Cостав авторов, или же участников проекта, любопытен. Их большая часть - неизвестна. Не в том дело, что они какие-то типа незнаменитые; просто непонятно, каковы они в свободном, вне сборника, состоянии (ну или это я в их отношении не осведомлен). Известные же мне - ранее в одной комбинации вместе не встречались. Ну, Пепперштейн - понятно кто, Могутин - тоже понятно что. В одном списке с ними еще мог бы оказаться Бонифаций (не говоря о том, какие прозаики Пепперштейн или Бонифаций, да и Могутин, - им не в упрек, у них просто работа другая). А остальных-то как друг с другом склеить удалось? Это, понятно, частность.

Я к тому, что Ерофеев как реальный автор книги (книга и заявлена как авторская, на обложке именно Виктор Ерофеев, Время рожать) составил ее из людей, объединить которых под общим корешком могло прийти в голову только ему, - то есть осуществляя некую литературную акцию. Не просто типа "мэтр дает путевку в жизнь группе молодых товарищей", - а есть реальное действие, которым он руководит. В общем, похоже на кукольный театр Карабаса-Барабаса, поскольку имеются некоторые сомнения в том, что некоторые авторы были бы согласны попасть под одну обложку с другими некоторыми. Не говоря уже о том, что их всех подобрали по принципу и логике, о которых им явно не сообщили (сказав взамен - в белом прямоугольнике на обложке, - что это "Россия. Начало XXI века. Лучшие молодые писатели"). Но это тоже бытовой момент, которым заниматься не стоит.

То есть мы тут имеем некую металитературу, иными словами - прозаический текст размером в книгу, составленный не усилием отдельного автора, а с использованием пишущих возможностей многих.

Как бы поступил обычный составитель? Как они обычно поступают (речь не о принятых правилах приличия, а о возможной логике; вопросы качества и проч. оставим в стороне)? Он, надо думать, постарался бы наиболее эффективно развести все пишущие существа. Образовал бы с помощью совокупности авторов дискурс, который бы тяготел к наиболее ему знакомому спектру ощущений. Соответственно, пишущие бы выделили из себя письмо также вполне определенной зоны спектра: примерно той, что любезна составителю. Здесь же, легко видно, - пишущие существа отбираются как раз по их нахождению примерно в одной зоне спектра ощущений: примерно в области рефлексий и рецепций мочеполовой или уж там, не знаю... генитально-анальной сферы.

Хм, собственно, этот факт вовсе не противоречит сказанному о типичном составителе... Но и это отнесем пока к бытовым моментам.

То есть, может быть, они еще как-то иначе могут, куда более разнообразны в натуре, но в данном случае составителя интересует исключительно их проекция на это. В чем, говоря о гипотетических намерениях составителя, присутствует нечто несомненно научно-исследовательское. Можно даже представить себе мистический пейзаж: в некоем литературно-духовном пространстве несется куда-то клин пишущих существ, составивших вместе данное творение, а во главе клина, понятное дело, писательская сущность Вик.Ерофеева: призывно курлычет "Время рожать!".

В составительском предисловии про коллективный полет тоже говорится ("Групповой полет поколения в полете на фоне тоски по оседлости"), а еще там есть такая фраза: "Сможет ли новый текст рожать, покажет вскрытие". Будет сейчас и вскрытие.

О мистике речь зашла обоснованно, ибо в последних своих интервью г-н Ерофеев особо отчетливо артикулировал именно эту составляющую писательского труда. По его версии, "писатель не работает на уровне мысли. Он занимается тем, что перекачивает какую-либо книгу, написанную на небесах. Этот процесс не зависит от времени, системы и режима. Если у кого-то в голове есть принимающая антенна - он должен выполнить свое предназначение. Ты думаешь, что развитие идет у тебя, а на самом деле в тебя закладывают энные вещи". Эта прелесть была напечатана в "Вечерней Москве" 28 марта, что-то аналогичное - в мартовском "Совсекретно", где Ерофеев и его давнишняя немецкая попутчица порознь делились тайнами книги "Пять рек жизни".

