|
||
/ Круг чтения / < Вы здесь |
Все о Поэзии 12 Дата публикации: 26 Декабря 2000 получить по E-mail версия для печати Анапест К.Вишневский: "(от греч. анапейстос - отраженный назад) - трехсложный размер, где ударения падают преимущественно на 3, 6, 9, 12 и т.д. слоги. Схема А. ( _ _ ! ) ( _ _ !) ( _ _ ! ) ( _ _ ! ) ( _ _ !) ( _ _ !) и сколько угодно слогов после последнего ударения, оставляющих клаузулу (см.) и в счет размера не идущих. В 18 веке встречался редко, например, в духовной оде А.Сумарокова "Правосудное небо, воззри...". Наиболее характерен для второй половины 19 века (Н.Некрасов, А.Фет). Самая популярная форма - трехстопный А. Значительно реже встречается четырехстопный: У людей-то в дому - чистота, лепота,А у нас-то в дому - теснота, духота... (Н.Некрасов, "Песни"). Изредка встречается двустопный. И, как исключение, пятистопный: Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури,Изрыдалась осенняя ночь ледяными слезами... (А.Фет)" (Тураев 1988). Например, вот современный - и именно, тот, который "как исключение" пятистопный - анапест: Потому что искусство поэзии требует слов,я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов второсортной державы, связавшейся с этой, - не желая насиловать собственный мозг, сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск за вечерней газетой. Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал, при содействии луж порождает эффект изобилья. Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя. Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя - это чувство забыл я. В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны, стены тюрем, пальто, туалеты невест белизны новогодней, напитки, секундные стрелки. Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей; Пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей - деревянные грелки. Этот край недвижим. Представляя объем валовой Чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой, вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках. Но садятся орлы, как магнит на железную смесь. Даже стулья плетеные держатся здесь на болтах и на гайках. Только рыбы в морях знают цену свободе, но их немота вынуждает нас как бы к созданью своих этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом. Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах, свойства тех и других оно ищет в сырых овощах. Ночью внемлет курантам. Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав, к сожалению трудно. Красавице платье задрав, Видишь то, что искал, а не новые дивные дивы. И не то, чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут, Но раздвинутый мир должен где-то кончаться, и тут - тут конец перспективы. То ли карту Европы украли агенты властей, то ль пятерка шестых остающихся в мире частей чересчур далека. То ли некая добрая фея надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу. Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу - да чешу котофея. То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом, то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом. Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза, паровоз с кораблем - все равно не сгоришь от стыда: как и челн на воде, не оставит на рельсах следа колесо паровоза. Что же пишут в газетах в разделе "из зала суда?" Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда, обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе, как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены; но не спит. Ибо брезговать кумполом сны продырявленным вправе. Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те времена, неспособные в общей своей слепоте отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек. Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть. Жалко, блюдец полно, только не с кем стола повернуть, Чтоб спросить с тебя, Рюрик. Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика. Не по древу умом растекаться пристало пока, но плевком по стене. И не князя будить - динозавров. Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера. Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора да зеленого лавра. 1969, декабрь (И.