| Русский Журнал
/ Круг чтения / www.russ.ru/krug/20010126a.html |
|
Все о Поэзии 18 Мирослав Немиров Дата публикации: 26 Января 2001 Арбат  Улица в Москве, одна из самых прославленных улиц в СССР. Их, прославленных, и всего-то десятка полтора (с десяток - да и то вряд ли - в Москве, штук пять в Питере (четыре: Невский, Фонтанка, Мойка, Лиговский - что еще?) Крещатик в Киеве и еще в Одессе Дерибасовская, Ришельевская, Молдаванка и Пересы. И еще автор этих строк борется за внедрение в массовое сознание наряду с этими всеми также и тюменской улицы Республики, но это отдельная тема). Пока - об Арбате. Исторический очерк: Арбат начала века - Белый А.; Арбат 1920-30-х - "Дети Арбата"; Арбат 1940-х - "Московская улица" М. (или Б.?) Ямпольского, - все это пускай описывают москвоведы. Я же ограничусь тем, чему сам был наблюдателем, а то и соучастником. 1. Первые сведения о наличии в столице нашей родины городе-герое Москве улицы под таким названием советский человек 1960-80-х получал из песен Б.Окуджавы: Ах Арбат, мой Арбат, Вслед за Окуджавой своей исторической родиной начали считать Арбат и все прочие барды и КСП, которым несть было числа на просторах одной шестой части света. Автор этих строк, обитавший тогда в городе Тюмени, был - назло - бардоненавистником, Окуджаву презирал как умел, а вместе с ним и его Арбат. Так было до примерно осени 1982 года, когда судьба неким образом меня на этот Арбат занесла. К моему удивлению, улица оказалась как улица - троллейбусы по ней ходили. 2. Летом 1987 года автор этих строк уже обитал в городе Ростове-на-Дону. Он был там одним из вождей тамошней рок-лаборатории - см. об этом, например, в кн. Тер-Оганян А.С. Жизнь, Судьба и контемпорари арт. И вот: некий ростовский мыч приезжает из Москвы, где он был по делам. И сообщает - там такой Арбат завелся! Кришнаиты прямо строем ходят! Кришнаиты поражали особенно - потому что не далее как еще за полтора года до описываемых событий их вовсю сажали, да на срока от пяти до семи, трактуя приверженность этому лжеучению как антисоветскую агитацию и пропаганду. Для будущих - впрочем, почему будущих? сейчас уже, собственно, будущее и есть, - так вот, для разнообразных историков Упадка и Падения Советской Империи, которые могут нуждаться не в общих рассуждениях, а в точных датах, - для них сообщаю: в апреле 1987 года автор этих строк собственнотельно пребывал в Москве более недели - никакого Арбата в нынешнем понимании этого слова никто и помыслить себе еще не мог. А вот в июле того же года уже... Э, да что там говорить!  Вот в каком виде стало вдруг дозволенным являться в Москве, в Сердце нашей родины! Выводов, сделанных из этого народными массами по всем градам и весям нашей необъятной Отчизны, было два, и они таковы: а: конечно, Москве всегда все самое лучшее! Вот нашли, наконец, прогрессивного, такого, который За Все Хорошее, Первого Секретаря Горкома - Ельцин его фамилия, Борис Николаевич, с Урала мужик, - так его сразу Москве. А нам одни уе*ки остаются, поскребыши! Что было с первым пунктом данного рассуждения, всякий более-менее знает, а если кто уже забыл, это в данном сочинении на всякий случай тоже изложено, в разных его местах; а вот насчет второго - были ли организованы арбаты в прочих селениях городского типа СССР и Б-СССР и что с ними сталось, - этого не ведаю. В городе Тюмени - сообщу про что знаю - в результате развития рыночных отношений и общего свойственного этому городу в нынешние времена полному процветанию к концу 1990-х улица Республики, главная улица сего старейшего города Сибири, действительно стала примерно такой, какой мечтали ее видеть лучшие умы прогрессивной молодежи середины второй половины 1980-х, - но она стала похожа уж не столько на Арбат, а выше бери! на какой-нибудь Сансет-бульвар в Сан-Франциске, вот на что! Летом 1999 года я собственноглазно это наблюдал и зафиксировал это в письменной форме. Далее оно будет опубликовано, по мере хода алфавита. 