Наслаждаемся эрудицией и интеллектуальными потенциями автора | Сразу переходим к интервью с Ириной Прохоровой

Во всем остальном мы были почти уверены. Но все было не так.
Александр Введенский. Некоторое количество разговоров

I

Меня привлекла эта тема, - а говорить я намереваюсь об иерархичности, - поскольку в последнее время известный скрип "руля" слышится много отчетливей прежнего.

В силу обстоятельств мне довелось стать свидетелем выступления философов, в связи с выходом русских переводов Юнгера довольно убедительно толковавших о счастье обретения "топоса", "места", о необходимости ограничения того, что "мы", оказывается, превратно понимали как "свободу".

Возможно, я ошибаюсь, но философы в ходе дальнейшей беседы коснулись также "подчинения себя" четким принципам подчинения, что, следуя их рассуждениям, возвратит "силу" (как она была утрачена и что собой представляет, остается догадываться) и что доподлинно было известно Юнгеру, пронесшему свое знание сквозь стальные грозы.

Стоит ли, право, проводить аналогии, обращаясь к вошедшей в сегодняшний обиход политической риторике, или же ссылаться на несколько менее артикулированное желание русской литературы?¹

С другой стороны, меня не оставляет удивление от того, как порой странно сплетается узор случайностей. Какие-то политики, философы, паче того, литературные критики в один прекрасный день дожидаются прихода путешественника и находят себя едва ли не участниками "конференции птиц". Но почему Юнгер, а не Кун-цзы?² Если выбирать, так уж Кун-цзы. Куда как немногословен. Я хотел сказать - слова короче. Язык другой.

Например, иерархия, обозначающая, если я верно понимаю (помимо "священной власти"), устойчивую систему соподчинения в картине мира или же общества, у Кун-цзы выражается понятием чжун (дословно - "преданность"). Хотя, забегая вперед, я могу невольно разрушить необходимую последовательность, со-подчиненность, непреложный порядок времен, чего делать не следует. Итак, до того, как появляется чжун, уже существует ли. Переводчики предлагают понимать ли прежде всего как ритуал, набор правил, set of the rules. Систему.

Подобно пирамиде, венчаемой алмазной пылинкой, Система свершается в Императоре (к сожалению, Кун-цзы явно не успел коснуться темы "двух тел короля", что было впоследствии сделано в Европе).

Тем не менее, подходя к этому моменту, нужно быть как можно более осторожным. Здесь и возникает то, что вносит некоторое оживление в немую картину приезда Сына Неба, тяньцзы, в колеснице, запряженной драконами.

Следующая выдвинутая Кун-цзы концепция "исправления имен", бесспорно, дает понять, что любая жесткая, устойчивая система, вопреки уверенности в обратном, тяготеет к неполноте, к потере равновесия. Таким образом, процедура исправления имен есть не что иное, как очередное возвращение стабильности. Иными словами, собственного "топоса", - раньше, как известно, было принято говорить о "корнях".

"Если имена неправильны, - отвечает Учитель на вопрос Цзы-лу, - то слова не имеют под собой оснований. Если слова не имеют под собой оснований, то дела не могут осуществляться. Если дела не осуществляются, то ритуал и музыка не процветают. Если ритуал и музыка не процветают, наказания не применяются надлежащим образом. Если наказания не применяются надлежащим образом, народ не знает как себя вести".

Не будем останавливаться на весьма зыбком указании Кун-цзы касательно возможной связи платоновского "Кратила" с его же "Государством". О корнях, к примеру, говорит и Тимур Новиков в своем недавнем интервью по случаю открытия московской выставки, где изысканные ткани вместо "оскар-уайльдов" пеленают юных пионеров, точнее, фотографии скульптур тех же пионеров, не так давно предназначавшихся для лагерей и унесенных очередным ветром. Не приходится сомневаться, что Кун-цзы не замедлил бы включить упомянутую выставку в программу исправления имен, однако поскольку мы родом из другого словаря, остается прибегнуть к любезно предложенному иному термину: "новая серьезность", которая, по Тимуру Новикову, "двинулась дальше", что доказывают, по его словам, "последние выборы, которые проходили в стране; ставшие явной демонстрацией смены постмодернизма новой серьезностью", и которой должно возвратить процветание ритуалу и музыке.

Тревога Тимура Новика относительно процветания и выброшенных на помойку фотографий понятна. Она имеет под собой основания и обусловлена временем - как говорит сам художник, - "когда деятели культуры активно начинают проповедовать чужие ценности, а наши [ценности] начинают принижать и выкидывать на ту же помойку. Это [речь по-прежнему идет о фотографиях садово-лагерной скульптуры] - уничтоженный идеальный образ будущего нашей страны, то, к чему она должна стремиться".

