1. От опуса к эпосу (Объяснительный мемуар)

Вот уже два года прошло, как я довольно удачно вернулся с того света. Скрывать не буду: событие сие сразу же переполнило меня неким органическим самодовольством, в том смысле органическим, что именно организм радовался и тщеславился, переиграв не только самое смерть, но и меня - главного над ним насильника. Однако первым же хмурым больничным утром я обнаружил, что из жизни - а жизнь, если не особенно мудрствовать, можно считать сложной цепью взаимосвязанных ритуалов, - выпали ритуалы наиважнейшие, отчего, натурально, посыпалась и вся их десятилетиями складывавшаяся система.

Ни печалиться, ни бунтовать, ни сочинять новый "проект" сил, слава богу, не было. Оставалось расслабиться и ждать (не без любопытства, впрочем), куда двинется неконтролируемая органика. И врать не буду - сначала захотелось курить. Но потом сразу же - "чего-нибудь почитать". Поскольку долечивали меня с помощью абсолютного голода, то этак вывернулось, заместилось и намертво закрепилось куда более естественное "чего-нибудь пожевать"...

Как говорится, "у нас с собой было": августовские 1998 года номера "толстых" журналов, пухлая пачка рукописей, из которых надо было составить очередной номер "знаменского" "Наблюдателя", и почему-то второй том "Иосифа и его братьев" - для легкого перечитывания, должно быть.

Но в другой жизни "толстые" журналы решительно "не пошли" (жаль только "Старую девочку" Владимира Шарова), гарнитура "новая газетная" издательства "Правда" почти поссорила с любимым Т.М., а из рукописей бесстыдно и бестрепетно была состряпана какая-то полуприличная фигня. А дальше был месяц откровенно физиологического (ибо, напомню, ни пить, ни есть было нельзя) чтения по случайно сложившейся, но затем свирепо соблюдавшейся системе: роман Марининой - роман Дина Кунца - роман Сидни Шелдона (и так - до полного исчерпания рынка). Не помню ни слова, ни названия (стало быть, продукт был вполне диетический), однако из этой случайной системности развился третий сильнейший рефлекс новой жизни: борьба с энтропией. Должно быть, страсть к наведению и поддерживанию порядка где-то на подсознательном уровне связывалась с противостоянием болезни: что такое болезнь, как не частный случай энтропии?

Четвертый позыв к жизни оказался пробуждением частнособственнического инстинкта: если уж быть, так значит - иметь. На подгибающихся ногах я доковылял до первого этажа больницы, где теплилась кое-какая торговля, и купил - разумеется, книгу. Это был "Принц Флоризель" Р.Л.Стивенсона, издание "Известий" 1993 года, дореформенный 100 000-й тираж которого обеспечил смешную цену - 9 рублей. Лет пять до того я вовсе не покупал книжек: дома давила на сознание и пространство пятитысячная доцентская библиотека, а на работе книги дарили, приносили, присылали каждый божий день. Это быстро разлагает здоровый гуманитарный инстинкт книжного стяжательства. И вот он вернулся - как новенький, вплоть до ночных мечтаний: выйду из больницы, сразу поеду в "Библио-глобус"...

Но - зима после дефолта, долги, заносчивое решение делать только то, что хочу и умею - соответственно читать и писать. Где деньги, Зин? С трех-четырех попыток завелась старая машина литературной поденщины, в которой я и кручусь последние два года, чтобы не очень интересоваться ценами на книги, журналы и провайдерские услуги.

Вот так выстроилась скупая, но работающая схема жизни: читаю, покупаю, пишу и пытаюсь наводить порядок в прочитанном, приобретенном и написанном. Это моя нынешняя, самозародившаяся органика, достойная доверия. Все остальные ритуалы суть конвенции, которые я всего лишь соблюдаю, как и положено воспитанному человеку.

А замысел рубрики родился из четкого осознания того, что письменно отрефлектировано (то есть приведено в порядок и присвоено-переварено) оказывается лишь процентов 10 прочитанного. Столь низкий к.п.д., как я понял после некоторого раздумья, связан с неумением отказаться от почтенного принципа "опуса". Принцип простой и существует, должно быть, не только в моей голове: любой законченный и цельный текст ("опус") я могу реально присвоить, только ответив на него своим собственным "опусом". Чрезвычайно затратно. Хочется поискать какую-нибудь ресурсосберегающую технологию. Хотя бы и в школьной физике. Помните про странную природу света - не то он волна, не то поток частиц-квантов? Так вот, оглядываясь на почти любой свой "читательский день", я все определеннее думаю, что его легче описать "волновым" "эпосом", чем дискретным рядом "опусов". А от ограниченного опуса к безразмерному эпосу где же можно перейти легче, чем в интернете?