3. Летом 1988 года в город Москву с юга на всем ходу врывается, чтобы ее покорять, ростовское товарищество вольных художников "Искусство или Смерть" во главе с Тер-Оганяном А.С., среди участников которого состоял тогда и автор этих строк. И, не зная еще, что именно в этой Москве нужно художнику на самом деле покорять, начали с того, что лежало на виду, - с Арбата. Чуть ли не ежедневно - ну, конечно, если хорошая погода, - мы отправлялись на него делать всякую фигню для частично собственного развлечения - но частично и для денег. Кричали стихи, стоя на ящике. Предсказывали будущее - в картонном ящике сидел, скрючившись в три погибели, Оганян и шептал в щелочку на ухо желающему узнать, что ему делать в жизни: "В ближайший четверг езжайте на платформу Тайнинская, там пройдите 148,5 метров на юго-запад, три раза повернитесь на одной ноге и плюньте. За это вам все в жизни изменится в лучшую сторону!" Рисовали портреты согласно приложенному прейскуранту (каждый глаз - по 30 копеек, с одной ногой - 15 копеек, с двумя - рубль, с героическим видом - 3 рубля, в виде Мерилин Монро - 5 рублей и т.д.). Собирали вступительные взносы в "Общество по борьбе с "Обществом борьбы за трезвость" и даже выдавали художественно нарисованные удостоверения этого Общества. За вечер назарабатывывалось таким образом рублей до 50 - по советским временам деньги совсем неплохие, и на пьянку хватало, и на еду оставалось. Я даже специальные стихи для этого дела писал, впоследствие составившие раздел "Раздумья и Размышленья" - про Лонг-Юган, про Ротару, про Первомай и т.д. 4. Первая из штаб-квартир указанного товарищества ростовских художников находилась в августе 1989 года на улице Петрозаводской, у станции метро "Речной вокзал", в восьми остановках автобуса 233 от указанной станции. Там, в снимаемой внаем двухкомнатной квартире хрущевского типа, они вдвенадцатером, с детьми и женами, жили. А тут еще автор этих строк, то есть я, развелся с бывшей у меня до этого в течение некоторого времени женой Юлей и тоже пришел жить на Речной. А тут ко мне в гости в этот терем-теремок из Тюмени приехал Шаповалов Ю., да еще не один приехал, а двух таких с собой привез! Которых можно только стихами описать - что, впрочем, и было сделано; стихи эти тоже будут здесь приведены - впоследствии. И вот. И как мы поступили? Конечно, мы тут же начали за девушками ухаживать, пия при этом "Кальвадоси Узбекистон", единственный крепкоалкогольный напиток, который тогда можно было раздобыть в окрестностях станции метро "Речной вокзал". Оганян был всем этим крайне недоволен и высказывал свое недовольство, но деваться ему было некуда: теоретически он мог бы, конечно, попытаться меня выгнать к едрене матери, но не стал этого делать: дружба ему была дороже бытовых неудобств. (Потом, осенью 1990-го, когда он на некоторое время стал позорным подкаблучником, он меня все-таки выгнал из своей мастерской на Пятницкой - см. сообщ. "Подкаблучник и Говнюк" в упомянутой книге, - но тогда до этого еще не дошло.) И вот: все наличные запасы денег были пропиты довольно быстро, в течение трех дней. А банкет - требовал продолжения. Что было делать? Ясно что: ехать на Арбат, орать стихи, зарабатывать на продолжение банкета. И мы поехали. Оганян составлять нам компанию по описанным выше причинам отказался, мы поехали вчетвером. Роль конферансье должен был исполнять красивый на вид, но в душе робкий и застенчивый Шаповалов Ю.; в обычных условиях заставить его залезть публично на ящик и орать публичные слова и представить себе недопустимо уму, но случай был особый и Шаповалов Ю. - пошел на это. Но превратности наличествующего в нашей стране климата таковы, что в