Почему-то всю неделю, на краю которой, несмотря на все труды праведные, застаешь себя в жестоком цейтноте, я размышлял о привычках. О привычках вообще (ну там "замена счастию" и прочее банальное протезирование) и в частности о том, как трудно в нынешней России обзавестись более-менее устойчивым их набором. Я говорю о приличном наборе - как раз неприличные и вредные привычки заводятся с легкостью необычайной, а выводятся с некоторыми усилиями.

Да вот на днях поймал себя: каждый день по дороге на работу останавливаюсь у одного и того же ларька и покупаю то один, то два, то три компакт-диска с чем-нибудь ностальгически-семидесятническим. На работе же все это слушаю без всякой страсти, в фоновом режиме, потом сваливаю в ящик стола. К концу месяца, натурально, - дефицит рублей и досада: сколько ж можно компенсировать себя за угрюмое отрочество, когда бездна времени, сил, изобретательности тратилась на добывание чего-нибудь вроде Yes Album. Добытого бывало - относительно - так мало, что оно запомнилось намертво. И теперь разве что дистиллированный цифровой звук иногда раздражает: на моей детской пленке вот в этом месте Perpetual Change игла очень удачно сорвалась с дорожки, и сегодня мне почему-то неприятно слушать, как это звучало "на самом деле"...

Так о привычках: никак не привыкну регулярно заглядывать в форумы РЖ. То есть делаю это, но не каждый день. Вот, наверное, если бы заглянул перед написанием предыдущего "Голода", не стал бы Булкину трогать. Там и без меня уж разгорелись страсти, а я только раздражения добавил, спровоцировал лишние горячие и несправедливые фразы да подвиг Льва Пирогова на не вполне понятные мне конспирологические изыскания. То есть ни возразить, ни подтвердить ничего не могу, ибо всю жизнь старался как можно меньше интересоваться тонкими механизмами жизнедеятельности изданий, в которых публиковался. А на людей, которые знают, "кто за кем стоит", и запросто щелкают крепкие орешки любых "интриг", всегда смотрел со священным трепетом. Только болеют эти люди чаще непосвященных - иммунная система не у всех ведь железная.

Одно верно Вы, Лев, говорите - зря я на Булкину наехал, противоречит это корпоративной этике. Ну, разве только то меня несколько извиняет, что я Булкину первый раз помянул, а она меня раза три-четыре по мелочи цепляла. Детские, конечно, рассуждения, и не след бородатому дяденьке в состояние аффекта впадать. Ну попутал бес, бывает.

Что же до Вас касается, драгоценный Вы мой, то ведь не могли же Вы не заметить, что творческий путь Ваш я знаю более чем подробно, цитирую Вас часто и - как мне-то с моей колокольни видится - в поощрительном смысле, с некоторым приятным ожиданием. И даже раздвоение личности Вашей меня не раздражает, поскольку все мы немножко шизофреники. Я вот тоже во "Времени МН" свою колонку в несколько иной стилистике делаю, чем "Голод" в РЖ.

Одного только не пойму: чего ж Вам на самом деле хочется. Успеха, бабок и прочих радостей либо - страшно сказать! - "самореализации"? Или - еще страшнее - того и другого в одном флаконе? В одном флаконе, Лев, как в рекламных листовках пишут, - "дорого!". Тот самый, между прочим, напиток, который Моцарт и Сальери распивали. Как это у Пушкина? "Ты выпил?.. Без меня?.." Давайте уж лучше чай пить. Вот "Мартини" еще белое у меня тут на работе зря стоит. И бутылка какого-то испанского красного. И водка гомельская непочатая. Захаживайте, словом, а я Вам рецензию какую-нибудь закажу...

Вот кого я про чай-пить цитировал - Чехова или Розанова? Все в голове к концу недели мешается. Чехова у меня сын "фронтально" читает и, натурально, каверзные вопросы задает, а я на днях в "Библио-Глобусе" был и купил книжку Александра Николюкина "Розанов" в "ЖЗЛ".

Тоже, кстати, о привычках: захожу в "Библио-Глобус" раза три в месяц, за полчаса до закрытия, хватаю, торопясь, сразу неприличную кучу книжек и журналов, а надо бы буржуазно, вдумчиво: два раза в неделю, да с выбором, по книжечке, не жадничая и не опаздывая.

Словом, читаю я Николюкина (так сказать, Шкловский, Синявский и Николюкин) и думаю: ну вот, опять Василию Васильевичу не повезло. То революционный Шкловский его показательно изнасиловал, то вольный охотник Синявский погулял в богатых розановских угодьях, а теперь вот стал Розанов достояньем доцента, да еще патриотического. "Думается, что истинное лицо мыслителя и классика русской литературы В.В.Розанова не нуждается ныне в каких-либо хвалебных определениях. Его просто надо читать непредвзято, с чистым сердцем, отзывающимся на человеческую боль и радость, способным на сотрадание и понимание горькой судьбы нашего народа в эпоху смут и нравственного затмения, ниспосланного России в ХХ столетии".

Да ведь куда же податься: фактами Николюкин владеет, биографическую канву дает, а фразы вроде вышеприведенной приходится глотать, как слезы. И в памяти неизбежно вертится (наизусть помню!): "Если кто будет говорить мне похвальное слово "над раскрытою могилою", то я вылезу из гроба и дам пощечину" (28 дек. 1911 г.)". Да вот - руки коротки.