Бродский. "Конец прекрасной эпохи") Драйву до фига - а смысла не очень. Пустословия многовато. Две первые строфы - о чем они? то есть либо изложенное в них является настолько уж глубокомысленным, что мне совсем не по уму, либо в них - вообще никакого смысла и не предполагается, а это - просто так, музыкальное вступление, увертюра. Шум настройки оркестра. Да и третья такая же. Да и в четвертой - первые три строки зашибись - а про орлов я опять и не понял, какие орлы, на какую пыль, и при чем здесь они? Тем не менее стихотворение, конечно, замечательное. Замечательное своим общим напором. А что именно с этим напором сообщается - выходит, бывает, что не так уж и важно. ------- Вот! Ближайший экивалент такому стихосложению, такому типу соотнесения непосредственного смысла и упаковочного материала - рок-музыка: в ней есть текст, имеющий "смысл" (передающий содержание), и есть "музыкальное сопровождение", "содержания" не имеющее. Вот так и в этом стихотворении: одни строчки выполняют функцию "текста" - несут смысл, другие строки и строфы - "музыкальное сопровождение", создающее драйв, но сами по себе содержания не имеющие. -------- Карабчиевский Ю. в "Воскресении Маяковского" заметил: стихи Бродского совершенно не обладают свойством запоминаемости. Если их заучивать наизусть специально, подобно школьнику или актеру, сами по себе они в памяти оставляют только общее воспоминание чего-то чрезвычайно грандиозного и мощного, но ни единой строчки из них Это очень верное наблюдение, так именно оно и есть. А вот почему: да потому что нечего запоминать! Потому что очень трудно запоминать синтаксически сложно организованные, но на самом деле не имеющие никакого смысла наборы слов! Вот в этом стихотворении, одном из самых известных у Бродского - здесь смысл как таковой содержится исключительно в двух местах: в про "красавице платье задрав" и в "представляя объем валовой". Эти места все и помнят, эти места все и цитируют. А остальное - ритмический шум, музыкальное сопровождение. Вообще же анапест, как я нечаянно обнаружил, в наши дни является чрезвычайно успешным размером. Им написаны, например, такие наивыдающиеся стихотворные сочинения, как стихотворение С.Гандлевского "Что-нибудь о тоске и разлуке" (см. Гандлевский) или поэма Т.Кибирова "Сквозь прощальные слезы" (см. Кибиров). (Оба - анапест трехстопный.) Или вот, например, дольник (см.) на анапестической основе: И.Бродский Назидание IПутешествуя в Азии, ночуя в чужих домах, в избах, банях, лабазах - в бревенчатых теремах, чьи копченые стекла держат простор в узде, укрывайся тулупом и норови везде лечь головою в угол, ибо в углу трудней взмахнуть - притом в темноте - топором над ней, отяжелевшей от давеча выпитого, и аккурат зарубить тебя насмерть. Вписывай круг в квадрат. II Бойся широкой скулы, включая луну, рябой кожи щеки; предпочитай карему голубой глаз - особенно если дорога заводит в лес, в чащу. Вообще в глазах главное - их разрез, так как в последний миг лучше увидеть то, что - хотя холодней - прозрачнее, чем пальто, ибо лед может треснуть, и в полынье лучше барахтаться, чем в вязком как мед вранье. III Всегда выбирай избу, где во дворе висят пеленки. Якшайся лишь с теми, которым под пятьдесят. Мужик в этом возрасте знает достаточно о судьбе, чтоб приписать за твой счет что-то еще себе; то же самое - баба. Прячь деньги в воротнике шубы; а если ты странствуешь налегке - в брючине ниже колена, но не в сапог: найдут. В Азии сапоги - первое, что крадут. IV В горах передвигайся медленно: нужно ползти - ползи. Величественные издалека, бессмысленные вблизи, горы есть форма поверхности, поставленной на попа, и кажущаяся горизонтальной вьющаяся тропа в сущности, вертикальна. Лежа в горах - стоишь, стоя - лежишь, доказывая, что лишь падая, ты независим. Так побеждают страх, головокруженье над пропастью либо восторг в горах. V Не откликайся на "Эй, паря!", будь глух и нем. Даже зная язык, не говори на нем. Старайся не выделяться - в профиль, в анфас, порой просто не мой лица. И когда пилой режут горло собаке, не морщься. Куря, гаси папиросу в плевке. Что до вещей, носи серое, цвета земли; в особенности - белье, чтобы уменьшить соблазн тебя закопать в нее. VI Остановившись в пустыне, складывай из камней стрелу, чтоб, внезапно проснувшись, тотчас узнать по ней, в каком направлении двигаться. Демоны по ночам в пустыне тревожат путника. Внемлющий их речам может легко заблудиться, шаг в сторону - и кранты. Призраки, духи, демоны - дома в пустыне. Ты сам убедишься в этом, песком шурша, когда от тебя останется тоже одна душа. VII Никто никогда ничего не знает наверняка. Глядя в широкую, плотную спину проводника, думай, что смотришь в будущее, и держись от него по возможности на расстоянии. Жизнь в сущности, есть расстояние - между сегодня и завтра, иначе - будущим. И убыстрять свои шаги стоит только ежели кто гонится по тропе сзади: убийца, грабители, прошлое и т.