Kнига г-на Бодрийяра Seduction - а по-русски, что ли, "Соблазн" - посвящена выяснению смысла термина с онтологических, психологических, интеллектуальных, социальных, иных позиций. Действие книги происходит в 1979 году в пространстве понятий.

"Соблазн", то есть термин, вынесенный в название книги, позиционируется подглавками: "Эклиптика пола. - Поверхностные бездны. - Политическая судьба соблазна". Последующее уточнение демонстрирует, что "Эклиптику пола" составляют "Вечная ирония общественности. - Порно-стерео. - Seducere-Producere". "Поверхностные бездны" суть нарезка: "Священный горизонт видимостей. - Обманка, или Очарованная симуляция. - I'll be your mirror. - Смерть в Самарканде. - Ироническая стратегия обольстителя. - Страх быть обольщенным". Ну, и "Политическая судьба соблазна" совсем проста: "Страсть правил. - Игровое и холодный соблазн. - Соблазн - это судьба". Разумеется, переводчика за такие подзаголовки уже взяло к себе в штат рекламное агентство, прочитавшее Seduction.

Напомню принцип этой серии рецензий: качество текстов - худ. достоинства, общественный смысл - не оценивается. Не важны и свойства физических авторов. Речь об авторских агентах письма, то есть оценивается именно тот, кто (то, что) пишет: агент на специальном задании, голем, робот. В данной истории его уместнее считать роботом.

Цель же акции Seduction состояла, похоже, в том, чтобы сыграть двойную игру: разомкнуть связь соблазна с телом (женским); а также - представить "соблазнение", "обольщение соблазном" выходом в семантические области, ранее не ведомые соблазняемому.

Конечно, агрессивней выглядит первая часть схемы, развязывающая соблазн с телом ж. Но здесь, чтобы эту связь перешагнуть, достаточно лишь упреждающе заявить о том, что соблазн - повсюду, только не в сексе. Типа картина художника Ярошенко "Всюду жизнь".

Разумеется, подобное упрощение может быть неверным в отношении авторских намерений, но оно вполне описывает задачи агента письма, которого Бодрийяр отправил в эту историю.

Задачи, конечно, разумные: очистить соблазн от его распространения в виде хотя бы рекламных девчонок. Напоминание о том, что соблазн может и не быть связан с потреблением, - дело благое, труд великий. То есть надо бы отделить соблазн от мифологизирования соблазна (мифологизация всегда даст мнимую его составляющую, компенсируя этой дополнительной мнимостью то, что одна из составляющих соблазна намертво прикреплена, например, к тем же глянцевым девицам). Но тогда придется заведомо забыть о связи соблазна и секса. Конечно, на такие задания нужно отправлять специального робота.

Разумеется, тут не будет предъявляться претензий по части того, что книга не производит никакой новой сущности - всегдашнего результата удавшихся текстов. У этого робота - другая задача, он отправлен хозяином на исследование определенной зоны мозга (не в собственно физиологическом смысле, но здесь - учитывая то, что исследуется "соблазн" - весьма близкой к зонам, управляющим физиологией). Какого-то, что ли, Моря (Кратера) Соблазна на невидимой стороне Луны.

Соблазн, о котором речь, состоит в возможности выйти за пределы рассудочной или же просто привычной меры вещей. То есть соблазн - в том, чтобы выйти. Оказаться в мире неопределенностей, которые не решаются и даже не разрешаются в определенность нового порядка за счет приобретенного в этом мире опыта.

Авторский соблазн - чуть иной: выйти не выйдя, для чего и нужна Луна как пространство понятий. Разумеется, автор выберет в качестве героя, способного разрешить эту проблему, того, кому легко сублимировать естественное в данной ситуации желание (соблазн) художественного.