Понимаю я проблему Николюкина да и других, куда более талантливых людей, дерзающих писать о Розанове.

Розанова все время хочется как-то "пристроить", "определить", запереть в надежную и непротиворечивую "концепцию", найти ему подобающее "место" в истории отечественной культуры - словом, убрать долой с глаз, которые он колет своей решительной невместимостью ни в какие рамки, вызывающей аморфностью всего своего существа. В нем у нас (если говорить об обществе, об общественном сознании) нет ни малейшей нужды, поскольку всякое общество в эпоху кризиса ищет опору, помощь, нравственную и философскую определенность, а какой же Розанов - этот провокатор и циник - помощник и укрепитель? То ли дело патетические Бердяев и Булгаков, серьезные и надежные Федотов и Ильин!

Проблема обыкновенно решается просто: розановские сочинения запускаются в некий мыслительный сепаратор и выходят оттуда надежно разделенными: вот молоко, вот сметана, вот масло. Непонятное здание разваливается на понятные кирпичи, из которых можно теперь строить решительно все.

И вот сидишь над всем этим - и начинаешь вдруг сам сочинять (в голове) что-нибудь о Розанове. Фигня получается та еще. Да вот вам эксперимент: даю себе ровно час и записываю все, что в голову приходит, не редактируя:

Начало ХХ века - эпоха патетическая. Едва ли не на этой взвинченности словесной, не на этой пенке и взошли все революции и войны века. Розанов недаром так боялся "литературы" и так презирал ее, недаром говорил о "словечках" Гоголя с неожиданной для хилого публициста "Нового времени" ненавистью - словно предчувствовал.

Патетика относилась ко всему. Появился футбол - по поводу футбола. Появился аэроплан - по поводу аэроплана. Появился новый писатель - по поводу нового писателя.

Все это как-то связано с "восстанием масс", с распространением "полуобразования". Патетика ведь и имела своим адресатом этого полуобразованного человечка, он был ее заказчиком.

Пресса, печать, Гутенберг - это была техника исполнения заказа.

* * *

Искренне восхищаюсь людьми, способными писать о Розанове более или менее аналитические тексты, читать о нем доклады и даже собирать в его честь целые научные конференции. Восхищаюсь - но решительно не понимаю, как это у них получается.

Дело ведь в том, что о Розанове написать и наговорить можно все что угодно и в каком угодно духе, он просто кладезь неисчерпаемый для тех, кто, имея что-нибудь вроде "концепции", озабочен лишь поисками авторитетной аргументации. Розанов - притом без нажима и передержек, а ярко, убедительно, блестяще - подтвердит любую "идею", гипотезу.

* * *

Исповедь - эффективное психологическое и идеологическое оружие. Ласковое насилие, насилие под наркозом. Розанов этим владел в высшей степени.

А что было бы, если бы он не издал "Уединенного" и "Опавших листьев"? Если бы не обезоружил будущих оценщиков столь как бы полным обнажением?

При этом говорил: я не исповедуюсь.

Нет ничего легче, чем написать что-нибудь о Розанове. Объект заранее со всем согласен. Юдофоб? - да, безусловно. Юдофил? - еще бы! Революционер? - просто ультра! Консерватор? - из самых замшелых! Буржуа? - конечно! Артист? - и это тоже.

А вы говорите, что это Пушкин - Протей.

И как бесследно растворился в русской культуре - не ткнешь пальцем и не покажешь: вот это - розановское. И при этом розановское - на каждом шагу.

Легче легкого сказать - "это очень русское явление", написать что-нибудь вроде бердяевского "Темного вина" или "Вечно-бабьего в русской душе". Или спорить с Розановым по частностям, как делали Мережковский и другие современники.

Он не держит удара. Ему не это интересно.

* * *

Могучий ум, а в сущности, все любимые идеи либо устарели, либо - теперь - "ничего особенного", "а как же иначе?"

Километры газетных и журнальных статей, смелые по тем временам книги - все кануло. Остался житейский мусор, помойка гения. И мусор оказался драгоценным.

Водит, как бес.

Читаешь и думаешь: зачем бы мне это? И все-таки читаешь. Строишь догадки.

А почитать юного Шкловского, деловитую его статью "Розанов": "он - восстанье". И потому шкловские комментарии ужасно плоские, одномерные, самодовольные.

Но ведь, в сущности, и графоман. А в портрете Гоголя - автопортрет: "словечки как ни у кого".

* * *

На чем основана репутация Розанова как нигилиста? На неприятии Христа? И только-то? Нет, тут дело в другом: смешал жанры и нарушил иерархии. Походя надругался над общепринятыми святынями пресловутой "русской интеллигенции". Обидно, что походя, как бы и не тратя сил, пафоса, аргументов.

Обидно, что он - не Базаров, не Маяковский, не верзила, от которого и ждут хулиганства. Этакая штафирка плюгавенькая - да на Христа замахнулся! Вот что обидно.

Это - за час. А если дать себе три часа да собрание сочинений чтоб под рукой было? Такая понесется графоманистая розановщина, что и Николюкин станет люб.

Ну вот, а в метро я Оправдание Быкова (Разгром Фадеева) читаю, которое там же, в "Библио-Глобусе", за свои кровные купил.