" зачастую оказывается путешествием, предпринимаемым для получения соответствующих инструкций".

О таких едва заметных переходах из яви в иную явь, но много раньше и не столь дидактично, Боулз пишет в рассказе "Тысяча дней Мухтара" (перевод Василия Кондратьева, "Митин Журнал" # 43).

Шум

Если для Мориса Бланшо шум возникает со смертью последнего писателя, поскольку писатель - единственная инстанция, удерживающая мир в тишине, то для Мухтара таковой инстанцией была жена (невеста?), после чьей смерти шум с возрастающей и неодолимой силой затопляет окружающее. Мухтар видит сон, в котором он убивает своего друга на рынке. По пробуждении он идет на рынок и в ходе внезапно вспыхнувшей ссоры из-за денег, не возвращенных якобы другу, понимает, что не хочет убийства:

"Этой ночью мне снилось, что я пришел сюда убить этого человека, моего друга. Я не хочу его убивать. Я не собираюсь его убивать. Смотрите внимательно, я не делаю ему больно".

Убийство состоялось. Заключительный эпизод в суде выглядит так:

"Я слышал от свидетелей, что было на рынке, - произнес кади. - Я знаю от них, что ты злой человек. Честный человек не станет проживать злой сон. Бухта умер от твоего сна, - и заметив, что Мухтар хочет сказать, он перебил. - Я знаю, но ты дурак, Мухтар. Ты проклинаешь ветер, ночь, свое долгое одиночество. Хорошо. Тысячу дней в нашей тюрьме ты не услышишь ни ветра, ни дождя; ты не узнаешь, день или ночь, у тебя всегда будут товарищи, заключенные".

Ничего особенного. Тем паче, что в самом конце истории силок анекдота оказывается фальшивой фигурой, ложным сигналом, - в тишине тюрьмы Мухтар вспоминает, что действительно должен приятелю деньги и тот был совершенно вправе пенять ему. Вполне литературный рассказ. Вполне внятно рассказанная история. Но совпадает ли она с собой, остается вопросом. Вещи, коими дан мир, - неизменны. Они таковы, как есть. На рассвете обломок скалы видится головой старика, на закате мы замечаем, что смотрим на очертание руки. Медленное изменение света, ракурса, интенсивности, угла зрения, пищеварение, ненароком полученное известие, упавшая на пол книга - все это и многое иное есть "переход". Каждая вещь знает, где таится источник зрения.

Но в пространстве между ожидаемым и возможно существующим вне восприятия и опыта постоянно мерцает "третье", "сосуществующее состояние", и высказывание о нем, "высказывание с промежуточным значением истинности, по словам Вернера Гейзенберга, не поддаeтся выражению на обыденном языке".

30 декабря 1910 года в Нью-Йорке на свет появляется Пол Боулз.

Кто пришел, тот и уйдет

В юности он пишет рассказ "Frozen Fields", в нем повествуется о "некоем" мальчике, грезящем о дружбе с волком, который мог мы загрызть его отца. Трудно сказать, свидетельствует ли эта история о напряженных отношениях с отцом или же о знакомстве с историей Панкеева. В словесности сказочные волки отнюдь не редкость. Ни в одном из писем на этот счет нет упоминаний. Хотя в одном из них, от 15 сентября 58 года, издателю, испросившему биографическую справку, - он последовательно выставляет определенные акценты, подробно очерчивает траекторию своего "перехода". Родился в Нью-Йорке, юность прошла в период великой депрессии. В 16 лет художественная школа - и тотчас мысль о том, насколько глупо быть художником. Затем университет в Вирджинии (и то потому, что там учился Эдгар А. По), брошенный спустя полгода ради Парижа, где к тому времени публикуются его литературные опыты.

Париж приелся на удивление быстро. Снова Америка, но опять-таки для того, чтобы ее оставить. Судя по всему, именно в этот период Гертруда Стайн говорит ему, что он "не настоящий" поэт и лучше бы ему уехать в Марокко.