Так что агент письма, пишущая часть Бодрийяра, существо, созданное и науськанное для производства текста Seduction, - он девственник. Женщин он никак не различает: ни по типу, ни по телосложению, запаху, мозгу, пальцам. Сам автор, возможно, знает о них чуть больше, но в том пространстве, куда отправлен робот, автор ему помочь уже не может. В пространстве понятий всегда ядовитая атмосфера, и автор там не умеет сказать ни слова (там живут понятия, не люди, там - другой газ). Голем Бодрийяра там выживет, он там свой, - но он в силах только бормотать оттуда о том, что видит. В рамках того, что различает.

Что его научили различать? Странные взаимосвязи: "Обычно порнографии предъявляется двоякое обвинение: она, дескать, манипулирует сексом с заведомой целью ослабить взрывной потенциал классовой борьбы...; вместе с тем ее обличают и как рыночную коррупцию пола - истинного, хорошего, того, что составляет элемент естественного права и подлежит освобождению".

Да, интересные разговоры вел Бодрийяр со своим големом всякий раз перед тем, как отправить его на задание (написать еще главу о свойствах соблазна). Специфический инструктаж получал мсье Голем Бодрийяра по поводу того пространства, в котором он должен оперировать понятиями.

Но голем все же пытается проявить самостоятельность. Обыкновенно приключения големов, не способных породить смысла, текста и т.п. - создать упомянутой новой сущности, - напоминают мультфильмы "Том и Джерри" или "Ну погоди". По сути дела, происходит беготня за мышкой-соблазном, которую запугивают страшилками о единственной на свете фаллократической сексуальности, отказывая женщинам даже в праве на либидо.

Так и суетится голем: что такое соблазн, где соблазн может быть? Находится ли он у ж. между ног? Нет, там его нет, нет его там, - перед отправкой же на задание объяснили, что там его заведомо нет. Там нет даже либидо, потому что такого нет вовсе. Может быть, о соблазне писал Киркегор? Да, Киркегор о нем писал. Эллины тоже только об этом и думали: боги и люди, вожделеющие друг друга. Ну, раз уж эллины, то, как известно, иудеям безумие, а уж эллинам-то - соблазн. Так, о каком соблазне речь? Возможно, задача состояла в том, чтобы создать или засвидетельствовать то пространство, где есть соблазн, не связанный с телом? Его можно себе представить, да.

Но голем Бодрийяра - увы, всего лишь социальный робот. Созданный per se социальным, агент письма пустился познавать природу соблазна. В результате - некий фарс, которого(-му) он не автор. Причем нельзя ведь подозревать в самом мсье Бодрийяре подобную изощренность: чтобы он сам вот так подставил свое письмо, он же старался и даже ненароком выдал тайну: все философы - коммунисты (методологически), потому что обобщают (это не каламбур). Нет, не написать бодрийяровскому голему "Леди Макбет Мценского уезда", разве что вторую, уже тюремную ее часть. Он даже объяснить, почему ему хочется ее не написать, не может.

Странно, но работа на обобщениях приводит к совершенно обратному варианту: выбранным в качестве аргумента всегда отчего-то оказывается решительно произвольный случай - тот же Киркегор для Бодрийяра. "Он был духовно совращен игрой, правил которой не знал". Ну, блин, узнай, что ли: чисто советский диссидент 70-х.

В связи с чем - про "Смерть в Самарканде" (подглавка главы "Поверхностные бездны"). Увы, Самарканд оказывается ни при чем. Рассказывается история про то, как смерть подала кому-то знак, и он побежал куда смог добежать - до Самарканда. А смерть удивляется, что вот, встретила его, тут, здесь - когда у них свидание-то завтра аж в Самарканде...

Известная история, туда подставляются разные города. Здесь - в Самарканде. А то бывает - в Туапсе, в Тирсе, в Вышнем Волочке, в Нижнем Новгороде, в Марьиной Роще, никакой разницы. Конкретный Самарканд никакого отношения к истории не имеет. Но почему тогда верить, что этот пишущий различит "соблазн", "блядство", "неврастению", "не-соблазн", "заморочку"? Уж различать - так уж различать. Этот голем не был в Самарканде.

