Михаил Елизаров. Ногти. - М.: Ad Мarginem, 2001.

Дебютный сборник Михаила Елизарова называется "Ногти". Анатомический заголовок вызывает в первую очередь комические ассоциации. Вспоминается "Шея" Козьмы Пруткова, пародирующая бенедиктовское стихотворение "Кудри". И Остап Бендер, притворяясь писателем, тоже с ходу именовал свой несуществующий роман "Шеей". Но у Елизарова обгрызенные ногти - мусор, хотя и полезный для персонажей. Герои повести, давшей книге название, горбун Глостер и молчун Бахатов, - те самые, в сущности, нормальные дети, которых пофигисты взрослые запихивают в интернаты для слабоумных. В повествовании "про уродов и людей" первые научаются у последних всему нехорошему: грабить, убивать и нечестно делать сантехнический ремонт. Горбун Глостер проходит еще искушение искусством (выясняется, что он талантливый пианист) и деньгами (на самоучку находится меценат). Силы он черпает из мистического источника: его друг Бахатов постоянно устраивает загадочные обряды, используя собственные обгрызенные ногти. Непонятно, чем бы все это кончилось, если бы злые люди все же не истребили беззащитного колдуна. Проиграв итальянский конкурс пианистов, главный герой возвращается домой, чтобы погибнуть вслед за лучшим другом.

Издательство Ad Marginem в соответствии со своим латинским названием ищет литературу по краешку. Более или менее успешно. С маргинальных романов на алкогольные и наркотические темы - хоть тематической шерсти клок. А холодно-надуманный роман Сергея Болмата "Сами по себе" вдруг вызывает интерес, например, в Германии. Болматовские герои явно списывают свои жизни с американских кинофильмов - а западный читатель уверен, что видит реалии современной русской действительности. Двадцатисемилетнего харьковчанина Михаила Елизарова напечатали под маркой хорошего стилиста (серия "Дети лейтенанта Сорокина"). Действительно, молодежная исповедальная проза - не редкость. А хоть немного оригинальности и парадоксальности встречается нечасто. Автор изрядно потрудился над "Ногтями": он не просто вываливает на читателя всю свою подноготную. Подноготная умело подретуширована - долей абсурдности, долей сюрреализма, долей сюжетности. Однако пленившие издателей фразы вроде "О ней скажу, английски мысля: я хотел иметь ее ноги, отрезанными, у себя в шкафу" к концу книги превращаются в банальности вроде "Жизнь и смерть беспредельны". Искусственность сюжетов становится все более явной. А новелла про семью "омерзительных уродов", в которой рождение каждого "недоразвитого" стоит жизни "нормальному" человеку, своей пафосностью напоминает скорее не "Собачье сердце", а рефрен из фильма Киры Муратовой: "Раскормили тут собак: людям жрать нечего, а они собак раскормили". Наверное, Ad Marginem придется продолжить свои поиски: Елизаров для них недостаточно безбашенный. Молодой автор вряд ли станет вторым Сорокиным: забросит он все это умничанье. Следующий роман понесет в "Вагриус".

Илья Стогоff. Мачо не плачут. - СПб.: Амфора, 2001.

По сравнению с фантазером Елизаровым Илья Стогов - почти документалист. Его лирический герой эпизод за эпизодом незамысловато рассказывает, на что уходила его молодость. Сам автор чуть старше Елизарова, однако выбирает ретроспективную тональность в духе "молодо-зелено". Роман "Мачо не плачут" вышел с паролем "Поколение Y". Слава богу, после "Поколения X" Коупленда и пелевинского "Поколения П" несколько буковок еще осталось: главное - успеть.

На протяжении последних десятилетий наша словесность порядком состарилась. Никаких юных манифестов. В перестроечные 80-е за всю молодежь пришлось отдуваться киношной маленькой Вере. До этого последним бунтарским произведением а-ля Сэлинджер выступил, пожалуй, "Звездный билет" Аксенова. "Были бы деньги, накирялся бы сейчас", - говаривали смелые аксеновские ребята. Нынешние спустя 40 лет подхватывают: "И наширялся бы..." В одном глянцевом журнале как-то промелькнула подходящая для подобной эволюции формула: "Немодно - большие деньги, модно - очень большие деньги". Чтобы привлечь читателя, нужно пообещать что-нибудь еще более "очень". Самые яркие события в жизни персонажа: сифилис, убийство собаки (кстати, все это есть и в книге "Ногти"), поход на концерт "Мумий Тролля" и поездка в Куала-Лумпур. Автор надеется, что в качестве фишки вполне сойдет его собственная трактовка особенностей национального секса. Но в то же время понимает, что слушать Стинга и Prodigy - уже не так круто. Поэтому он и крепится: мачо не заплачут, когда придется уступить место новым молодым.

Маруся Климова. Белокурые бестии. - СПБ.: Сети, 2001.

Как и в романе Стогова, действие "Белокурых бестий" развивается в Петербурге. В "призрачном" городе есть общество любителей творчества французского писателя Селина, председателем которого и является Маруся Климова, автор романов "Голубая кровь" и "Домик в Буа-Коломб". Но поклонница зловещего автора не зовет читателя на край ночи. "Белокурые бестии" - роман вполне спокойный и добродушный. Не важно, питерец ты или москвич, молод или стар, мальчик или девочка, блондин или брюнет, - мы все сейчас вполне можем почувствовать себя белокурыми бестиями. То есть не винтиками, не товарищами и гражданами, а сверхчеловеками. Причем не по-страшному, как Раскольников или Ницше, а именно как нам хотелось бы, по-свободному. Как "митьки". Причем и тельняшку на груди рвать не обязательно. Свобода ни к чему не обязывает, даже к занимательности сюжета. "У Маруси часто менялось настроение. Она просыпалась утром в каком-то неопределенном настроении, и это настроение постепенно приобретало некоторые очертания, и она решала, что сегодня она будет, например, строгой дамой, ученой, переводчицей..." Монотонное повествование "Белокурых бестий" легко начинается и легко обрывается. Вымышленные герои перемешаны с реальными персонажами. ПЕН-клуб назван ПЕНЬ-клубом, и даже неважно, пародия это или опечатка. На обложке вместо города на Неве - западный мегаполис в исполнении фотографа Хельнвайна. В общем, жизнь питерской богемы плотно окутана туманом.

╘ Лиза Новикова, 2001

╘ ИД "Коммерсантъ", 2001