То есть в этом варианте прямо сказано, что тот, кто пишет, - это вовсе не автор как физическое лицо. И он, оно - это пишущее существо - через антенну автору что-то то ли нашептывает, то ли "сливает". Тут, разумеется, возникает технологическое недоумение: отчего этот некто нашептывает Ерофееву именно то, что тот издает (уже издал), а не какие-нибудь, скажем, истории из жизни древнего Китая? Опять же не понятно, зачем на небесах написали хотя бы книгу "Пять рек жизни", да и точно ли там столь озабочены тем, что "если в Древней Греции в центре внимания был фаллос, то в двадцатом веке - женский орган"? Впрочем, зато понятно, куда именно направляется вышеописанный писательский клин.

Мне то есть и вычислять ничего не надо про пишущих существ, они названы самим составителем: нечто, что закачивает тексты в авторов. Притом это нечто - совершенно не понятно что, самим автором не контролируемое. Ну, в крайнем случае он антенну держит.

Интересно, что изложенная Ерофеевым идея есть достаточно обиходная заморочка лиц, любящих думать о своей отдельной связи с Космосом, астралом и проч. В пору особого обострения таких чувств в России (во времена Кашпировского, Горного, Лонго, Чумака) недели не проходило без того, чтобы в редакциях не объявились поэты-поэтессы, которые, знаете ли, ощутили в себе явление Есенина, Высоцкого и проч., которые, значит, и продиктовали им свои послесмертные стихи.

Заморочка не вполне изучена наукой. Похоже, что человек, впав в некритическую фазу существования, просто транслирует сам себя самому себе - какие-то свои чердачные или подвальные проблемы - в знакомых ему чужих форматах. То есть не агент письма диктует через антенну слова и музыку, а по какой-то петле в человека возвращаются его физиологические проблемы. Собственно, в том же интервью сам Вик.Ерофеев, забыв отчего-то о том, что книги пишутся на небесах, так и говорит: "Шокирующие моменты нужны для того, чтобы постучаться в "подсознанку" читателю". Понятно, что стучаться туда реально может захотеть только такая же "подсознанка". Своих ищет.

А вот по части данного труда Ерофеев оформил все корректно: его как составителя интересовала именно та зона самовозбуждения, которая свойственна ему самому и наиболее ему близка: на тему связи тела, писателя и небес. В сборнике на сей счет выясняется, что этот треугольник полностью погружен в дискурс траханий, выпивки и немытых тел, довлеющий автору, которого небеса благодетельствуют текстами свыше. Цитируем первые фразы сочинений из сборника.

"Начали грамотно. С первого курса положились на свою острую половую недостаточность. Но сыскать в низкорослом городе пассию с дипкоридором, через который без промаха к Пиренеям - метод экстенсивный, на любителя" (Игорь Мартынов).

"Ширяя винтом Вику Самореззз, ты надеешься ее пое*ать, что и происходит" (Кирилл Воробьев).

"Пока мои родители разводились, я научилась сочинять матерные рассказы" (Александра Данилова).

"Интересно, где помещается душа в его жирном теле?" - с холодным любопытством подумал я, нажимая на спусковой крючок" (Максим Павлов).

"Прекрасен младенец, с муками, с пуками и с прочими непристойными движениями и звуками выдирающийся из материнской утробы" (Марина Сазонова; кстати, в справках об авторах в конце книги отдельно указывается их семейное положение, в том числе наличие у них детей: о Сазоновой сказано лишь, что она замужем, так что про утробу - это она через связь с Космосом узнала).

"Я - мальчик тихий, и все говорят, что - красивый. Из Москвы приехала дочь генерала. Мы познакомились. У нее была такая особенность: она носила трусы и лифчики, как до нее еще никто не носил: не для прикрытия тела или самозащиты от физиологии, а как архитектурные излишества. Но чаще всего она вообще не носила белья" (Ефим Свекличный).

"...Отымел ее бездарно, быстро, еле-еле душа в члене" (Аркадий Пастернак).

