Юнна Мориц. Лицо: Стихотворения. Поэма. - М.: Русская книга, 2000 ("Поэтическая Россия").

Юнна Мориц, поэтесса, ценимая всеми детьми за песню про резинового ежика с дырочкой в правом боку, после долгого перерыва выпустила новый сборник "взрослых" стихов под названием "Лицо". Неповторимое поэтическое лицо Мориц оказалось слегка искажено политической гримаской. В связи с этим детям до шестнадцати новую книгу Мориц читать не рекомендуется.

Остальным - можно. Дело в том, что первые пятьсот страниц сборника - качественный поэтический текст с внутренней интригой. Мориц сама выстроила сборник, подбирая стихи не по хронологии, а по тематике. Прослеживать эту логику занятно: через точки с порядковыми номерами проводишь линию и получаешь картинку. "Дайте мне вашу скуку!" - призывает поэтесса, и ей действительно удается насочинять столько всего, что скучно читателю не будет. Мориц здорово умеет описать природу детства и владеет искусством ненавязчивой дидактики: может научить "о смерти думать с уваженьем" и o6ъяснить, почему "хорошо быть молодым". Правда, заметно, что к девяностым годам накал и этическая выверенность стихов Мориц начинают давать сбои.

И тут наступают последние тридцать страниц. Большой секрет для маленькой антивоенной кампании называется "Звезда сербости (поэма)" и выглядит примерно так: "Очень Моника любила / Хер сосать дебила Билла. / Сербия - не Моника, / Там своя гармоника"; "Соотноситься с кем?.. Какого беса ради / Не видеть, что война - в Москве, а не в Белграде? / Мы - нищие, о да, но не такие бляди..."

Нет, это не газета "Завтра", это та самая Юнна Мориц, которая еще в 1954-м эпатировала коллег-студентов словами "Революция сдохла, и ее труп смердит". В 1995-м она высказала свое элегантное "АНтичное блям" тем, кто посылает молодых солдат в "кафказню". А в 1998 году предложила бойкий, похожий на детскую песенку, собственный вариант российского гимна: "Да здравствуют бандиты, разбойники и воры, / Их личности отдельные, а также коллектив!" Видно, что и в 1999 году Мориц искренне болела за Сербию и верила в способность поэзии искупить грехи людей, но элегантность и сдержанность стиля куда-то исчезли. Юнну Мориц долгое время обходили стороной всяческие волны поощрений, так льнувшие к гораздо менее талантливым поэтам. Поэтесса сторонилась литературной тусовочности и довольствовалась своим собственным званием "лауреат Луны". Но вот что интересно: именно когда Мориц заявила во всеуслышанье, как ее тошнит, во-первых, от наших "сливок общества", во-вторых, от "ГОВНАТО" со всеми их проклятыми деньгами, - именно тогда "сливки" проснулись и понесли к ногам поэтессы те самые доллары по имени "Триумф".

Валерий Золотухин. Секрет Высоцкого: Дневниковая повесть. - М.: Алгоритм, 2000 ("Легенды советского кино").

Владимир Высоцкий лучше умел говорить о политике. Без мата и без истерики. Знаменитый артист старой Таганки Валерий Золотухин уже обнародовал в 1992 году те фрагменты своих дневников, где речь шла о его партнере по таганской сцене. Тогда его книга называлась "Все в жертву памяти твоей...". Видимо, принесено было не все: теперь вышло новое издание - "Секрет Высоцкого", где записи 1969-1989 годов дополнены, плюс еще продлены до 2000 года. Переплет украшен ответом Высоцкого на анкетный вопрос "Кто твой лучший друг?": "Валерий Золотухин".

Лучший друг признается, что зарабатывает на жизнь тем, что исполняет песни Высоцкого и продает воспоминания о том, кто теперь стал его "кормильцем". Высоцкий и сам был не против, чтобы "львиную долю получили лишь те, кому он ее б отдал и так". Определение "друг", в конце концов, авторизовано самим поэтом. Автор с документальной строгостью рассказывает, как Высоцкий привозил ему заграничные джинсы, как они вместе ездили на гастроли, вместе выпивали и как сам он мечтал о роли Гамлета. Правда, тут же доказывает и свою верность, защищая Высоцкого от недавних несправедливых нападок штатного ВПЗРа ("великого писателя земли русской") Виктора Астафьева.

Две любви, две судьбы: Воспоминания о Блоке и Белом. - М.: XXI век - Согласие, 2000 ("Библиотека русской культуры").

"Нельзя с кондачка подходить к трагедии большой жизни", - говорил Андрей Белый. Но "маленькому" читателю с кондачка-то оказывается сподручней. Вот Белый вместе с Блоком вновь выступают в одной упряжке и под одним переплетом. Новая книга "Две любви, две судьбы" объединяет полностью публиковавшиеся только в зарубежных изданиях неоконченные мемуары Любови Дмитриевны Блок "И были и небылицы о Блоке и о себе" и подробные "Воспоминания об Андрее Белом" Клавдии Николаевны Бугаевой. Кондачок, правда, уже известный - любовные драмы поэтов. На этот раз показания дают вдовы.

Клавдия Николаевна о себе говорит мало, полностью концентрируясь на обозначении особых примет супруга. Белый с ее слов предстает эксцентричным персонажем, трудоголиком, любителем танцев и акробатики, с кучей забавных историй, приключавшихся с ним из-за его рассеянности. В общем, таким, каким мы его представляли по гениальному стихотворению Мандельштама. Клавдия Николаевна объяснила все просто. Оказывается, что Бугаеву-человеку страшно не хватало внимания. Андреем Белым меня и так полюбят, а вы полюбите меня Борисом Николаевичем, словно говорил он. Ну, Борисы Николаевичи, положим, сейчас не в моде.

Любовь Дмитриевна выбирает путь "чистосердечного признания": их отношения с "мужем" (в кавычки Блока заключает сама дражайшая половина) действительно складывались негладко. Блока она не обвиняет, а только выстраивает ряд аргументов "защиты", в числе которых ее юная неискушенность и коварство блоковского семейства. В качестве материального доказательства того, как трудно живой женщине быть для собственного мужа лишь бесплотной Прекрасной Дамой, Любовь Дмитриевна предъявляет протокольное описание своего неотразимого юного тела.

╘ Лиза Новикова, 2000

╘ ИД "Коммерсантъ", 2000