То есть вот я здесь - система, которая одержима полнотой различения. Он, голем этот служебный, так пишет: "Перед системой, одержимой полнотой власти и полнотой пола, следует поставить вопрос о пустоте; перед системой, одержимой властью в качестве непрерывной экспансии и инвестиции, - вопрос о реверсии этих пространств: реверсии пространства власти, реверсии сексуального пространства и дискурса; перед системой, завороженной производством, - вопрос о соблазне".

Возможно, что этого робота отправили не на то задание. Ему объяснили что-то про Систему как таковую, загрузили его дискурсами, назвали кодовое слово "желание" и отправили навстречу "соблазну". А он его просто не узнал, может быть, - думал, что имеется в виду "власть" или "вор в законе". То есть связи между ним и искомым термином не произошло, и в результате - история о том, как не получилось. Потому что главное - корректно ставить задачу.

Возможно, причина в том, что в качестве эталонной реакции роботу была задана реакция на саморефлексию, суть которой состоит в "принципиальном нарциссизме соблазна". То есть агенту письма нарциссизм был задан точкой сверки ощущений по поводу исследуемого термина, как мастурбация. Вообще, человек, вошедший в соблазн, не сможет написать о нем, уже о том, что будет после. Возможно ли верить опыту соглядатая?

Философы отправляют своих големов, роботов исследовать пространство понятий: на Луну с ее малой силой тяготения, тяжести. Невидимая сторона мозга изъезжена ордой луноходов, которые разглядывают, поднося к фарам, осколки смыслов. Хозяин же дистанционно управляемого голема сидит за столом возле настольной лампы и думает: можно ли описать сущность, не испытав ее? Оказывает ли она воздействие на только лишь ее описывающего? "Соблазн", конечно, тут ключевое понятие.

Соблазн в том, чтобы счесть разговоры о "соблазне" им самим, то есть: поддаться соблазну говорить о "соблазне" - вот этот "роман с соблазном" и пишет голем Бодрийяра. Суть отслаивается, наваливая на голема Б. каких-то резиновых массовых кукол. Суть "Романа с Соблазном", писанного от первого лица, в том, что на голема наваливаются его собственные толкования, версии, мнения: истина о соблазне только и делает, что раздевается перед ним, одежки летят в разные стороны, но конца процессу не видно.

Нет, нужен тут второй элемент текста: нужна, нужна эта дырка, откуда текст возникнет, вывернувшись из нее. Читая Seduction, присутствуешь при единственном подвиге, возможном для философии: когда доказывается, что такой дырки - быть не может. Не Бодрийяр, а Матросов просто какой-то.

Вот же, заговорив (выше) о реверсивности, он сам признался в том, что описательность семантически недостаточна, поскольку овладение смыслом любой мелкой сущности означает маленькую (большую, чем сама эта сущность) смерть того, кто пытался понять ее со стороны.

Но как говорить о какой-либо реверсии, если предполагается реверсия невесть чего? Либидо - рядом нет. Тот, кто пишет текст Seduction, он на Луне, а тут - настольная лампа и чего-то хочется художественного - полагая, что ли, что оно компенсирует семантическую недостаточность: "Агрессивная реклама кончающей женственности в порнотрилогии зияния, оргазма и значности - лишь средство как можно надежнее схоронить неопределенность, витавшую некогда над этим "черным континентом". Только все наоборот, текст реален тогда, когда его художественность не ощутима.

Ну а голем Бодрийяра в силу своих свойств и данных хозяином указаний занимается "реверсиями", на складе секс-шопа выворачивает надувных баб наизнанку через дырки. Результат выворачивания каждой очередной резиновой дыры означает для него факт, объясняющий все.

В том же формате: иудею - безумие, эллину - соблазн. Безумие описано хорошо.