2. Сороконожке полезно спотыкаться

Естественно-органические процессы, что бы там ни рассказывали про сороконожек, можно и нужно рационализировать. Органика неопрятна, бессмысленна и самодостаточна, она устремлена к тепловой смерти, пока не задашь ей самые простые вопросы, запускающие механизм переработки натуры в культуру.

"Что вы читаете?"

Это реликтовый, неполиткорректный вопрос, его задают в наши дни только журналисты, обслуживающие ведомственную книготорговую прессу, причем самым беззащитным людям: политикам, бизнесменам, звездам шоу-бизнеса, маститым писателям. Все они спотыкаются на одном и том же месте и дружно перечитывают русскую классику.

Увы, у меня почти нет времени перечитывать русскую классику, потому что я читаю:

- от пяти до десяти ежедневных газет со всеми их приложениями;
- все приличные еженедельники в обложках и без;
- минимум десять ежемесячных литературных и окололитературных журналов;
- 20-25 разного качества и жанра книжек из тех минимум ста, которые за месяц проходят через мои руки;
- 10-15 сайтов Рунета (то есть, разумеется, обновления);
- множество рукописей, которые тоже про книжки.

Кроме того, выиграв соросовский конкурс и получив грант, я должен за год (!) составить библиографический справочник по русской литературной периодике за 15 последних лет (1985-1999). Это 1800 номеров толстых журналов, честно расписанных de visu по бессмертному принципу "он - о нем". Минимум пять номеров в день, читать некогда, но какая панорама, какие заголовки! Сейчас вот добиваю "Молодую гвардию" (слыхали ль вы о таком издании, о вольные сыны онлайна?) и с неподдельным волнением слежу за творческим путем прекрасной и яростной незнакомки Алисы Русаковой, который в заголовках выглядит вот так:

Русакова Алиса

• Русским бессмысленно работать не на себя. - МГ, 1993, # 8.
• Советский Союз или Россия? - МГ, 1993, # 11/12.
• О статусе русских в России. - МГ, 1994, # 3.
• Конституция порабощения русского народа. - МГ, 1994, # 4.
• Обломки России станут добычей мирового капитала (Разрушительный смысл "прав человека"). - МГ, 1994, # 5/6.
• Русские и евразийский союз. (Мировой закулисе очень важно насадить в Москве нерусскую власть). - МГ, 1994, # 9.
• Две цивилизации. - МГ, 1994, # 12.
• Главная нация России и как ее эксплуатируют. - МГ, 1995, # 2.
• Русским нужна национальная перестройка. - МГ, 1995, # 5.
• Идеология российского уничтожения. - МГ, 1995, # 12.
• Права человека - не для русских. - МГ, 1996, # 1.
• КУР - концепция уничтожения России, или Чья очередь добывать ресурсы в космосе? - МГ, 1996, # 2.
• Меньшинство и большинство. - МГ, 1996, # 8.
• Славянский вопрос. О научно-космополитических вкусах варяжской интеллигенции. - МГ, 1996, # 10.
• Демократы начинают комиссарить (Или о том, как "новомирцы" ищут фашистов по всему белому свету). - МГ, 1996, # 12.
• Авангард, андеграунд и развитие личности. - МГ, 1997, # 1.
• Кому служил Юрий Андропов? - МГ, 1997, # 2.
• Куда ведут пути цивилизации... - МГ, 1997, # 6.
• Загадка русской идеи. - МГ, 1998, # 1.
• Ни мира, ни войны. - МГ, 1998, # 8.
• "Права человека" для России... - МГ, 1998, # 10.
• Есть ли пороги у вырождения? - МГ, 1999, # 2.

Достойный путь! И кто скажет, что библиография - скучное дело? С другой стороны, она действует как аперитив, а поскольку день начинается и кончается ею, то я, прочитав все вышеописанное (описанное выше, чем библиография Алисы), постоянно голоден и раздражен. И самые голодные дни - выходные.

3. Уикенд впроголодь

На эти никак не структурированные, энтропийные дни я оставляю машинально покупаемые в понедельник, вторник, среду, четверг и пятницу еженедельники. На этот раз до уикенда дожили "неразрезанными" "Итоги", "Деньги", "Власть", "Эксперт", "Афиша", "ЛГ" и "Общая газета". Кто-то затерял "Век", а на "Новой" жена почистила картошку да так и спустила ее вместе с очистками в мусоропровод. Ну и ладно - "Новую" я не люблю и в сеть за ней не полезу.