Алжир, Сахара, Вест Индия, Южная Америка, Мексика (четыре года). В перерывах Нью-Йорк, музыка для спектаклей, в их числе первый спектакль Теннесси Уильямса, - "а потом я уехал в самое сердце Сахары и написал "The Sheltering Sky".

16 лет спустя, после первого посещения Марокко, он обосновывается в Танжере, чтобы остаться навсегда. Вместе с Джейн. Их брак вызывает множество пересудов.

А в 50-х у него скрывается от неприятностей Уильям Берроуз. В "Интерзоне", говорят, очень много от Танжера той поры. За Берроузом подтягивается Аллен Гинзберг. Сколько их перебывало там за все годы, неведомо. Джон Хопкинс в своем дневнике называет множество имен - Барбара Хэттон, Брайн Гусин, княгиня Располи, Майкл Форбс, Тимоти Лири, Эстелла Парсонс, Пол Гетти, Рудольф Нуреев, Ив Сен-Лоран...

Другая сторона луны

Меня не оставляет зыбкий мираж, порой то и дело томит как бы чужое воспоминание или предчувствие. Я вижу палубу, я готов чувствовать запах горячего дерева, смолы, бирюзы, соли и видеть их в шезлонгах, стоящих у шлюпок, застывших в свете вод, придерживающих шляпы, - и то сказать, трансатлантическая эпоха. Темное солнце Океаноса сияет со всех сторон. Писать, повторяю я, чтoбы не сбиться со счета, значит обречь себя на нескончаемое опоздание при полном осознании того, что любая, самая запутанная история, исполненная трепетом, восторгом, ужасом, завершается тавтологией, металлическим привкусом во рту и резью в глазах. Пишущий грезит о ночи, будучи приговорен к неуязвимому рассвету, когда даже тень не скрашивает своей банальностью безразличное ничто окружения.

1984 год, Ленинград, проспект Мечникова. Две коробки книг, полученные от Джона Мартина, издателя "Black Sparrow Press", стали для меня полной неожиданностью. Среди томов Уиндома Левиса, Джoна Вaйнерса, Олсона, etc. оказались два романа Пола Боулза и собрание его рассказов. Сегодня в моем доме нет ни одной его страницы. Все осталось у Василия Кондратьева, впрочем, одну книгу - "Collected Stories" - он, по его собственному утверждению, отдал в свое время для работы Сергею Хренову.

Говоря о подводных снимках "Титаника", Славой Жижек пишет, что ужасающее впечатление, производимое ими, определяется вовсе не символической сверхдетерминацией, метафорическим значением, - "это не столько репрезентация, сколько инертное наличие". Это, говорит он, материализация ужасающего, невозможного наслаждения.

"Глядя на снимки затонувшего лайнера, мы оказываемся в сфере запретного, в месте, которое должно было остаться невидимым: то, что оказалось доступным нашему зрению, - это своего рода окаменевший лес наслаждения".

Мандариновый сон

Танжер - один из старейших городов Северо-Западной Африки. Литература - один из видов общественного сознания. Вначале Танжер населяли финикийцы. Герой художественного произведения выражает типическое своего времени. Финикийцев изгнал Карфаген, у которых город отобрал Рим. Россия является одним из видов галлюцинаций. Перехода не существует. В текстах Фрейда термин "Танатос" не встречается, однако, по свидетельству Джонса, Фрейду случалось употреблять его устно. Арабы взяли Танжер в 705-м, но не включили в Оттоманскую империю. В 1471-м им управляла Португалия, а в 1925 году город стал Интерзоной. Там исток реки Мао, которая поворачивает на восток и впадает в озеро Инь. Там множество коней бо. У них белое туловище, один рог, хвост как у быка. Кричат человеческим голосом. Когда мандарины впервые стали продаваться в Танжере, они сменили свое название на tangerine. Наверное, кто-то еще помнит группу "Tangerine Dream". В 1999 году, 18 ноября, в "Итальянском госпитале" города Танжер умер от инфаркта писатель Пол Боулз.

Примечания:

¹ "Время сновидений" у австралийских аборигенов, также журнал "Alcheringa" издававшийся Джеромом Ротенбергом (Jeromy Rothenberg) в 50-х.