п. VIII В кислом духе тряпья, в запахе кизяка цени равнодушие вещи к взгляду издалека и сам теряй очертания, недосягаем для бинокля, воспоминаний, жандарма или рубля. Кашляя в пыльном облаке, чавкая по грязи, какая разница, чем окажешься ты вблизи? Даже еще и лучше, что человек с ножом о тебе не успеет подумать как о чужом. IX Реки в Азии выглядят длинней, чем в других частях света, богаче аллювием, то есть - мутней; в горстях, когда из них зачерпнешь, остается ил, и пьющий из них сокрушается после о том, что пил. Не доверяй отраженью. Переплывай на ту сторону только на сбитом тобою собой плоту. Знай, что отблеск костра ночью на берегу, вниз по реке скользя, выдаст тебя врагу. X В письмах из этих мест не сообщай о том, с чем столкнулся в пути. Но, шелестя листом, повествуй о себе, о чувствах и проч. - письмо могут перехватить. И вообще, само перемещенье пера вдоль бумаги есть увеличенье разрыва с теми, с кем больше сесть или лечь не удастся, с кем - вопреки письму - ты уже не увидишься. Все равно, почему. XI Когда ты стоишь один на пустом плоскогорье, под бездонным куполом Азии, в чьей синеве пилот или ангел разводит изредка свой крахмал; когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал, помни: пространство, которому кажется ничего не нужно, на самом деле нуждается сильно во взгляде со стороны, в критерии пустоты. И сослужить эту службу способен только ты. (Путешествуя в Азии, ночуя в чужих домах, 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 в избах, банях, лабазах - в бревенчатых теремах, 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14) Первые две-три стопы - до цезуры - совершенно правильный анапест, чем и задается общая анапестическая ритмическая инерция; после начинаются отклонения (причем довольно-таки подчиняющиеся определенным закономерностям, которые я понимаю в чем состоят, но формулировать покуда лень), а затем в следующей строке опять до цезуры - правильный анапест (ну, часто со спондеем на первой стопе, но спондей, как известно, не в счет). Что до стихотворения как такового, то оно, конечно, чрезвычайно замечательное. Помимо главного своего достоинства - чрезвычайно замечательной интонации и гибкого и упругого ритма, - еще и - правдивое описание России как она есть: страна чумазая, холодная, угрюмая, населенная людьми мрачными, опасными, скрытными, готовыми зарезать за копейку, и которым нельзя верить ни в чем и никогда, и которые сами никому никогда не верят ни в чем и ни на грош. Где можно жить только таясь, скрываясь и молча, прикидываясь штирлицем и передвигаясь в основном ползком, как на переднем крае. Русофобия? Да нет, правда жизни: все это действительно так и есть. Другое дело, что не только исключительно это, но и это тоже - очень сильно так. Победоносцев, например, который для нынешних борцов с русофобией должен был бы быть непререкаемый авторитет. Так он совершенно согласен с Бродским: известная история, описанная Розановым, как к нему пришла делегация "духовноищущей" интеллигенции во главе с Мережковским и стала заливаться соловьями: "То-се, общественность, культура, Россия..." Победоносцев в ответ на это, по словам Розанова, даже не плюнул, а как-то выпустил слюну на паркет и сказал: "Россия! Да что вы знаете о России! Да знаете ли вы, что такое Россия? Ледяная пустыня, а в ней - человек с топором, вот что такое Россия!" Вся последовавшая затем русская история чрезвычайно подтвердила верность такого его воззрения. Анархические умонастроения были модным увлечением в СССР среди "продвинутой молодежи" во второй половине 1980-х. В городе Тюмени, например, в 1985-88 годах не было ни одной более-менее образованной личности молодого возраста, которая не объявляла бы себя принадлежащей к числу сторонников анархии. Основной причиной этого было, я полагаю, большое почтение к песне "Анархия в Соединенном королевстве", с ужасной силой исполняемой группой "Секс пистолз". Анархолюбие тюменских юношей доходило до того, что у видного местного молодого человека, заодно и сына первого секретаря Городского комитета КПСС, Шаповалова Ю., например, в знак его уважения к идеям анархизма в комнате на стене висел украденный из школы большой портрет Льва Николаевича Толстого, приводивший родителей Шапы в состояние уж полного смятения чувств: сын - окончательно осумасшедшел! Ладно бы - нехорошо, конечно, но можно понять - голые бабы, ладно бы - какие-нибудь волосатики с гитарами, но - Лев Толстой?!! У молодого современного парня? Заколдовали!!! ___________ С началом буржуазной жизни в СССР, впрочем, все в односекундье разворачивается на 180 градусов: все прежде бывшие поклонниками анархии без границ в односекундье становятся государственниками, империалистами, евразийцами, поклонниками Сталина, Гитлера, Баркашова, Лимонова, Дугина, газеты "Завтра" и проч. и проч. - тот же Шаповалов Ю., и Неумоев Роман, лидер довольно модной в кой-каких кругах рок-группы "Инструкция по Выживанию", и Летов Егор - "Гражданская Оборона", и проч., и проч., и проч. Сейчас, с конца 1990-х, вроде бы началась новая мода на левоультрарадикальную риторику: даже участники эстрадного ансамбля "Запрещенные Барабанщики" в интервьюях вовсю рассуждают о Че Геваре, Мао, Троцком, Франце Фанноне, Реже Дебре и проч. и проч.
поставить закладку написать отзыв
|
nemiroff@au.ru URL |
|
||