I.e., ценностей незыблемая скала.

Неколебимость последней представляет не только эстетическую значимость. Именно устойчивость, закрепленность, закрытость/завершенность в восходящем соподчинении предоставляет возможность создания табели о рангах, желание которой в свой черед можно описать и как следствие травмы, невроза, а может быть, страха. Ведь бывает, он тоже порой стучит в сердца отважных. Что при переходе на иной диалект означает постоянство цен, а если и инфляцию, то - почти неуловимую, милосердно дарующую время для адаптации.

Стазис и статус - одно и то же.

Циркуляция, трата, потери, неопределенность, динамика, трансгрессивность, неправильность имен оказывается в итоге не чем иным, как страданием. Метафора Фрейда "Эрос-Танатос" продолжает свою работу с регулярностью железной дороги.

Параллельность параллелей тоже казалась непреложной. Но дело не в параллелях и аналогиях. И не в "надлежащих наказаниях" за искажение имен, неправильную, неуместную речь. Дело в другом. В другом лице, играющем на подмостках этой истории, - Чжуан-цзы:

"Говорящему есть что сказать, однако то, что он говорит, весьма неопределенно. Тогда действительно ли существует речь? Или же речи никогда не было? Ее считают отличной от щебета птенца - действительно ли есть такая разница? Или же ее нет? Где же пребывать речи, чтобы быть неуместной?"

Последний вопрос возвращает меня к философам затем, чтобы понять: единственное место речи исключительно в ее неуместности. Как многого другого.

Включая и следующий разговор с поэтом, критиком Александром Скиданом и Ириной Прохоровой, директором издательства "Новое литературное обозрение" и главным редактором одноименного журнала в Москве, а с мая 2000 года "вошедшей" в комитет премии Андрея Белого.

Конечно же, читатель, ты догадался: мы давно перешли в другие комнаты.

II

(другие комнаты, другие голоса)

АТД. Ирина, недавно мы говорили с Маратом Гельманом по поводу его "культурной машины", предполагающей создание чуть ли не калибровочной системы для выработки критериев в художественной среде. Является ли, на ваш взгляд, институт премий подобной машиной, инструментом создания иерархии?

ИРИНА ПРОХОРОВА. Знаете, затронутая вами тема болезненна и, видимо, предполагает начало больших разговоров, - по меньшей мере на ближайшие десять лет... Но я попытаюсь высказать несколько немудреных соображений о формализации литературного поля. Идея состоит в том, что если начинается разговор об иерархиях в популярных терминах, мы так или иначе, пускай косвенно, пускай с оговорками принимаемся говорить об абсолютной монархии.

Тяготение к идее какого-то верховного судьи неиссякаемо. Причем именно в государственном масштабе, не меньше, - а далее воображение трансформирует идею в картины простого советского соподчинения структур. С поправкой на время.

С другой стороны, когда возникают отдельные литературные премии, к ним всегда предъявляются претензии в необъективности. Фактически предполагается, что литературные премии обязаны быть абстрактными представлениями высокого вкуса, не очень-то определяется при этом какого, но непременно незаинтересованного, в результате чего, считается, только и возможна истина.

АЛЕКСАНДР СКИДАН. Чаще все происходит наоборот.

ИРИНА ПРОХОРОВА. Да, и литературных премий, на мой взгляд, должно быть просто много. И все они должны быть крайне субъективны.

АТД. А как насчет ненавязчивого возвращения мечты о Первом Поэте Страны, первом и главном хранителе Истины? Мечты об эталоне? Словом, - "покажите, как надо". Признаков предостаточно. Казалось бы, порой в неожиданных областях литературы.

В критике теперь отдается предпочтение произведениям с искусно сложенным анекдотом, блестяще рассказанной истории с положенным концом в привычном месте...

Иными словами, в формальном отношении предпочтение отдается жестко организованным произведениям, все тем же иерархическим формам.

ИРИНА ПРОХОРОВА. Проблема заключается в странной связи литературы и жизни. У нас. Жесткая организация внутри произведений почему-то всегда переносится затем на структуру самих литературных организаций, а потом и на политические порядки. Эта аберрация в нашей стране укоренена особенным образом потому, что долгое пребывание в границах одной модели безо всякого представления об альтернативных возможностях тоже сказывается, чего нельзя не учитывать.

