Первоначально предполагалось, что моя дипломная работа будет посвящена совсем не Достоевскому. О Достоевском собирался писать и мой одногруппник Павел К. (знаменитый тем, что ходил на все лекции и записывал их от первого до последнего слова - ксероксы его записей в сессионный период были на вес золота), но кто-то мне сказал, что кто-то ему сказал: с Достоевским вы, молодой человек, потонете в литературе. Павел К. пораскинул мозгами и стал заниматься Аполлоном Григорьевым, а я начал осваивать джентльменский набор книг об эсерах и терроризме начала ХХ века. На мой выбор также повлияло знакомство с Митей Ивановым, который успешно занимался этой тематикой уже не первый год. Вместе с ним мы посещали незабываемый спецкурс Н.Д.Ерофеева "Партия социалистов-революционеров: мифы и реальность" (или "истоки и развитие" - не помню точно). Спецкурс (занимающий обычно большую часть полугодия) состоял из четырех лекций, после чего закончился на самом неожиданном месте. После символической беседы с Ерофеевым о библиографии мы с Митей получили по пятерке и в большом недоумении поехали на Кузнецкий мост покупать блок видеокассет для увековечения бесед одного известного историка с другим.

Вскоре настал конец третьего курса, и с темой будущей работы надо было что-то решать. Когда А.А.Левандовский стал по очереди опрашивать студентов нашей группы, чем они хотели бы заниматься, то я пролепетал нечто невнятное насчет террористов и провокаторов, надеясь в личном разговоре с Левандовским высказаться менее бестолково. Следом за мною отвечал Митя Иванов. "Террористы и провокаторы - это, конечно, интересно, - сказал он, со значением поглядывая в мою сторону, - но я полагаю, что..." - смысл его дальнейших слов мне сложно передать, зато из них было хорошо видно, что значит "правильно себя позиционировать". После заседания я подошел к Левандовскому и объяснил, что я на самом деле не такой дурак и что хочу заниматься примерно тем же, чем и Митя; только не у Ерофеева, поскольку его спецкурс нас разочаровал. "Разочароваться в научном руководителе, - усмехнулся Андрей Анатольевич, - дело нехитрое; куда сложнее очаровать его!" Так или иначе, подобие консенсуса было достигнуто, и на ближайшие полгода о дипломе можно было забыть. Я начал преподавать в школе, посетил Ростов Великий, отметил 21-летие, а также съездил в Калифорнию, где решил по возвращении в Москву начать новую жизнь. (Хватило меня примерно на полгода.)

В редкий день 29 февраля 1996 года я решил во время свободной пары навестить-таки научного руководителя (если не в первый раз за 4 курс, то во второй - никак не больше). Мы с ним душевно беседовали об охранке, о Спиридовиче и Медникове, как вдруг я спросил его: "А нельзя ли мне заниматься Достоевским?" Без тени удивления он ответил: "Можно", и вопрос с террористами был закрыт. Примерно так же была придумана и тема "Нигилизм в оценке Достоевского" - за полчаса до заседания кафедры по поводу утверждения тем дипломных работ.

С тем, чтобы начать что бы то ни было писать, я тоже тянул порядочно - практически весь пятый курс (успев в течение двух месяцев поторговать инкубаторами для недоношенных детей - Митя Иванов считал это моим хобби). В середине апреля-97, впрочем, меня посетило вдохновение, и за неделю до защиты работа была закончена. На нее ушло полтора месяца. Вдохновение мое носило вполне поэтический характер, поэтому теперь, четыре года спустя, я не все в ней понимаю. Однако, приступая к написанию диссертации, я перелопатил свою дипломную работу от корки до корки; меня настолько удивило и расстроило отсутствие в ней иллюстраций, гиперссылок, а также шрифта "Tahoma" и тега "blockquote", что я решил восполнить данный пробел. Результат - перед вами. И простите, если что не так.

25 февраля 2001 года

Начало