Москве в августе часто идет дождь. Собственно, весь август в Москве в воздухе обычно более-менее висит этакая морось, но в тот день дела обстояли так, что когда мы наконец добрались до Арбата, там была уже не морось, а уже хлестал самый натуральный ливень, и он лил, образно выражаясь, как из ружья. И что? Отказались ли мы от своего намерения? Отнюдь! Настоятельность продолжения банкета была такова, что Шаповалов Ю. являлся-таки неоднократно залезаемым на ящик и зазываемым публику, потом его сменял я с художественным чтением, потом опять Шаповалов, потом опять я, и - наорали мы примерно за час на четыре "Кавказа"! Бегмя бегя под проливным дождем, конечно, никто не останавливался нас слушать, но тем не менее медяки на бегу нам в коробку кидали - вот так. 5. А в начале 1992 года - примерно в марте - я на этом самом Арбате поселился! В доме, который за "Прагой", вот в нем. Он представлял из себя уже полусквот: являлся саморазрушающейся старостройкой, он был уже полупокинут жильцами, и в результате в 12-16-комнатных квартирах жило по 2-3 семьи. Вот в одной из таких квартир жил некто Палыч, толстый человек, чрезвычайно похожий на Карлсона из мультфильма, который некогда был поваром в ресторане "Арбат" - в том, который нынче Дом Под Шаром; правда, это было очень давно: Палыч страдал алкоголизмом в хорошо развитой форме и - - - Каким-то образом с ним некогда познакомился и подружился Гофлин А., и Палыч согласился предоставить Гофлину под жилье за некоторое денежное вознаграждение две из многочисленных пустующих комнат своей квартиры; потом, в 1990-91 годах, там обитал видный деятель андерграундного рок-искусства А.Струков, ну а в начале 1992-го по эстафете Палыч был передан нам с Птичкой. Уговор был такой: 1000 рублей мы платим Палычу за то, что стесняем его своим присутствием; еще 1000 рублей - вторым из оставшихся в квартире жильцам, некоей семье, о которой писать мне лень; ну и, наконец, еще 1000 рублей мы ежемесячно будем выделять Палычу на продукты: Палыч все равно на себя готовит - повар же, - вот пусть готовит и на нас. Примерный масштаб тогдашних цен: бутылка водки - 60-80 рублей; какой-нибудь там "Гуляш Свиной" в кулинарии (сырой, но уже разделанный) - тоже 60-80 рублей за кг. И вот мы перевезли к Палычу свое имущество и начали жить. В семь часов первого нашего с Птичкой утра на Арбате в дверь деликатно постучали. - Ну! - ответили мы сквозь сон. Дверь отворилась, появился сияющий Палыч в белом переднике и колпаке, перед собой он толкал ресторанный сервировочный столик, на нем было что-то накрытое белой салфеткой - нужно полагать, завтрак. Палыч подкатил столик к нашей кровати, профессиональным жестом сдернул с него салфетку, - на столике был действительно завтрак. Куча тарелочек, вилочек, всякой прочей ресторанной тряхомудии, сервированные с большим изяществом; на тарелочках лежало по кусочку специальным образом нарезанного хлеба и по две кильки. Посредине стояла бутылка водки. Удивленные, мы, не вылезая из постели, выпили с Палычем эту водку и легли спать дальше. И спали, покуда не были разбужены аналогичным образом: обед! Килек теперь было уже по четыре на брата, а водки - две, и не простых, а "Зубровки". Ужина не было: обалдевший от такого количества враз на него свалившихся денег Палыч к ужину оказался уже в некухароспособном состоянии. А утром он был обнаружен лежащим в коридоре, разбитый инсультом. (Нет, особо ужасаться не нужно: пролежав месяца три в больнице, он остался жив и даже вполне - - -, только ногу чуть-чуть подволакивал.) Впрочем, нас, оставшихся без палычевской опеки, к тому времени вторые из соседей давно с квартиры этой выгнали, и тысяча им наша была не нужна: они имели более обширные планы и были, нужно признать, в своем праве. 6. Но это еще не все. Продолжение - в следующем выпуске.
|
|
||
|
||