Отметим, что всякий мистического плана человек при выдаче своей тайны в профанное (относительно его мистики) пространство всегда темнит. Он будет затушевывать свои истинные побуждения перед мистически не окормленными согражданами: не покажет им свою Главную Тайну. Конечно, подобный набор авторов - точнее, текстов - определенного типа свидетельствует, что Ерофеев организует новую тантру: связывает мистические переживания с телесными рецепциями. Несомненно, у вик.ерофеевской тантры имеется отличие: мистическая составляющая здесь возникает не в результате специального отношения к телу, а просто по факту болезненных переживаний авторов по этой части. В этом, несомненно, есть определенная новизна и подвиг, - тоже, впрочем, имеющие традицию в каких-то сектантских вариантах (некие рефлексы скопчества, немного хлыстовства). Но это было бы слишком торжественно, все на самом деле по-бытовому проще, потому что вариант вовсе не предполагает обращения к вымершей традиции, а формирует себя из конкретного и вполне обиходного материала. То есть несомненный пафос: много народу, у всех в тазобедренном пространстве что-то екает, тянет, колет, стреляет, зудит - а они переводят эти ощущения в художественные тексты вместо того чтобы пойти погулять на свежем воздухе.

Обратим внимание еще и на такую особенность вик.ерофеевской тантры. В сборнике есть несколько фашистских (условно: типа, фактурно-фашистских) текстов. "День рождения Гитлера" Пепперштейна или "Та ночь, когда советские элефанты вступили в Прагу" Игоря Мартынова. Тут же и могутинская "Лучшая грудь победителя". Ну или "Мальчик со спичками" Екатерины Садур.

Связь здесь очевидная, учитывая зависимость письма такого рода от конкретных физиологических ощущений: например, в тазобедренном районе или вообще в запущенном теле. Все это соответствует присказке студентов четверокурсников, оказавшихся на военных сборах перед последним курсом (раньше так было, во всяком случае). Присказка состояла в строевой речевке "Как надел я портупею, все тупею и тупею".

Речь, собственно, имеет в виду не только банальный факт службы в армии, но и то влияние, которое оказывает армейская сбруя на физиологию. Физиология же, разумеется, всегда норовит перейти в определенный тип письма (у пишущих, конечно). То есть если перетянуть как-то тело человека, то воспринимать он все будет иначе. Сапоги там, ремни, туго застегнутый ворот и т.п. Все это окажет влияние на состояние ума пишущего, в дело пойдут уместные механизмы-организмы и окрестности-ситуации. Разумеется, если у человека и без всяких внешних наездов в теле гуляет напряжение, то он и будет его репродуцировать на письме, выбирая уместные ассоциации. Письмо же будет состоять в прислушивании к собственным телесным ощущениям и их толкованию.

Но вот что интересно: похоже, эти мучения извлекаются из себя ровно потому, что авторы перестали испытывать давление внешнее. Потому что... ну должно же что-то давить. Это типа о том, что такое свобода...

Словом, тут все диктуется напряжениями в отдельных зонах тела. Соответственно, все вместе весьма складно: тело, испытывающее ломоты в районе копчика, какие-то поверхностные натяжения, униформа как заимствуемая сексуальность, садо-мазо - в качестве разрешения по сути вовсе не сексуальных проблем. Учитывая, что речь идет о писателях, тут (в сборнике) все определяет проблема треугольника тела, писателя и небес: имеется конкретный треугольник сил, который - согласно версии Ерофеева о том, как именно происходит письмо - и порождает вот такую эстетику.

А в качестве резюме этой борьбы годится рассказ Софьи Купряшиной "Посещение графа Толстого" (снова цитируется первый же абзац).

"Друзья или враги мы с Германией и с этим е*аным кайзером, для меня и для русских совершенно безразлично. Россия будет жить!" - воскликнул мудрый старец, сверкая своими совсем уже выцветшими и вылезшими из орбит глазами. И пока он говорил, никто не дотрагивался до еды, все жадно смотрели ему в рот из которого свисала длинная полоса капусты...

...Утром он все частично вспомнил, и х*й его семидесятилетнего тела встал".

Вот так, с шутками-прибаутками и мыслями о "полете на фоне тоски по оседлости", группа "лучших молодых писателей" и вошла в Россию начала XXI века.

• Предыдущий выпуск
• Следующий выпуск