Миша Новиков должен был написать статью в этот номер "Власти" и, несомненно, написал бы ее. Веселый, обритый наголо любитель свободы, он был чудовищно обязательным, никогда за свою газетную жизнь он не сорвал ни одного дедлайна. И вот впервые, после его дедлайна, статью на зарезервированных ему страницах приходится писать другому, и писать о нем.

Он погиб ночью 5 ноября. Его форсированный "Гольф" сорвался с дороги и превратился в комок железа. Комок этот выглядел так, будто машину давили прессом, а потом оставили на зиму в кювете. Невозможно было вообразить, какая сила вмешалась в его обычный маршрут. Мишу выбросило наружу, он умер мгновенно. До дверей его дома оставались минуты.

27 ноября ему должно было исполниться 43 года. Он написал две книги, множество стихов и рассказов, его сценарий фильма сейчас ходит по киноинстанциям. Может, и снимут. У него были жена, дочь, приемный сын. У него родился внук. У него была куча друзей, и все они пришли на похороны. Они точно знали его лучше, чем мы, работавшие вместе с ним уже много лет.

Потому что до нас в его жизни было все - и лаборант, и завскладом, и руководитель кружка в доме пионеров, и научный сотрудник, и программист. Мы узнали его только в 1996-м, когда он пришел работать в "Коммерсантъ". Что, кстати, и ждало его по диплому ЛитИ "литературный сотрудник газеты".

Зато мы знали его таким, каким они не знали. За эти много лет, перед нами сидя, он написал несчитанное количество статей в газете и в журналах.

Только тот, кто профессионально пишет в газете, понимает, что это за работа. Каждый, кто вынужден бесконечно выдавливать из себя слова, тайно мечтает о том, как хорошо будет, когда его наконец уволят.

Миша Новиков успевал писать дома стихи и рассказы и отказывался чувствовать себя несвободным. А в последнее время стал особенно весел и легок, потому что его ждало двухлетнее освобождение от газетной каторги. Со Светой, Мишиной женой, они готовились прожить несколько времени за границей и там, возможно, решить, чем ему заняться дальше. Все решилось иначе, в одну минуту, и свобода явилась к нему ужасным образом.

В "Коммерсанте" у него была довольно редкая работа - высказывать свое мнение по поводу разных происходящих вокруг вещей. Это могла быть чужая книга, кино, литературная премия. Поскольку он всегда имел это мнение и высказывал его очень легко и дерзко, литературные коллеги-обозреватели из других изданий печатно почтили его память разными, иногда обидными словами. Видно было, что за свои сорок два он успел их так глубоко достать, что сейчас они поспешили в последний раз высказать обиду и раздражение. Оно было смешано с восхищением и завистью, конечно, потому что какому же литературному обозревателю не хочется быть обозревателем жизни? И погибнуть красивым и молодым, чтобы все завыли от жалости. Но я уверен, что у Миши Новикова не было этих пошлых идей и он не желал умирать красивым и молодым, потому что знал, как это бывает. Он поднимался в горы, он твердо стоял на лыжах, плавал, водил машину и писал о гонках "Формулы-1" образцовые репортажи. Спортивные обозреватели, знающие этому цену, Мишу Новикова обожали и совсем не сердились за то, что что-то он делает лучше их.

Мишу Новикова хоронили в любимом черном свитере, мы бы, наверное, и не узнали его в костюме.

Священник читал молитву и объяснял, как следует действовать, чтобы душа обозревателя Михаила Новикова оказалась в раю. Я не знаю, хотя мне стыдно, что не узнал вовремя, как Миша Новиков относится к похоронным обрядам. Мы с ним об этом никогда не говорили, с чего бы вдруг мы стали об этом говорить? Но теперь мне все время хочется с ним поболтать и рассказать ему, как это было. Я знаю, что он оценил бы стиль надписи на своем венке, а написано там было "От коллег по работе", и эмблему на спецовках могильщиков - "Православный похоронный центр".

Нет, лично мне трудно представить себе Мишу просто так сидящим на облаке. Рай для Новикова, наверное, выглядит как-нибудь по-другому. То ли обожаемая им дача, на которой ему было так хорошо, что вечером в редакции он каждый раз с надеждой спрашивал: "Ну, я вам, наверно, завтра не нужен?" Или там тропический лес, или прекрасная гора с подъемниками, кресло машины, не знаю.

Знаю только, что повезет тому, кто окажется с ним рядом. Чтобы наконец-то поболтать обо всем без дедлайнов и помех, потому что я не представляю лучшего собеседника для того, чтобы скоротать вечность.

╘ "Коммерсантъ-Власть", 2000, # 45

╘ Алексей Тарханов, 2000