АЛЕКСАНДР СКИДАН. Добавлю о духе времени, потому что перемены, произошедшие в социальном поле, просто бросаются в глаза, и тут нельзя не сказать о поводе, триггерном моменте этих перемен, я имею в виду бомбежки Косово, которые неожиданно консолидировали определенные социальные и культурные слои, в результате чего возникла некая фантазматическая ось, на которую люди стали проецировать свои тревоги, страхи, надежды, мечты.

После десятилетнего разорванного, фрагментированного мира, в котором мы очутились после распада Союза, впервые возникла возможность собирания социального тела. Последующее кажется мне логическим продолжением необходимости собрать тело империи, а в нем - себя.

И литература, и культура вообще, думается, также попадают в эту турбулентную зону социальности, в которую, не надо забывать, вливаются немалые политические инвестиции.

Поэтому желание иерархии, желание традиционных отношений, прозрачных сюжетов как в жизни, так и в литературе во многом объясняется нахлынувшей усталостью от "свободы", оказавшейся в действительности не тем, чем ее представляли.

АТД. Ну да, как же, как же! И все-таки, почему в сокровенной "глубине" казалось, что свобода означает бесконечные деньги и пожизненную пенсию с нужных лет? Компенсация? Но за что?

АЛЕКСАНДР СКИДАН. А что такое демократия? Мир без метафизики. У такого мира нет никаких метафизических оснований...

АТД. Одну секунду, Саша, метафизика всегда являлась эдакой земляничной поляной, где так легко потеряться, исчезнуть.

АЛЕКСАНДР СКИДАН. Отчасти. Однако "постисторический" мир есть мир, в котором никакая метафизика не работает, а работают лишь механизмы эффективности. Объемы информации, скорость передачи информации, новые технологии, ускоряющие отношение к насущным решениям и так далее... Так или иначе, установка на эффективность, сложность и оперативность оказалась страшным ударом для того коммунального тела, которое мы называем Россией.

Просто сегодня маятник качнулся в обратную сторону... к основаниям, иерархиям, к отцовской метафизике и, конечно же, к жесткой власти и контролю во все большем пространстве социума.

АТД. Но власть тогда перенимает метафизическую составляющую. Да? Поскольку, если она становится верховным судьей, она - непостижима, во-вторых, должна быть ирреальной, не подвластной никакой логике. Никому не дано знать, по каким законам существует второе, сакральное тело императора.

АЛЕКСАНДР СКИДАН. Почему же... император берет на себя роль метафизического гаранта, гаранта целостности народного тела, - я бы так сказал.

АТД. Тогда беспокойство молодого поколения так или иначе находит себя в работах Пелевина, - и тут я уточняю: Пелевин вводится лишь как фигура обобщения.

Согласитесь, прозрачность, иерархичность, устойчивость пригодны только в евклидовом пространстве, в иных это теряет смысл...

ИРИНА ПРОХОРОВА. Представляете, у меня довольно неприлично-оптимистическое отношение к этому явлению. Я внимательно следила за Сашей... у нас метафизические аспекты по привычке связаны с традиционными вещами, но почему же никто не желает искать возможности метафизических сущностей в новых проявлениях и связях?

Да, разумеется, метафизика связывается с фигурами власти, такова традиция. Я не хочу останавливаться на том, что это может являться результатом неумения или незнания что такое свобода, но прежде всего, мне думается, это связано с осознанием собственной неконкурентоспособности.

Когда общество закрыто, все с радостью занимаются строительством пантеонов для местных богов. Когда общество открывается, оказывается, что нужно очень многое, чтобы вступать в иные отношения... между тем прежней пропагандистской машине нельзя отказать в проницательности и мощи. А если возвратиться к Пелевину, то мне кажется, что он, быть может, один из немногих авторов, пытающихся найти метафизику в других слоях.

АЛЕКСАНДР СКИДАН. А я позволю себе еще о поэзии... Исходя из наиболее мне интересной практики, я вижу в попытках такого рода сборки и припадания к истокам политической риторики, контроля, управления то, что в поэзии явно идет возвращение к зарекомендовавшей себя классической традиции, во все времена тесно связанной с политической риторикой.

Но, это уже о чем-то другом, хотя - имеющем непосредственное отношение к исправлению имен.

Примечания:

¹ 28 мая на ТВЦ Глеб Павловский, не обинуясь, перешел к безукоризненно-прозрачной лексике: "правительство военного времени", "лишний фронт" etc. Эполеты Муамара Каддафи все чаще стали являться в моих снах...

² Привычней - Конфуций.