Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / < Вы здесь
Кинь в меня мылом
Дата публикации:  28 Сентября 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Одной из незаметных вещей, - точнее, одной из вещей, самым незаметным образом вошедших в обиход благодаря интернету и точно так же незаметно его, обиход, изменивших - оказалась электронная почта. Вялые, но настойчивые ламентации ревнителей пера и почитателей Гутенберга - припоминаю на всякий случай какую-то летнюю конференцию отнюдь не птиц, но писателей в Москве - относительно того, что мы опрометчиво покидаем его галактику, что добрый старый мир разлинованной страницы, неврастеничных черновиков и почтовых лошадей уходит в прошлое, уступая миру визуального образа, точечного роения букв, иной чувственности восприятия знака, остаются скорее неким рудиментарным обрамлением независимого хода вещей.

Картина, которую удается иногда угадать в этом орнаменте, по своему содержанию однообразна и исполнена легкой меланхолии. Писари, владеющие безукоризненным "рондо", свечи, чернильницы, ночные думы, "мартобря 2034", - словом, все то, что исподволь оплакивается особого рода поэзией - тает на глазах. Вместо этого на просцениум выходят эдакие злокозненные фигуры виртуальных чудовищ в перчатках и шлемах, чей жаргон устрашает неведомой лексикой и в чьи намерения очевидно входит разрушить то, что "нам так дорого".

Между тем логика изменений фактур и модусов письма свидетельствует о другом. Каждый следующий предстает, как правило, более богатым, чем предшествовавший, и при этом новый не только не репрессирует бывший, но добавляет к уже существующим новые возможности. Немое кино сменилось звуковым. Затем пришел цвет. После чего возник иной формат. Затем non-stop телевидение, глядя по которому немые черно-белые фильмы, порой удается получить незамысловатую порцию удовольствия. Опять-таки: каким образом новые формы письма повлияли в свою очередь на "пишущих", - история другого рода.

Тем временем революция интернета, в течение десяти лет плавно изменявшая мир, помимо создания World Web, "мировой паутины", трансформировавшей, в свой черед, восприятие времени и пространства, а следовательно, и возможности выражения, - эта революция, как ни странно, отмечена еще одним существенным обстоятельством возвращения к пускай виртуальному, но все тому же писанию. Оказалось, что мы бессознательно описали круг и возвратились к "бумаге", невзирая на пылкие речи в защиту нового, digital, порядка вещей.

Потому что на самом деле интернет повернул нас к прошлому, поскольку, как пишет Адам Гопник, интернет и есть письмо, так как буквально написан "от начала и до конца".

Конечно, возможно и возражение: что же в таком случае является "носителем" этого письма? Бумагу можно трогать. Книгу можно осязать, более того, обонять: типографская краска, запах мануфактуры и т.д. А чего стоит особая почтовая бумага, ее особый, неповторимый запах, цвет, коим столько внимания уделено в литературе! Что, наконец, отделяет иссечение первознака на камне от экрана монитора? Отвечая на воображаемый вопрос, я думаю, что прежде всего необходимо учесть изменения представлений о материальности, произошедшие пусть только лишь за последнее столетие и повлекшие за собой иные возможности описания материального объекта, прежде оперировавшего координатами "конца и начала" (у каждой вещи есть то и другое), а теперь - некой плавающей точкой постоянного "сейчас", отсчет от которой затруднителен, да, наверное, и невозможен.

К тому же наивно утверждать, будто мы можем осязать знак, будь он даже выполнен из раскрашенного железобетона и вознесен до 44-го этажа.

В целом "быть on-line" означает, с одной стороны, постоянное сейчас - real time; но, с другой стороны, это значит и чтение слов, написанных другими, причем, помимо всего прочего, быть on-line означает еще и писание собственных слов, адресованных другому. Даже игровые сайты не страдают от их недостатка. Не говоря о порнографических, вдоль и поперек испещренных пояснениями и различного рода сомнительными историями. Если же говорить об электронной почте - бесспорно, она представляет собой явление словесное. Разумеется, при мгновенном соединении. Но только соединении, не более.

Еще лет пять тому все отношения были обязаны телефону, не считая, быть может, десятка-другого писем, отправленных за год. Конечно, есть основания думать, что существовали и в недавние времена исключения, были подлинные чемпионы эпистолярного жанра, однако мотивы их страсти видятся иными - в их предприятии изначально была как бы стерта граница личного дневника и внешнего мира, а функции собеседника переданы не собственному "я", не воображаемому будущему читателю, но реально существующему, выступающему в какой-то мере издателем присылаемых ему записок.

Между тем ни телефон, ни видеотелефон не дают таких возможностей, как электронная почта. По той простой причине, что письмо, письменный язык как-никак является некой спасительной преградой, некой другой кожей, дистанцией, позволяющей в любой момент исчезнуть из поля зрения кого бы то ни было. Пространством, в котором никому не удастся лишить тебя мгновения одиночества на столь перенаселенном необитаемом острове.

Напротив двери моего офиса расположен кабинет профессора Марека Скальски. Мне кажется, он единственный человек в радиусе 50 километров, который со злорадным торжеством, буквально в священном опьянении грохочет на своей вовсе не электрической машинке IBM. Не исключаю, что пишущая машинка является какой-то таинственной частью его жизненного проекта. И потому, наверное, его коллеги с различных отделений крадучись подходят к его двери и с выражением мистического ужаса и - как знать, - быть может, и восторга завороженно и подолгу слушают грохот клавиш, как если бы слушали хор небесных светил.

Связаться с профессором возможно лишь отловив его в лифте или в коридоре. Стука в дверь он не слышит по понятным причинам. Факс его сломался еще в двадцатом веке. Телефон у него вызывает приступы ярости, поскольку первые слова, которые он слышит, являются вопросом относительно его e-mail адреса.

Я киваю Элиоту, профессору с кафедры славистики, большому специалисту по Марининой, и возвращаюсь за стол, чтобы написать последнюю фразу: если я не прав, кинь в меня мылом.

New York, Broadway 726, 19 сентября


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Игорь Немировский, Умные книжки: неделя отпуска за свой счет /20.09/
На XIII ММКЯ практически отсутствовала литература, хоть сколько-нибудь выходящая за рамки массового спроса. Постскриптум участника.
Дмитрий Кузьмин, Против "бронзового века" /01.09/
Российская литературная жизнь больна синдромом подмены пространства: группа лиц, не зная о существовании всего, что существует, или делая вид, что не знает об этом, выстраивает некий отдельный мир со своей иерархией авторитетов и системой ценностей, громогласно объявляя или молчаливо полагая, что он - настоящий, а ничего другого как бы и нет.
Аркадий Драгомощенко, Имя собственное /25.08/
Должен ли быть издатель критиком? Трудно сказать. Можно, конечно, предположить, что издатель - это анти-Харон. Что он перевозчик теней в царство дня, вещности, материальности, прямого времени и циркуляции денег.
Сергей Болмат, Все выдумано от начала до конца /24.08/
Автор "Самих по себе" отвечает на вопросы читателей РЖ.
Эллиот Уайнбергер, Октавио Пас: художник нахуатля /12.08/
Бог послал меня вестником, и я превратился в стих.
предыдущая в начало следующая
Аркадий Драгомощенко
Аркадий
ДРАГОМОЩЕНКО
URL

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100