Покупка "Литературки" - рефлекс слишком давний, чтобы его рационализировать. Но ее чтение вызывает у меня (хранящего как реликвию ее первый 16-полосный номер 1967, кажется, года) фантомные боли в разных местах и сильнейшую изжогу. То тебе доложат, что Достоевский - молодежный писатель, то довольно полный мужчина прикинется Таней Савичевой и расскажет, по питерской традиции, как "умерли все" ("Умер не только Иван Петрович (и не только Борхес), умерла проза толстожурнальная, она же "вагриусовская", и "Hаша марка" вбивает гвоздь в годовые комплекты и эклектичные книжные серии. Умерло букеровское-антибукеровское мельтешение не востребованных никем, кроме приятеля-критика, сочинителей и сочинений. Умерли книги, выпускаемые при поддержке городской (в Питере) администрации и/или Института "Открытое общество"). Только и остановишь взгляд на умненьком, но совершенно безответственном Пирогове, который несет бог знает что: "Если раньше темой творчества был внутренний или внешний мир, и текст, волей-неволей отправляя пресловутую "познавательную функцию", обретал вместе с тем социальную значимость, то нынешние шедевры вроде "Взятия Измаила" повествуют лишь о самих себе. О том, как письмо возникает из пустоты (на месте которой раньше были внутренний или внешний мир)". Дорогой Лев! Я в этом романе (в последних его главах) был лично, поскольку приятельствовал когда-то со старшим братом писателя (который оказался в тюрьме) и бывал в той квартире на улице Чехова, видел и маму, и ее сожителя, и юного тогда Мишу Шишкина, зубрившего языки. Меня слезы прошибали, когда я дочитывал "Взятие Измаила", и страх мучил - не встретить бы себя среди эпизодических персонажей, настолько там все архаически-реально. Я узнал конец истории, при начале которой присутствовал. А Вы по прописям сработали: "письмо возникает из пустоты", "шедевры повествуют лишь о самих себе"...

"Власть" (# 47) порадовала меня двумя выдающимися материалами: 1) Оксана Хмара отправила на тот свет Сергея Сергеевича Аверинцева. Повествуя о выставке древнерусской иконописи в Третьяковке, она бодро сообщила: "Разобраться во всех этих тонкостях поможет каталог, одна из статей которого написана покойным Сергеем Аверинцевым"; 2) Григорий Ревзин написал действительно хорошую статью про то, как погибает "дом-машина" (дом Наркомфина), памятник русского конструктивизма.

Оксану наверняка оштрафуют, а может, и прогонят. Жалко девушку, хотя для Аверинцева примета хорошая.

...Загадочный журнал "Итоги". Четыре месяца я веду во "Времени МН" колонку Nota bene, четыре месяца стараюсь поймать "Итоги" хоть на одной статье, склонной к диалогу, то есть требующей рефлексии... При том, что в "Итогах" с июня идет перманентная истерика и как бы они "взывают", - поверхность остается гладкой, и нет контакта. Это какое-то особое мастерство, секрет которого я еще не разгадал. Впрочем, в этом номере как-то боком (чужая всему контексту, с чужими выносками) стоит действительно "взывающая" статья Тани Вольтской об истфаке Петербургского университета, живущего в атмосфере этак примерно 1949 года. А что - у нас свободная страна!

...В свое время Лев Данилкин сказал, высокомерно повествуя о принципах, на которых зиждется "литературная политика" журнала Playboy: "Мы никогда не напечатаем Клеха". А я Клеха люблю и потому всякий раз, открывая "Афишу" (выпадают из нее всякие бумажки-билетики, проспекты-купончики), с мстительным садистическим удовольствием отмечаю, как сиротливо выглядит книжный уголок Данилкина на фоне тамошнего праздника жизни. "Я езжу к женщинам, да только не за этим", - гордо сказал когда-то Чацкий. Вот и я заглядываю в "Афишу", чтобы почитать там профильную продукцию: статейки и рецензии на CD Юрия Сапрыкина. Любимое словцо юноши: "бескомпромиссный". И рок, и рэп, и фанк - все у него "бескомпромиссное". Что бодрит.

Из "Афиши" в "Общую газету" перемещаешься, словно в машине времени. Этим бы статьям да в памятном 1978-м цены бы не было...

А вот какого черта я упрямо покупаю "Деньги"? Дальний эффект самой талантливой в России рекламной кампании ("Где деньги?" - помните?). И еще один случай: как-то хотел я купить журнальчик "Досуг". А он (форматом поменьше) лежал аккурат на журнале "Деньги". Подаю я купюру и тыкаю пальцем, а продавец, натурально, спрашивает: "Так вам "Досуг" или "Деньги"?". Нелегкий выбор, да? С тех пор так и покупаю "Деньги", и никакого досуга...

Словом, за выходные я проголодался, отчего в понедельник начал читать сразу три книжки: дневники Виктора Клемперера (в метро), "Пермь как текст" Владимира Абашева и совершенно захватывающую книжку с картинками Гасана Гусейнова "Карта нашей родины: идеологема между словом и телом", изданную почему-то в Хельсинки (на работе и дома).

О них - в следующем выпуске, который, по причине отсутствия нужды в преамбуле, будет гораздо короче.